Кончик кинжального лезвия уже воткнулся в пробку.

— Казюль запретила трогать те, что закупорены пробками, — строго сказала Симорен. — Отставь его и не трогай.

— Если ты настаиваешь... — пожал плечами Терандил и попытался вытащить кончик кинжала из пробки. Но тот прочно застрял и не поддавался. — Проклятье! — рассердился Терандил и рванул кинжал. Пробка, наколотая на острие, легко выскочила из горлышка кувшина.

— Ну вот, так я и знала! Недотепа! — в сердцах воскликнула Симорен.

Черное облако дыма вырвалось из кувшина. Пока Симорен и Терандил, застывшие от неожиданности, смотрели на растущее облако, оно сгустилось, оборотившись темнокожим великаном в громадном тюрбане и набедренной повязке. Великан был раза в два больше Терандила. Губы гиганта растянулись в злой усмешке.

— Что это? — прошептал Терандил.

— Беда, — ответила Симорен.

— Ты говоришь правду, о Дочь Мудрости, — прогудел великан, и эхо его голоса наполнило пещеру. — Я джинн, который был замурован в этом кувшине. И я — ваша смерть! Твоя и твоего милого дружка.

— Моего кого? — не поняла Симорен.

— Ну, того, с кем ты... милуешься-целуешься, — запнулся джинн. — Этого парня, что стоит рядом. Дружок-женишок.

— Он мне не мил дружок, не женишок, и я с ним не собираюсь миловаться-целоваться! — рассердилась Симорен. — Так что убивать меня вместе с ним тебе не резон.

— Не жених? — опешил Терандил. — Но Симорен, как же так?..

— А ты помолчи! — оборвала его Симорен. — И так уже достаточно натворил дел!

— Если он не твой дружок, не женишок, то кто же? — недоуменно спросил великан.

— Надоеда!

— О Симорен! — только и мог вымолвить растерявшийся Терандил.

Великан тоже казался озадаченным. Минуту-другую он поводил бровями, тяжко размышляя. Симорен, казалось, слышит, как скрипят, словно жернова, его неповоротливые мозги.

— Впрочем, все равно, кто он, — прогудел наконец великан.

— Кому все равно? — переспросила Симорен.

Джинн нахмурился.

— Мне! — отрезал он. — Вы умрете оба. Я так решил! А ты имеешь право выбрать, какой смертью умереть.

— От старости! — быстро ответила Симорен.

— Не дразни меня! — разъярился великан. — Вы умрете еще до исхода дня!

— Может, он шутит? — с надеждой спросил Терандил.

— Да, — усмехнулась Симорен, — джинны большие шутники. Но с ними шутки плохи! Успокойся, он шутить не собирается.

Терандил склонился к уху принцессы.

— Тогда я, наверное, должен вызвать его на бой, как ты думаешь? — неуверенно спросил он.

— Ты? На бой? Не болтай глупостей! — вспылила Симорен, но, вспомнив, что Терандил все-таки пришел ее спасать, мягко добавила: — Ты явился, чтобы биться с драконом, а в битве с джинном совсем другие Правила. Ты их не учил, а потому и не обязан вызывать на бой джинна.

— Ну, если ты так считаешь... — облегченно вздохнул Терандил.

Симорен снова повернулась к джинну и увидела, что тот явно чем-то смущен и колеблется.

— Ты разве не хочешь узнать, почему я тебя убью? — спросил джинн жалобно.

— А это важно? — вкрадчиво проговорила Симорен.

— Да это не важно! — вмешался Терандил.

— Терандил! — прикрикнула на него Симорен. — Помолчи! — И повторила: — Так это важно для тебя?

— Выслушайте мою историю, о ты, Дочь Мудрости, и ты, Надоеда, и вы все поймете, — печально вздохнул джинн. — Так случилось, что я нарушил сразу несколько Правил и Законов страны джиннов и за это был приговорен к тюремному заключению в бутылку на триста лет. После этого меня мог освободить любой человек, нашедший этот медный кувшин. Но я надеялся, что мне повезет и кто-нибудь освободит меня гораздо раньше.

Первые сто лет, сидя в закупоренном кувшине, я каждый день клялся, что того, кто освободит меня, сделаю правителем мира. Вторые сто лет я намеревался одарить своего освободителя невиданным богатством. Когда пошло третье столетие, я поклялся, что исполню три любых желания моего избавителя. Но коли и тогда меня не вызволят из кувшина, то первому, кто его вскроет, я дарую лишь одно — выбирать, какой смертью ему умереть.

