Капитан Затишье перегнулся через седло.

– Капрал Лист, ты уже проснулся?

Голова юноши свесилась и качалась из стороны в сторону.

– Черт бы тебя побрал, историк, – проворчал Затишье. – Да ведь парень чуть ли не теряет сознание от нехватки воды.

Взглянув на капрала, Антилопа заметил нездоровый румянец, который, несмотря на толстый слой пыли, покрывал щеки Листа, а также огромные сухие глаза.

– С утра я не видел ничего подобного… – начал было оправдываться историк.

– Одиннадцать часов назад! «Одиннадцать?»

Капитан развернул свою кобылу в противоположную сторону; его отчаянные крики, призывающие целителя, несмотря на ржанье лошадей, скрип повозок и звуки шагов нескольких тысяч ног, разнеслись над всем войском.

«Одиннадцать?»

В огромных клубах пыли стадо животных медленно меняло свое расположение. Наконец-то вернулся Затишье. Бок о бок с ним скакала Невеличка: эта маленькая, хрупкая девочка казалась карликом на фоне огромного, мускулистого жеребца, повиновавшегося любому ее желанию. Капитан взял поводья лошади Листа и передал их Невеличке. Антилопа молча смотрел, как виканский ребенок медленно снял капрала из седла и положил на землю.

– После подобного события меня подмывает отдать приказ Невеличке о том, чтобы теперь наблюдала за тобой она, – произнес Затишье. – Дыханье Худа, старик, когда ты последний раз имел возможность сделать хоть маленький глоток воды?

– Какой воды?

– Мы же оставили солдатам несколько полных бочек. Каждое утро, историк, ты должен брать бурдюк около повозок для тяжелораненых, а каждый вечер – возвращать его на место.

– Скажи, а в нем будет находиться нагретая вода, не так ли?

– Нет, молоко и кровь.

– Но если бочки оставляют только для солдат, то как же поступать со всеми остальными?

– Им приходится обходиться только тем, что они вынесли из реки Секалы, – произнес Затишье. – Конечно, мы защищаем беженцев, однако, в конце концов, мы не можем за ними поддерживать штаны. Вода превращается в самую ценную валюту, и скоро за нее начнут давать огромные деньги.

– Но ведь дети начнут умирать. Затишье кивнул.

– Я бы сказал, что это ситуация в кратком виде отображает пути всего человечества в целом. Но кому нужны огромные тома истории, если начинают умирать дети? Вся несправедливость мира кроется в двух словах: дети умирают. Процитируй меня, историк, и считай, что со своей работой тебе удалось справиться.

«А ведь этот ублюдок прав. Политика, этика, игры богов – все это заключено в одной трагической фразе. Я обязательно процитирую тебя, солдат. Будь уверен в этом. Старый, зазубренный, тупой и ржавый меч попал в самое сердце».

– Твои слова заставляют меня смириться, капитан. Затишье что-то проворчал и передал историку бурдюк.

– Там осталась пара глотков. Пей медленно, иначе есть очень большая вероятность задохнуться.

На лице Антилопы появилась сухая усмешка.

– Я думаю, – продолжил капитан, – что ты не забудешь о своем перечне неудач.

– Боюсь, сейчас уже слишком поздно об этом говорить. Затишье ответил коротким кивком.

– Как же нам теперь быть, капитан?

– Нас постепенно истребляют. Все больше и больше. В день мы теряем убитыми около двадцати человек, а ранеными – вдвое больше. В пыли на земле внезапно появляются гадюки, в воздухе – стрелы, а солдаты все погибают и погибают. Мы выслали отряд виканов для преследования врага, однако те попали в засаду. В результате нам пришлось отправить на подмогу еще одну группу солдат, но это значительно ослабило наши фланги, внеся во всеобщую сумятицу еще больше неразберихи. Число беженцев и пастухов стремительно сокращается, а это приводит к еще большей потере скота. Не следует забывать и о тех виканских псах, которые постоянно крутятся около стада. В конечном итоге, через некоторое время нам просто станет нечего есть.

