— А теперь я узнаю, что у меня есть сын, — Ямато тихо засмеялся, но в этом смехе.

Ямато замолчал, но тишина в машине долго не продлилась. После долгого вдоха, он снова заговорил, на этот раз его голос стал более напряжённым.

— Удивительно порой судьба играет с людьми, — начал он, задумчиво глядя в окно, — Сын помогает отцу, а родная дочь… Она всегда была для меня загадкой. Как будто с самого детства мы говорили на разных языках.

Я почувствовал, как тон Ямато меняется, становясь холоднее, но в нём звучала не только обида, но и горечь.

— Я помню, когда она была маленькой… Я был так занят, так увлечён развитием корпорации, что у меня почти не было времени на неё. Постоянные встречи, переговоры, сделки. Тогда я думал, что делаю всё ради её будущего, что, когда я стану сильным и успешным, она будет гордиться мной. Но она… Она всегда делала всё наперекор. Как будто только для того, чтобы доказать мне, что я ошибался.

Ямато замолк на мгновение, его взгляд затуманился.

— Сначала я списывал её поведение на подростковый бунт, — продолжил он после короткой паузы. — Но время шло, а между нами всё становилось только хуже. Я видел, как она отдаляется. Как она делает выборы, которые я не мог поддержать, вступает в сомнительные альянсы, ведёт себя как человек, которого я совсем не знал. Словно все мне назло. Я пытался быть строгим, пытался вернуть контроль, но… — его голос снова дрогнул. — Возможно, я сам виноват. Слишком увлекся работой, слишком мало уделял ей внимания. Я думал, что она поймёт. Но вместо этого я только терял её.

Я молча слушал, не перебивая. Я чувствовал, что это откровение давалось Ямато тяжело.

— Но она перешла все границы, — голос Ямато стал твёрже, в нём прозвучали нотки горечи и разочарования. — Рен пошла против меня. Не просто как дочь, но как враг. Она хочет моей власти, моего положения. Она ведёт игру, в которой уже нет места для отцовских чувств. Это не просто бунт — это предательство. И, возможно, это я сам создал эту тень, которая теперь угрожает уничтожить всё, что я построил.

В машине повисла тяжёлая тишина.

Ямато продолжал сидеть в тишине, пока машина мчалась вперёд. Но его мысли не давали ему покоя. Воспоминания о прошлом настойчиво всплывали одно за другим, и он не мог их остановить. Вспомнив Рен, его разум перекинулся на ещё одну фигуру, которая всегда оставалась в тени, но теперь играла ключевую роль — Акиро Абэ, сын его давнего друга, Изаму Абэ.

— А Акиро… — произнёс Ямато, будто разговаривая сам с собой. — Сын Изаму. Мы с его отцом были близки, знаешь? Настолько, что он был единственным человеком, которому я мог доверить свои сомнения, свои слабости. Мы вместе начинали этот бизнес. Деньги, которые оставались нам на еду, мы вкладывали в дело — он и я. Вместе голодали ради одного.

Ямато на мгновение замолчал, вспоминая лицо своего старого друга.

— Изаму был прекрасным человеком, но его сын… — Ямато горько усмехнулся. — Акиро никогда не был таким, как его отец. Изаму просил меня помочь ему, дать Акиро шанс, чтобы тот смог найти своё место в жизни, в бизнесе. Я согласился, потому что уважал друга и считал, что это будет актом доброй воли. Но я не думал, что у Акиро будут такие амбиции.

В голосе Ямато появилось что-то холодное, почти презрительное.

— Он всегда был больше заинтересован в власти, чем в том, чтобы быть хорошим управленцем. Изаму был искренним и порядочным человеком, но его сын… Акиро видел в корпорации только лестницу, по которой можно подняться как можно выше, и ему было безразлично, что он разрушит на своём пути.

Я чувствовал, что отец снова погружается в горькие воспоминания.

— Я не считал его достойным управлять, — продолжил Ямато, его голос становился всё более твёрдым. — Он никогда не проявлял себя как стратег или лидер, всё, что он умел — это плести интриги и искать возможности. А я… я был слишком занят, слишком много сконцентрировал на себе. Я следил за основными делами корпорации, но не обращал внимания на то, что происходило на уровне управления. Признаться, я не считал их всех серьезными конкурентами. И именно в этом моя главная ошибка.

Он глубоко вздохнул, словно собираясь с мыслями.