Джинн умолк и грозно нахмурился.

— Сколько же времени ты провел в кувшине? — спросила Симорен. — Тысячу, две тысячи лет или больше?

Джинн вдруг отвел глаза и пробормотал:

— Э-э-э... ну... на самом деле...

Он умолк и спрятал свои маленькие глазки под густыми бровями.

— Сколько же? — настаивала Симорен.

— Двести семнадцать лет! — выпалил великан. — Но какая разница?

— Он еще спрашивает! — воскликнул приободрившийся Терандил. — Выходит, ты не убивать нас должен, а исполнить три наших желания! Хочешь увильнуть?

— Нет, что ты, — смутился джинн. — Для меня исполнить три желания какого-то человечка — пара пустяков. Видите ли, о Дочь Мудрости и достопочтимый Надоеда, по Правилам, я должен быть освобожден только через триста лет. А тогда, как я и поклялся, мне придется убить своего спасителя. Понятно?

— Ничего не понятно, — сказал Терандил.

— Ты не только Надоеда, но и Недоумок, достопочтенный человечек! — взъярился джинн. — Я же объяснял, что, с одной стороны, не могу нарушить клятву, а с другого боку, не должен выходить из кувшина раньше, чем пройдет триста лет! Что, по-твоему, я должен делать? Самое простое — убить вас. И никто ничего не узнает. Иначе и домой стыдно вернуться. Да я стану там посмешищем! Ни разу за три тысячи лет не случалось, чтобы джинн нарушал Клятву!

— А зачем же ты клялся? — недоумевал правильный Терандил.

— Потому что это тоже по Правилам! — втолковывал ему вконец запутавшийся джинн. — Это обычай джиннов. Было бы... было бы...

— Неправильно? — подсказала Симорен.

— Вот именно! — радостно закивал джинн. — Теперь-то ты понимаешь? Если я нарушу Правила, то не исполню Клятву. И наоборот, стоит мне выполнить Клятву, как тут же нарушается Правило. Попробуй-ка решить эту головоломку. Я на ней уже голову сломал.

— Очень просто, — сказала Симорен. — Ты можешь вернуться в кувшин еще на восемьдесят три года и дождаться, пока исполнится триста лет.

— Вернуться обратно? — Джинн от изумления захлопал глазами. — Верно, это я могу...

— А через восемьдесят три года мы оба умрем от старости, — продолжала Симорен. — Поскольку именно такой способ смерти я выбрала, твоя Клятва не будет нарушена. И когда тебя кто-нибудь освободит, ты сможешь по всем Правилам вернуться домой, не давая никому ни власти, ни богатства и никого не убивая.

— О Дочь Мудрости, нет, Королева Дочерей Мудрости! — вскричал джинн, и от его громового голоса чуть не обрушился потолок пещеры. — Ты спасаешь меня! Я возвращаюсь в кувшин.

— Э, постой! — вдруг всполошился Терандил. — А как же насчет желаний?

— Терандил! — возмутилась Симорен. — Ты меня поражаешь! О каких желаниях речь, если уважаемый джинн возвращается в кувшин на восемьдесят три года?

Терандил упрямо насупился.

— Но мы же освободили его, и как раз через двести лет, когда он поклялся исполнить три желания! Джинн благодушно усмехнулся.

— Ладно, — прогремел он, — в знак благодарности за мудрый совет я исполню... — он задумался, наморщил лоб и зашевелил губами, что-то быстро подсчитывая, — исполню по одному вашему желанию. — Если только вы никому не скажете.

— Клянусь! — с готовностью воскликнул Терандил. — Вот мое желание: победить дракона, освободить принцессу и жениться на ней. Учти, это одно желание! Единственное!

Джинн взмахнул рукой над головой Терандила. Вихрь поднялся в пещере.

— Смело иди на бой с драконом — и победишь! — прогудел Джинн. — Да будет так! А твое желание? — повернулся он к Симорен.

— Достань мне немного толченых куриных зубов, — попросила она.

Джинн опешил. Он растерянно заморгал глазами, наморщил лоб, но ничего не сказал, а лишь нагнулся над столом, выбрал из горы посуды пузатый коричневый кувшинчик и протянул его Симорен.