– Другими словами, подобная ситуация не может больше продолжаться.

Затишье обнажил ряд белых ровных зубов, которые на фоне рыжей бороды были похожи на нитку жемчуга.

– Поэтому мы и решились выйти на поиски неприятельского предводителя. К тому времени, как мы достигнем реки П'аты, караван будет вновь атакован со стороны его армии. А подобного расклада мы не желаем.

– Еще одна переправа?

– Да нет, эта река глубиной всего лишь по колено, а во время сезона засухи она становится еще мельче. Проблема в другом: прибрежные земли населены древними племенами, и я более чем уверен в том, что местные жители способны причинить нашему каравану массу проблем. В любом случае, есть всего две возможности: либо мы обеспечиваем себя хотя бы небольшим жизненным пространством для маневра, либо мы превращаемся просто в груду гниющего мяса. В последнем случае все грядущие планы не имеют никакого значения.

Внезапно зазвучал виканский горн.

– О, – произнес Затишье, – дело сделано. Тебе нужно немного отдохнуть, старик, а затем присоединяйся к нам в лагере клана Безрассудных Собак. Еда будет готова через несколько часов, я разбужу тебя к тому времени.

– Идет, – согласился историк.

Сгрудившись вокруг какого-то едва различимого предмета в высокой траве, свора виканских собак встала как вкопанная на расстоянии двадцати шагов от Антилопы с Затишьем и посмотрела на вновь прибывших всадников. Увидев этих суровых пятнистых тварей, историк содрогнулся.

– Не смотри им в глаза, – произнес Затишье. – Ты – вовсе не викан, и они об этом очень хорошо осведомлены.

– Мне стало просто интересно, что они там едят.

– Совсем не то, что тебе было бы приятно видеть.

– Ходят слухи о разрытых детских могилах…

– Я уже сказал, историк: тебе не стоит это знать.

– Некоторые из наиболее отважных бедняков нанимались на работу и охраняли эти могилы…

– Если в жилах этих людей не течет виканская кровь, то они уже пожалели о собственном решении.

Как только двое мужчин двинулись дальше, свора возобновила свое пиршество.

Впереди замаячили огоньки костров. Последняя линия защиты представляла собой патруль, состоящий из нескольких стариков и совсем молодых юношей, которые ходили вокруг крайних палаток. Они с удивлением смотрели на зловещих псов и пару конников, широким шагом направлявшихся в сторону небольшой территории виканов.

– У меня складывается ощущение, – пробормотал Антилопа, – что у этих людей остается все меньше и меньше желания защищать находящихся рядом беженцев…

Капитан поморщился, однако не сказал ни слова.

Они продолжили пробираться среди палаточных рядов. В воздухе висел тяжелый дым, насыщенный одновременно резким и сладким запахом конской мочи и вареных костей. Антилопа замедлил движение – они поравнялись с одной старухой, сидящей около костра, над которым висел железный горшок с костями. Месиво, булькающее в горшке, практически не содержало воды. Небольшой деревянной дощечкой старуха собирала жир и костный мозг, который скапливался на поверхности, и помещала его в бычью кишку. Затем она перекручивала внутренности животного нитками, и через несколько минут перед изумленным взором историка появилось около метра некоего продукта, напоминающего колбасу.

Заметив спутников, женщина с деревянной дощечкой в руке замерла; этот жест был похож на подачку, что обычно дают несмышленому ребенку. В жире показались черные листики шалфея – эту траву историк когда-то просто обожал, но сейчас, став одним из немногих уроженцев Одана, начал презирать. Антилопа улыбнулся и покачал головой.

Затишье встретился глазами с историком и произнес:

– Тебе все известно, старик. Эти люди говорят, что ты бродишь в мире духов. Старая кобылица не станет предлагать еду всем подряд, даже мне – это же очевидно.

«Мир духов. Да, я побывал там. Однажды… Но больше мне этого не нужно».

– Посмотри на того старика, одетого в лохмотья, покрытые коростой…

– Да он же общался с богом – это очевидно. Не стоит над ним громко смеяться – однажды это может спасти тебе жизнь.