— Все эти годы я строил «Спрут», чтобы он стал сильным и непоколебимым. Но вместо того чтобы воспитать настоящих преемников, я позволил змеям подползти слишком близко. И вот к чему это привело — Рен играет в свои игры, Абэ рвётся к власти, а я даже не видел, как это произошло.

Ямато посмотрел на меня, его взгляд был серьёзен.

— Я всегда думал, что контролирую всё. Но истина в том, что, поглощённый своими целями, я потерял контроль. А теперь это может уничтожить всё, что я создавал.

— Мы сделаем все, чтобы этого не произошло, — ответил я и впервые за все время поездки Ямато расслабился и успокоился.

* * *

Главный юрисконсульт корпорации «Спрут» господин Ватабэ сидел напротив Абэ, чувствуя, как напряжение в кабинете нарастает с каждой секундой. Абэ выглядел взвинченным — его лицо исказилось от гнева, а глаза горели странной, пугающей ненавистью. Казалось, что он едва сдерживает себя, пока Ватабэ докладывал новости.

— Кто-то подал иск о признании медицинского заключения по здоровью господина Ямато недействительным, — сообщил Ватабэ, стараясь сохранять спокойствие. — Знакомые юристы сообщили, что документы зарегистрированы и поданы на рассмотрение.

Абэ немедленно отреагировал, сжав кулаки так сильно, что костяшки его пальцев побелели.

— Это Мураками, я уверен, — процедил Абэ сквозь зубы.

— Не могу точно это утверждать, но вероятность что это именно он есть.

— Каковы его шансы на успех? — спросил он с холодным, но напряжённым голосом.

— Никаких, — ответил Ватабэ, стараясь придать своему голосу уверенность. С точки зрения закона, дело выглядело не более чем мелкой формальностью. Абэ должен был успокоиться при этих словах.

Но что-то в его поведении вызывало тревогу. Абэ отвернулся к окну, и Ватабэ заметил, как его плечи сотрясаются от внутренней ярости.

Спустя мгновение Абэ повернулся к нему, его глаза теперь полыхали холодной решимостью.

— Я хочу уничтожить Мураками, — сказал он. — В прямом смысле — уничтожить.

Ватабэ внутренне содрогнулся от этих слов. Он моргнул, словно не веря своим ушам. «Уничтожить»? В прямом смысле? Неужели Абэ всерьёз говорил об убийстве? Страх сдавил грудь юриста.

— Вы что, сошли с ума? — спросил Ватабэ, не удержавшись. Такой тон был недопустим, тем более с Президентом корпорации. Но вся ситуация была такой неправильной, что Ватабэ не смог соблюсти субординацию. — Вы не можете переступать закон! Это немыслимо! Вы что, действительно говорите о…

Он не успел закончить фразу. Абэ склонился вперёд, его лицо исказилось лукавой, почти маниакальной улыбкой.

— А куда вы думаете, делся доктор, который дал заключение по Ямато? — прошептал Абэ с такой спокойной уверенностью, что у Ватабэ похолодело в груди.

Слова Абэ звучали как удар. Ватабэ внезапно понял, что перед ним сидит человек, который уже переступил черту. Ватабэ знал, что тот самый доктор умер от сердечного приступа. И сейчас Абэ только что ясно дал понять, что готов идти на крайние меры.

В голове Ватабэ сложилось всё сразу — Абэ не просто был зол, он потерял связь с реальностью и перешёл границы, за которые не осмелился бы ступить никто здравомыслящий.

Ватабэ с трудом сдержал дрожь. Теперь он знал: Абэ безумен. И опасен.

Глава 21

Наоми сидела в запертой комнате, освещённой только тусклым светом из единственного маленького окна высоко под потолком. Она чувствовала, как страх и беспокойство захватывают её, но отчаянно старалась сохранить ясный ум. Прислушиваясь к звукам за дверью, она понимала, что шансов на быстрый побег почти нет — замок на двери явно прочный, а за стенами царила полная тишина.

Она огляделась вокруг, стараясь уловить любые мелочи, которые могли бы помочь ей выбраться. В комнате практически ничего не было: старый стол, обшарпанное кресло в углу и потрёпанный ковёр на полу. Наоми подошла к столу и внимательно посмотрела на его поверхность — на нём лежали только несколько бумажек и обломок карандаша. Не особо много, но даже обломок мог пригодиться, если использовать его с умом. Место явно не предназначалось для того, чтобы держать здесь людей взаперти. Наверняка использовали его сумбурно, лишь бы закрыть ее хоть где-то.