– Ты не можешь. И даже если бы мог, она вряд ли захотела бы… возобновить ваши отношения.

– Я это знаю! – сверкнул глазами Иггур. – Но мне трудно смириться с тем, что она находится на Аркане, в западне. Если бы только знать, что с ней все в порядке.

Последовало долгое молчание.

– С ней все в порядке! – тихо произнесла Карана. Иггур уставился на нее, но она сидела и тихо улыбалась.

Лиан, которому были хорошо известны ее шаловливые выходки, сказал:

– Не мучай его, Карана. Скажи ему, если что-нибудь знаешь.

– Магрета никогда не могла прервать наш контакт, если я этого не позволяла, – объяснила она. – И он все еще тут – маленький теплый узелок в моем сознании. Я не могу использовать его и связаться с ней, но я знаю, что она еще жива.

– Почему же ты не говорила мне об этом раньше? – набросился на нее Иггур.

– Я была поглощена другими заботами, – ответила Карана с милой улыбкой. – Например, своими налогами.

– О, да пошли ты к черту свои налоги!

– Мне бы хотелось, чтобы их послал туда ты.

– Очень хорошо! Дай мне скорее перо и бумагу, пока я не передумал.

Лиан быстро принес все необходимое. Иггур что-то нацарапал на бумаге, подписал каждый лист и на каждом поставил печать, а Шанд и Лиан расписались в качестве свидетелей.

Иггур прочел написанное вслух:

– «Предъявитель сего, Карана Элинора Мелузельда Ферн, настоящим освобождается от налогов, пошлин, податей, дани на период в десять лет, считая с указанной даты, в признание ее заслуг перед государством». Этого довольно? – Он передал документы Каране.

– Более чем, – ответила она. – Давайте за это выпьем.

Но когда они уже вовсю пировали, Иггур снова поднял волновавшую его тему:

– Если бы только не была уничтожена флейта, мы могли бы открыть Путь и найти ее с твоей помощью. Я полагаю…

– Нет, Иггур, – мягко возразил Шанд. Сам он уже отказался от этой надежды и не мог вынести, чтобы она вновь ожила. – Нет абсолютно никаких шансов. – И в комнате опять воцарилась тишина.

В ту ночь Карана и Лиан сидели у камина, после того как все остальные пошли спать. Карана сделала глубокий вдох.

– Лиан… – начала она.

– Знаешь, – перебил ее Лиан, возвращаясь к теме, которая так часто его беспокоила, – когда-то я думал, что мне известно все обо всем на свете, – ведь все было так ясно, когда я был молод.

– Ты еще молод – тебе всего тридцать.

– А ощущаю я себя, словно стал лет на двадцать старше после того, как встретил тебя. О, я хотел сказать – после того, как стал летописцем. Ты представить себе не можешь, как это меня изменило! Почти сразу же я превратился из нищего, гонимого мальчишки в человека, на которого люди смотрят с почтением. Это изменило всю мою жизнь! У меня появилось свое место в жизни, меня уважали. А теперь, если я пойду в какой-либо колледж, то буду чувствовать себя так, словно вторгся в чужие владения. Все в прошлом.

Карана ощутила ненависть к Вистану.

– Ты сглупил, но ты не заслуживаешь того, что сделал с тобой Вистан. Ты стал жертвой злобного старика, который ненавидит дзаинян.

– Я спровоцировал Мендарка, он сжег библиотеку, и в результате этого пожара погибло много узников.

– Нет, ты ошибаешься! Ты подтолкнул его, да, но это он принял решение.

– Я несу ответственность за смерть Рулька. Я никогда себе этого не прощу.

– И это не твоя вина! Ты пытался спасти мне жизнь. Это Тензор убил Рулька, а не ты.

– О, как я наслаждался своей властью над Тензором! Я заслужил того, чтобы меня лишили звания мастера.

– Если бы наказали всех, кто упивается своей властью над кем-либо, очень немногим на Сантенаре удалось бы избежать кары. Ходили даже анекдоты о мастерах, неразборчивых в средствах.

– Да, верно, – вспомнил Лиан. – Я сам их рассказывал. Был Джиссини Ренегат, Релч Плагиатор, Мара Мошенница – ну и лгунья она была! Никого из них никогда не наказывали.

