В то же самое мгновение Крест подпрыгнул и сомкнул свои челюсти на плече зверя. Послышался хруст костей. Безумно мотая головой, Гончая умудрилась напрочь оторвать конечность.

– Мессремб! – заревел Трелл, сдерживая Икариума в объятиях. – Это же наш союзник!

– Сольтакен! – заверещал Искарал Пуст, принявшись танцевать на одной ноге.

Маппо медленно осознал смысл своих слов.

– Друг, – прошептал он и опустился на землю. Скрипач догадался. «Это первый друг, которого мы потеряли сегодня. Первый…»

Треморлор начал протягивать к обоим Сольтакенам длинные, как щупальца, корни, и через несколько минут каждый из них оказался в своей собственной вечной тюрьме. Медведь, из обрубка лапы которого бешено хлестала кровь, попытался бороться с новыми для себя узами, однако мощь Азаса была несоизмерима. Корни начали сжиматься, камера уменьшаться, и, наконец, Сольтакен почувствовал, что ему начало не хватать воздуха. Вокруг глаз появились синие круги, а белки начали вылезать их орбит.

Корни ослабили хватку, затем подобрали несколько валяющихся на полу лап, костей, кусков плоти и мгновенно их поглотили.

– Маппо, – произнес Икариум. – Посмотри на ту странную руку, которая так и не отпустила хватку вокруг его шеи. Знаешь, что это означает? Треморлор – это не вечная тюрьма для Мессремба. Как и в случае энкар'ала, Худ возьмет его душу к себе…

Корни противоположных стен практически сомкнулись друг с другом.

– В лабиринте появилась новая стена, – произнес Крокус.

– В таком случае, надо спешить, – прошептал Скрипач, только сейчас поднимаясь на ноги. – Бегом.

Они вновь двигались в полной тишине. Скрипач обнаружил, что после произошедших событий его руки начали неистово трястись. Это мешало держать арбалет, а онемение, захватившее разум, не позволяло сосредоточиться.

«Мы же не выживем здесь. Даже сотни Гончих Тени окажется недостаточно. Изменяющие Форму покоятся тут сотнями, тысячами, однако сколько из них достигнет Дома? Только самые сильные… самые сильные… На что же отважились мы? На то, чтобы ступить в Дом и найти врата, что перенесут нас в Малаз, в сам Дом Смерти. Боги, да мы же просто пешки в этой игре… за исключением человека, который опасается своей силы и которого боится сам Азас».

Со всех сторон начали вновь доноситься звуки разгорающейся битвы. Параллельные коридоры стали свидетелями такой резни, и им самим в ней придется скоро участвовать. В самом деле, ужасные звуки становились все громче и ближе… «Мы приближаемся к Дому… Пути пересекаются…»

Скрипач остановился и вновь обернулся на своих спутников. На лице каждого из них отражались те же самые мысли, что терзали сапера. Молчаливо переглянувшись, они абсолютно точно поняли друг друга. Впереди послышался шорох шагов. Скрипач обернулся и увидел бешено бегущую Гончую Шан. Ее бока, покрытые глубокими ранами, шумно вздымались.

«О, Худ!..»

В этот момент послышался новый звук, он приближался сзади, оттуда, где только что скрылась эта Гончая.

– Он был предупрежден! – закричал Икариум. – Гриллен! Вы все были предупреждены!

Маппо положил руки на плечи друга. Волна ярости, исходящая от Икариума, наполнила воздух, будто бы весь Путь задержал дыхание. На лице Ягута не было никаких эмоций, однако Скрипач явственно увидел, насколько напряжены руки Трелла. Внезапно Маппо испустил такой возглас боли, разочарования и страха, что сапер опустился на колени… Из его глаз полились слезы.

Гончая Слепая встала мордой к Ягуту, ее хвост недобро зашевелился. Подобная картина повергла сапера в шок.

Крест и Баран повторили действие своей предводительницы, образовав нечто вроде заградительного барьера вокруг Икариума. Скрипач понял, что оказался в стороне и поднялся с земли. В то же мгновение он почувствовал – ноги стали как ватные… Подобное ощущение охватывало его тогда, когда ему приходилось выпивать несколько галлонов вина. Все смотрели на Икариума – тот находился на гране своих возможностей… Вот-вот терпение кончится, и начнется настоящий террор.

