Кай склонился над Маэрлингом и пощупал у того пульс.

— Нормально, до свадьбы заживет. Даже в этом сомнительном случае — я про свадьбу. Пулю будем вынимать утром, начнись там заражение — он бы раньше как миленький прибежал. Дуракам везет. Положите в угол, пусть отсыпается сокол, отлетался.

Гюнтер пристроил Витольду под голову какую-то одежду, накрыл шинелью и, всем своим видом давая понять, что считает миссию выполненной, ушел ночевать, развалившись так, чтобы перекрыть вход за ширму, где спали Магда и Дэмонра, одна — мирно, вторая — не очень. Кай, которому выпала очередь дежурить, уселся на табурет в углу, сцепив руки в замок и уперев локти в колени.

— Эрвин, идите спать. Если не надумали меня сменить, но мне вроде как еще два часа тут сидеть.

— Кай, мне хочется вас убить.

— Встаньте в очередь. Хотя я таких временных и эмоциональных затрат вряд ли стою. И давайте выйдем за дверь, если уж вам приспичило поговорить. Не хочу, чтобы Гюнтер метнул сапог на звук.

Снаружи уже было светлее, чем внутри. Над хилыми деревцами вставала бледная заря. На ее фоне единственная высокая лиственница с петлей через ветку, которую Гюнтер впопыхах забыл снять, выглядела бесовски мерзко.

— Дерьмо, — сквозь зубы выплюнул Эрвин, ни к кому не обращаясь.

— Дерьмо, — легко согласился Кай. — Но сработало ведь?

— Сработало? Кай, а вы подумали, как мы утром будем разговаривать?

Маг нахохлился от холода и сунул руки в карманы.

— По всей вероятности, утром вы будете разговаривать на морхэн. Хотя для разнообразия можно попрактиковаться в каких-нибудь еще языках.

— Мы ведь друзья были. Вам знакомо понятие «дружба»?

— Нет, мне это понятие незнакомо. Но, думаю, форма «были» здесь вполне уместна, люди такие вещи прощают только в книжках. Зато с вероятностью в восемьдесят семь процентов он больше никогда не притронется к кокаину. Для такой ситуации это просто отличный показатель, между прочим.

— Какие вероятности, какие проценты, какие показатели?!

— Математические. А вам очень нужно мое сочувствие? Сочувствую, вы дурно выбираете друзей. И да, ваша проблема — не порфирия.

— Неужели? А что же тогда моя проблема?

— Серьезный переизбыток совести. Обычно от этого рудимента люди избавляются в подростковом возрасте, а у вас что-то пошло не так. Что странно, вроде бы во всем остальном запоздалого развития не наблюдается…

— А за сто медяков вы мне судьбу не предскажете, раз уж вы так хорошо вперед видите и в душах читаете? — прошипел Эрвин.

— Да я вам ни за сто медняков, ни за сто марок ничего полезного не смогу рассказать, сверх того, что сказал.

Эрвин сглотнул слезы, но глаза все равно очень неприятно щипало.

— Надеюсь, это хотя бы был самый ублюдочный спектакль в моей жизни.

Кай покачал головой:

— Не надейтесь, не самый. Но это был наиболее оптимальный по соотношению ублюдочности и полезности, дальше первое будет расти, а второе — падать.

— Ты какой-то бледный сегодня, — заметила Элейна, аккуратно выкладывая на тарелку перед Койаниссом кусок яблочного штруделя. Маг оторвался от созерцания столешницы и поднял глаза на жену.

Ему хотелось спросить ее, настоящая ли она, но таких вещей, конечно, спрашивать было нельзя.

Задавать вопросы о том, где он спал сегодня ночью и вообще спал ли, и, если не спал, то где находились они с Маргери все это время, тоже не стоило.

Впрочем, если шкаф в комнате дочери оказался цел, значит, ему привиделось, потому что створку он все-таки выворотил, и рука угодила во что-то рассыпчато-невесомое, а потом стало очень темно и просто никак.

— Я дурно спал, — солгал — или сказал чистую правду — Койанисс.

Элейна пожала плечами. Дворянская дочь, конечно, не стала бы при ребенке обсуждать проблемы отца с головой.

Маргери бросила на Койанисса быстрый взгляд и склонилась над своей порцией штруделя. Маг глотнул кофе, не чувствуя вкуса. Уставился в расцвеченный солнечными зайчиками потолок, как будто надеялся найти там какие-то ответы.