– Включая Вистана, который втравил тебя в эту историю с Зеркалом, чтобы избавиться от тебя. Омерзительный старый лицемер! Он заполучил для своей Школы твое Великое Сказание, прежде чем вышвырнуть тебя вон.

Лиан был доволен, что его так яростно защищают, хотя и не вполне успокоился.

– Но я наделал столько глупостей! Я так хочу, чтобы мне вернули звание мастера, – больше всего на свете!

Карана взяла его за руку:

– Я уверена, что вернут. А теперь, Лиан…

– А я не уверен! – отрезал он.

Карана поерзала в кресле. Ей нужно было сказать Лиану нечто важное, но она с трудом подыскивала слова. Да еще он сбивал ее своей болтовней.

– Лиан…

– Как ужасен этот мир! – продолжал он сетовать. – Только вспомни последние два года. Вспомни Предания! Жизнь – это лотерея. И выживает вовсе не сильнейший – иначе все мы ишачили бы на каронов до конца времен. Выживает тот, кому больше всех повезло. И одна песчинка может перевесить.

– Предполагается, что это должно меня утешить? – резко спросила Карана. – А насчет нашего общего будущего? И насчет будущего наших детей?

– Детей? – повторил он мечтательно. – У троекровниц не может быть детей.

Однако что-то в ее тоне насторожило Лиана, и он взглянул на Карану. Ее красивые глаза цвета малахита сияли, щеки были мокрыми от слез. Она протянула Лиану руку, и он прижал Карану к себе.

– То ли это мои травмы, то ли хракс, а скорее всего – дар Рулька, но что-то изменилось. Я беременна!

ЭПИЛОГ

Оплакиваю тот прискорбный миг,

Когда – о ужас! – мы низверглись вниз

И рай утратили…

Мильтон. Потерянный рай

Магрета утратила волю к жизни. Неделями она лежала в глубокой депрессии, не в силах вымолвить ни слова. Потом как-то утром у нее сами собой пробудились чувства, и она открыла глаза. Ее бабушка сидела у постели, созерцая маленькое красное солнце Аркана, повисшее над горными пиками, такими же зазубренными и непривлекательными, как отбитое горлышко черной стеклянной бутылки. Огромная оранжевая луна опустилась в небе так низко, что Магрета почти физически ощущала ее вес. Девушку опустошила потеря Рулька. Потом летаргия уступила место приступу ярости и иррациональному стремлению отомстить за его смерть. Но она была бессильна что-либо предпринять. Врата больше не открывались.

– Магрета! – Ялкара оказалась возле нее.

Магрета открыла рот, но издала лишь какой-то писк. Она почти разучилась говорить.

– Я так тоскую по Рульку, – с трудом прошептала она.

– Мне бесконечно жаль его и тебя! – Ялкара отвела ей волосы со лба. – Если бы я могла тебе помочь! Но я не могу.

– Если бы существовал способ вернуть его обратно, я бы вытащила его из могилы. Я бы сделала что угодно!

–  Его не вернуть, Магрета.

– Тогда я посвящу свою жизнь мщению, выполняя его клятву. Чего бы мне это ни стоило!

– Это бессмысленно. Тензор мертв.

– Но у феллемов теперь есть все, чего они желали.

– Разве? – спросила Ялкара.

Взяв Зеркало, она вызвала видение того кровавого ада, в который превратился Таллалам. Казалось, весь мир феллемов в огне. Вместо прекрасных лесов над выгоревшей землей возвышались черные пики скал, упирающихся в небо. Кругом только зола, огонь, кровь… Ялкара вскрикнула от горя, на этот звук прибежало несколько каронов. Все они смотрели в Зеркало на руины того, что когда-то, прежде чем вышвырнули в бездну мариемов, было их собственным миром.

– Для них лучше было бы умереть, – прошептала Ялкара. – Ты видишь, Рульк отомщен, и феллемы сделали это собственными руками.

– Кривое Зеркало, – с горечью произнесла Магрета, но тем не менее ей пришлось отвернуться. – Оно лжет!

– Только не мне!

– Я уверена, что феллемы это пережили.

– Посмотри! – воскликнула Ялкара и сунула Магрете Зеркало в лицо. – Посмотри – и ты поймешь, что месть бессмысленна.