– Это тени народа Зеерлику’Валханайи, – ответил Прескотт. – Они знают, что у вас не было выбора, и понимают, чего вам стоило это решение. Кроме того, никто не знал, что эти твари сделают с планетами во время отступления.
– Вы слишком снисходительны ко мне, – сказал Заарнак, с мрачным видом подергав ушами. – Да, до этого «паафуки» действительно не превращали захваченные ими планеты в ядерные пустыни, хотя им, наверное, просто не представлялось случая это сделать. Нет! – на земной манер покачав головой, сказал Заарнак. – Я предчувствовал участь планет в Килене, приказывая Даарсале отступать. Наверное, я утешал себя ложной надеждой на то, что успею освободить их до того, как «паафуки» сожрут там всех подчистую. Я лгал себе. Но что мне еще оставалось?! – Орионец решительно повернулся к земному адмиралу: – Вы правы, Реймоонд. Я не мог поступить иначе. У меня за спиной были бесчисленные миллиарды мирных жителей. Но, отступая из Килены, я знал, что подписал смертный приговор планетам Жардак и Масахина. Да, я понимаю, что, оставшись в Килене, не предотвратил бы их гибель, но призраки погибших там посещают меня по ночам, и в такие моменты я жалею о том, что не погиб вместе с ними.
– Рискуя прослыть эгоистом, – заметил Прескотт, – все же скажу, что рад тому, что вы уцелели. На этой войне мне пришлось бы гораздо сложнее, не будь вас рядом со мной.
– А мне было бы тяжело без вас, – согласился Заарнак, мимолетно скользнув когтистой рукой по руке Прескотта у себя на плече. – Поймите меня правильно, Реймоонд. Я знаю, что призраки живут лишь в моем воображении. Это шрамы на моей душе, с которыми воин должен уметь жить, как со шрамами на теле. Мне не забыть о них, но я стараюсь не дать им парализовать мою волю и запугать меня так, что я больше не смогу принимать решений. – Он снова подергал ушами, но на этот раз с горькой иронией. – Думаю, до конца меня поймет только Ванеесса.
– Возможно, вы правы, – вскоре по-орионски отозвался Прескотт. – Раньше я не думал о пережитом ею в Сарасоте и Юстине с этой точки зрения… Конечно, я понимал, что ей не забыть о погибших, но, как и все, думал лишь о спасенных ею и о том, как упорно она дралась за Юстину. А ведь она наверняка часто чувствует себя так же, как и вы. Ее, наверное, тоже преследуют призраки!
– Мы все понесли тяжелые утраты, о многом жалеем и во многом раскаиваемся, – сказал Заарнак. – Идет непростая война. Мы даже не можем гордиться тем, что меряемся силами с достойным противником. Мы боремся с заразой. С настоящей чумой! Эти существа уничтожают наши звездные системы, и нам приходится поступать так же. Я никогда не прощу «паафуков» за это и за то, что они разбудили во мне такую лютую ненависть. Ведь я сплю и вижу, как бы явиться к ним с еще одним «визитом богов смерти».
Корааз’Хинак, владетель Хинак, стоял в огромном и гулком шлюпочном отсеке корабля ВКФ Орионского Ханства «Кинаас’Дефаран». Этот монитор типа «Хиа’Хан» был гораздо больше линкора «Эбимея», на борту которого он в последний раз встречался с Реймондом Прескоттом и Заарнаком’Тельмасой. Теперь владетель Хинак командовал гораздо большим числом кораблей, чем тогда, и, глядя на катер с «Емаака», третий великий клык Орионского Хана не мог не задуматься о своей предыдущей встрече с братьями по крови.
Почетный караул вытянулся под звуки волынок. Прескотт и Заарнак вышли из катера и приветствовали орионских космических десантников. На борту корабля ВКФ Орионского Ханства Заарнак попросил разрешения подняться на его борт за себя и за своего спутника. Как только они получили такое разрешение, Корааз выступил вперед, чтобы лично приветствовать их.
– Добро пожаловать, клык Заарнак! Добро пожаловать, клык Прресскотт, – сказал он и приветствовал каждого из них на орионский манер, сверкнув острыми когтями возле щеки каждого из гостей. – Мы рады видеть вас, и я с удовольствием отмечаю, что вы, клык Прресскотт, выглядите сегодня гораздо лучше, чем во время нашей предыдущей встречи в Тельмасе.