Все три Гончие вздрогнули и попятились назад. Скрипач обернулся – тропа впереди оказалась закрыта новой колышущейся массой корней. «О, неужели нам предстоят новые испытания».

Девочке, облаченной в кожаную жилетку с пришитыми расплющенными медными монетами в виде щитков, было не более одиннадцати-двенадцати лет. В руках она держала острием вперед большую пику – настолько тяжелую для хрупкого организма, что на лице выступили капли пота.

Фелисин заметила у голых пыльных ног девочки огромную корзину, наполненную цветочными букетами и венками.

– Ау тебя неплохо получается, – произнесла Фелисин. Молодая караульная молчаливо переводила взгляд со Льва на Толбакая.

– Ты можешь опустить свое оружие, – тихо произнес пустынный воин.

В ту же секунду кончик дрожащего копья уткнулся в песок. Раздался грубый голос Толбакая:

– На колени перед Возрожденной Ша'икой!

Девочка мгновенно выполнила приказ и упала ничком на землю. Фелисин присела и дотронулась до ее головы.

– Можешь подняться. Как твое имя?

Девочка нерешительно поднялась и решила на всякий случай кивнуть.

– Понятно, – произнес Лев. – Она похожа на одну из многочисленных сирот, живущих в этих местах. Еще ни один человек не обратился к ней по имени. Пойми, Возрожденная Ша'ика! У этой девочки нет имени, однако она уже решила посвятить всю свою жизнь служению тебе.

– Если это действительно так, то она вполне заслужила иметь имя. То же самое относится и к остальным сиротам.

– Поступай так, как считаешь нужным. Кто будет говорить с ними?

– Я сделаю это сама, Лев.

Окраины оазиса были обложены невысокими покосившимися стенами из глиняного кирпича. За ними виднелся десяток полуиссохших пальм, у подножия которых в листве шуршало несколько песчаных крабов. Рядом стояла дюжина белых коз, те с интересом повернули свои светло-серые глаза по направлению к незнакомцам.

Фелисин вновь опустилась на корточки и подняла один из небольших цветочных венков. Осмотрев со всех сторон, она с улыбкой продела через него правую руку.

После этого путешественники вновь двинулись в центр оазиса. Воздух постепенно становился прохладнее; вид небольших лужиц с водой и густой растительности шокировал людей, привыкших за несколько месяцев к палящему солнцу и белому песку. Вокруг виднелось множество руин – по всей видимости, здесь когда-то находился большой город с роскошными садами, лужайками, бассейнами и фонтанами. Вокруг лагеря было расположено несколько загонов; лошади, стоящие там, выглядели сытыми и отдохнувшими.

– Насколько велик этот оазис? – спросил Гебориец.

– А почему бы тебе не поинтересоваться у своих призраков? – спросила Фелисин.

– Не могу. Этот город подвергся очень жестокому разрушению. Древние захватчики старались разрушить последние островки культуры Первой империи. Посмотрите, под ногами лежит огромное количество битых черепков. Тонкие осколки небесно-голубого цвета принадлежат Первой империи, а грубые, красные – захватчикам. Подобная смена событий имеет место на протяжении всей истории: – от изысканного до отвратительного. Эта истина заставляет мою душу сжиматься от горя.

– Оазис очень широк, – начал рассказ Лев, обращаясь к бывшему священнику. – Часть земель содержит настоящий перегной, на них мы выращиваем корма для скота и зерно. Посмотрите на те высокие деревья! Это несколько огромных кедров, которые остались от древнего леса. Все остальные пеньки давно превратились в камень. На территории оазиса много бассейнов и озер – воды здесь действительно с избытком. Будь на то наша воля, мы никогда не покинули бы этот благодатный край.

– Сколько здесь проживает людей?

– Одиннадцать племен – сорок тысяч кавалеристов, лучше которых не видел белый свет.

– На что способна кавалерия против нескольких легионов пехоты, Лев? – проворчал Гебориец.

Пустынный воин улыбнулся.