Проблема состояла в том, что он не то что ответы найти не мог, а половину вопросов забыл. И вообще, вокруг как будто шел спектакль, и он подменил героя, скверно выучив роль, а суфлер куда-то делся.

— Ты разлюбил мои пироги?

— Они великолепны.

— Зубы у тебя что ли болят, сластена? Вот, Маргери, посмотри, достойный пример, между прочим. Смотри, что бывает, если сыпать в чай пять ложек сахара за раз и заедать это шоколадками…

«Они живые. Я их такими помню».

«Они мертвые. Я их такими помню».

Койанисс заставил себя оторваться от игры солнечных зайчиков и переключить внимание на тарелку. Отличный такой штрудель, еще теплый, корицей присыпанный, все как в лучших кофейнях империи. Красота да и только, к тому же еще сдобой и яблоками благоухающая на всю столовую.

Маг с некоторой опаской отрезал кусок — он был уверен, что у него трясутся руки и нож станет громко клацать о тарелку, но, вроде бы, обошлось — и отправил в рот.

— Божественно, как всегда.

— Не богохульствуй, — удовлетворенно улыбнулась Элейна.

Койанисс проглотил еще несколько кусочков, прежде чем почувствовал какой-то посторонний привкус. Легкую горечь, с каждым разом делающуюся сильнее. Как будто Элейна подпалила пирог, чего, конечно, случиться не могло. Маг украдкой перевел взгляд на дочку: та с довольным видом уплетала за обе щеки. Следовательно, с пирогом все было хорошо.

У Койанисса от горечи скулы свело. А еще ему пришла на ум одна очень неприятная догадка, которую усиливал легкий запах гари в воздухе.

Маг поднялся из-за стола и под удивленным взглядом жены направился на кухню. Кулек яблок. Очистки на столе. Яичная скорлупа в мусорной корзине. Остатки теста на деревянной доске. Нарастающий запах горелого.

Койанисс подошел к кухонному столу и провел пальцами по доске для раскатки. Тесто. Мука.

«Какого беса она серая?»

Элейна никогда не экономила на продуктах. Конечно, она бы не взяла муку грубого помола, вряд ли его жена вообще знала, что это серое недоразумение, из которого потом получается то, что и хлебом-то назвать можно только в Рэде и только в голодный год, существует на свете.

Койанисс сунул руку в банку из-под муки и пропустил субстанцию между пальцев. Ну конечно же. Пепел.

— Что ты делаешь?

— Мука…

— Мука как мука, ты же сам три мешка купил на прошлой ярмарке.

Шутка состояла в том, что Койанисс, если постараться, даже мог припомнить эту самую ярмарку. Но с полным впечатлением, что его там не было и он восстанавливает события по чьему-то подробному, но бессвязному рассказу.

— Да, конечно, — маг вернулся в столовую, надеясь не услышать больше никаких вопросов, сел, уставился на остатки кофе в чашке. Элейна замерла в дверном проеме.

— Маргери, когда пойдем смотреть паровозы? — поинтересовался Койанисс и напряженно ждал ответ.

Девочка причмокнула губами, метнула на мать какой-то затравленный взгляд, потом опустила глаза на тарелку:

— Нет. Не хочу паровоз.

Ну конечно. Маргери не хочет смотреть паровоз. Как маг Койанисс мог поверить во многое. В вещи удивительные и невозможные — в призраков, знамения, жизнь после смерти. Но в невероятные — чтобы бредящая путешествиями девочка, месяцами торчащая в лесном домике, где из всех развлечений у нее имелся пони и книги, отказалась любоваться своими любимыми сказочными чудищами, выбрасывающими в небо черные клубы — в них он поверить не мог.

— А что хочешь?

Еще один быстрый взгляд на мать.

— Чтобы ты остался с нами.

Койанисса пробрала дрожь.

— А летом на море? Ты же не видела моря…

— Я… я хочу новое платье.

Ровный, безэмоциональный ответ. В отличие от него, Маргери разучила свою роль неплохо.

— А ты, милая, хочешь на море?

— Нет. Я была там в детстве и сильно обгорела, — или воображение играло с Койаниссом злую шутку, или злую шутку отпустила Элейна. — Второй раз не хочу.