– Благодарю вас, великий клык, – ответил Прескотт. – Трудно поверить, что это было целых семь земных лет назад.
– Мне с моими «фаршатоками» еще труднее в это поверить, – сказал Корааз. – Иногда нам кажется, что о нашем существовании вообще забыли.
– На войне как на войне, – сказал землянин. – А на такой, как эта, приходится выбирать между смертельной скукой и страхом перед смертельной опасностью.
– Это верно, – согласился Корааз, который вряд ли признался бы даже кому-нибудь из своих соплеменников в том, что способен испытывать страх. Реймонд’Прескотт’Тельмаса был в этом отношении исключением.
Владетель Хинак несколько мгновений размышлял над этим удивительным обстоятельством, а потом встрепенулся и дружески улыбнулся гостям, на орионский манер пряча клыки.
– В таком случае, – сказал он, – надеюсь, что вы простите меня за то, что я пригласил вас к себе, чтобы развеять царящую здесь скуку.
– Мы подозревали нечто в этом роде, великий клык, – сухо сказал Заарнак. – Ведь теперь и мы гораздо лучше знаем, что такое инертность Главного штаба.
– Ну вот и отлично! – с довольным видом промурлыкал владетель Хинак. – Конечно, я пошутил, и пригласил вас не только от скуки…
– Мы все понимаем, великий клык, – уверил Корааза Прескотт.
– Рад это слышать. Впрочем, о деле чуть позже. Сейчас мы будем присутствовать на маневрах Третьего флота, посвященных очередной годовщине освобождения этой системы. Окажите мне честь подняться со мной на флагманский мостик!.. А потом вы поделитесь со мной своими впечатлениями.
– С превеликим удовольствием, – совершенно искренне сказал Прескотт.
– Тогда за мной! – воскликнул Корааз. – Флот уже готов!
Реймонд Прескотт решил, что Третий флот производит «внушительное впечатление». Он знал, что обороняемый владетелем Хинаком фронт считается не очень важным и корабли новейшей конструкции поступают главным образом к ним с Заарнаком. Кроме того, Третий флот состоял почти исключительно из орионских и гормских кораблей, а у Орионского Ханства просто не было достаточных промышленных мощностей, чтобы строить столько же мониторов, как у Земной Федерации. Поэтому ударные группы Корааза включали в себя немало легких кораблей. Среди двухсот шестидесяти семи кораблей Шестого флота, некоторые из которых к тому же не участвовали в смотре, было всего шесть мониторов. Более четверти сил Корааза составляли шестьдесят восемь сверхдредноутов. Кроме того, у него было еще восемьдесят девять линейных крейсеров. Эти мониторы, сверхдредноуты и линейные крейсера составляли чуть более половины всех кораблей флота. Они были орионской постройки, и Корааз, конечно, мог похвастаться не только теми истребителями, которые помещались в ангарах его двадцати четырех крупных и двадцати восьми легких авианосцев, хотя среди них были и огромные, переоборудованные из мониторов авианосцы типа «Шернак», каждый из которых нес сто тридцать два истребителя. На самом деле на кораблях Корааза было почти три тысячи истребителей и почти четыреста гормских канонерок. На орбитальных же базах, прикрывающих узел пространства, ведущий из Килены в Шанак, было еще пять с лишним тысяч истребителей. На этот крупный резерв можно было рассчитывать в случае больших потерь среди бортовых машин.
Однако и при таком непропорционально большом количестве истребителей, типичном для орионских военно-космических соединений, Третий флот был слабее Седьмого флота перед операцией «Антонов», особенно в том что касалось тяжелых кораблей. Впрочем, после недели наблюдений за тем, как по командам Корааза и его штаба корабли Третьего флота с блеском выполняют самые разнообразные задания, Прескотт понял, что о силе этого соединения нельзя судить лишь по количеству и размерам его кораблей.
Согласно орионским военно-космическим традициям, отдельный корабль рассматривался не как носитель разнообразных систем вооружений, а как самодостаточное оружие в руках его команды. С этой точки зрения идеальными были легкие боевые корабли, и в первую очередь истребители. Орионцы всегда недолюбливали линкоры и сверхдредноуты, в конструкции которых было трудно воплотить в жизнь этот идеал. Конечно, добиться среди многочисленной команды тяжелого корабля такой удали и такого чувства локтя, какие царили на небольших кораблях, было нелегко, но орионцы все равно не опускали руки.