- Хорошо, я понял. - Денис сделал рывок на два пролета вверх и зацепил крючок за поперечину. - Готово! Давай, Улька, забирайся, как человек-паук.

Денис считал пролеты, помня о том, что их должно быть чуть больше ста. На тридцатом они сделали первый привал. Он не устал совсем, но у девочки заболели руки. Внизу горели огни, в слабом свете которых мелькали тени людей, и больше ничего видно не было. Снизу раздались стуки, кто-то решил подниматься следом.

- Пойдем, Ульянка, а то нас догонят монстры, - Денис перехватил страховочный крючок повыше.

- Я не верю в монстров, - заявила девочка. - Я уже большая. Это Вероника еще верит.

- Не знаю, я до сих пор верю. Кто-то же воровал мелочь из карманов у меня по ночам.

- Правда?

- Да. Моя мама сказала, что монстра, ворующего мелочь, зовут Склероз. Он вообще, много чего ворует. Всего и не упомнить.

- Теперь я знаю, что сказать папе, когда он назовет меня растеряшей. Что это своровал Склероз.

- Точно и пусть он попробует не поверить, Склероз к нему сам придет и тогда держись. Держись! - Денис подхватил Ульяну за сорвавшуюся руку.

- Мама! - пронзительно вскрикнула девочка.

- Что там? - раздался испуганный голос Евгения.

- Все нормально! - ответил ему Денис. - Не ударилась? - спросил он тише у ребенка.

- Нет. Промахнулась, - Ульяна обхватила вертикальный уголок двумя руками. - Дядя Денис, я еще отдохну.

- Что у вас там? - снизу спросил Игорь.

- Все хорошо!

На шум спустился Федор с лампой, занимавший срединное место.

- Денис, пусть Ульяна садится тебе на спину, я прихвачу ее веревкой, и тогда вам будет проще подниматься, - предложил Денис. - Главное, чтобы ты крепко держалась за шею дяди Дениса, - предупредил ребенка Федор.

Ульяна часто закивала головой.

Так и сделали. Денис, почувствовал себя мамашей обезьяной с ребенком на спине. Ульяна хоть и была ребенком, но прибавление веса сказалось. Денис выдохся на восьмидесятой поперечине.

- Ты не устала? - спросил он Ульяну.

- Не-а.

- Я чуть-чуть устал. Посижу, отдышусь и дальше.

- Ульяна? - раздался совсем недалеко голос Евгения.

- Мы скоро, - пообещал ему Денис. - Как там у тебя?

- Темно и жарко. Пахнет странно.

- Слышно что-нибудь?

- Только, как ветер свистит. Больше ничего. Одному тут даже как-то боязно.

Отдышавшись, Денис без остановок добрался до верха. Евгений отвязал Ульяну. Дочь перебралась на руки к отцу. Они долго стояли обнявшись.

- Далеко отходил? - спросил Денис у Евгения, когда он спустил дочь с рук.

- Нет, боялся потеряться. И тебе не советую.

Денис осветил лампой то место, где они стояли. Размытая водными потоками влажная земля с кусками строительного мусора в ней. В принципе, Денис себе так и представлял, как будет выглядеть разрушенная, затем сожженная и промытая поверхность.

- Я полез обратно, скажу всем, что ничего страшного здесь нет, - Денис направился в сторону поднимающейся над краем расщелины конструкцией.

Он замер на полушаге. Ему послышался шум шагов.

- Тихо! - Денис поднял вверх палец. - Слышите?

Евгений замер. Он тоже услышал и убрал Ульяну за спину, выставив перед собой лампу. Топот ног приближался и вот в тусклом свете фонаря из тумана показался обезображенный тощий пес, с ввалившимися боками и торчащими под кожей ребрами. Он сел и мирно завилял хвостом по земле, глядя на людей единственным уцелевшим глазом.

- Ты кто, призрак? - спросил у него Денис.

С каждым днем Зарянка все меньше походила на остров, отрезанный от остального мира. Вода отступала, уходила в сторону поймы реки, обнажая потемневшую землю. Ступать по ней еще было нельзя. Провалившись глубоко в грязь, можно было обжечься о законсервированный в ней жар. Земля продолжала отдавать его, подогревая влажные верхние слои, из-за чего над ней всегда висела влажная дымка.

Временами налетал шторм, приносящий обильный дождь, смывающий остатки почвы в воду. Овраги, размытые сходящими вниз к реке потоками, ширились. Поля вокруг городища краснели большими глиняными проплешинами, не сулившими никакого сельскохозяйственного интереса в будущем.

В поселке кипела жизнь. С утра до вечера стучали молотки, вжикали пилы, из кузни поднимался черный дым. К радости всех и особенно Харитона, кузня не сгорела. Запасам угля ничего не стало. Харитон, со Вторушей на побегушках, перековывал из любого железа скрепки для стяжки бревен, костыли и прочие вещи, необходимые для восстановления домов.

В первую очередь надо было позаботиться о крышах, которые текли, иначе ни о каком приемлемом комфорте не могло идти речи. Дерево пересохло от жара, покорежилось, приходилось разбирать крыши, чтобы накрыть хотя бы пару изб. Гидроизоляционный материал, скрытый под крышей от глаз туристов, от температуры превратился в труху, и теперь все зависело только от подгонки досок.

Одним из удивительных событий, случившихся вскоре после выхода из погреба, стала находка запеченной туши лошади. Бедное животное покрылось толстой обуглившейся коркой, но под ней оказалось вполне себе съедобное мясо, которое составило основной рацион взамен приевшихся консервированных овощей. Вторуша признал в лошади норовистую Гайку. Остальные животные, видимо, сгорели дотла вместе с сараями, не оставив после себя даже костей.

На свежем воздухе, наблюдая результаты последствий катастрофы, все яснее приходило понимание ее глобальности. Между обитателями Зарянки усилилось чувство общности, сплоченности и осознания некоей миссии, и в то же время появилось чувство коллективного одиночества, словно им начертано жить в изоляции до скончания веков.

Гордей занимался тем, что разрубал конские кости и убирал их в погреб, чтобы в будущем, когда наступят тяжелые голодные времена, достать их и выварить до основания. В том, что эти времена наступят, никто не сомневался. Добыть пропитание было неоткуда. Пока же покинуть Зарянку не представлялось возможным. Были некоторые надежды на зиму, которая скует сырую землю, чтобы можно было по ней дойти до станции или еще куда, чтобы попытаться найти еду.

В этот день Гордея одолевали мрачные мысли. Он старался гнать их от себя, разумом понимая, что случившееся с ним это чудо, и все, что будет случаться дальше, нужно стоически принимать и благодарить Бога за то, что он сохранил ему жизнь. Однако доводы разума не всегда доходили до хандрящей души.

Хандрил Гордей от мысли, что из-за подпорченной кармы ему придется быть одному до самой смерти. По молодости он любил женщин, как охотник. Относился к ним, как к дичи, испытывая настоящий азарт от выслеживания, загона и контрольного выстрела в постели. После удачной охоты интерес Вадима, как его звали от рождения, к добыче пропадал. Чтобы вкусить полноту жизни, ему нужен был следующий объект охоты.

И вот как-то отлаженная схема сломалась о неприступную Майю. Нашла коса на камень. Девушка понизила статус альфа-самца до уровня неуверенного в себе неудачника. Все отработанные приемы на нее не действовали. Майя смотрела на Вадима, как на пустое место, отчего в его глазах горел безумный огонь желания обладать ею. Он потерял рассудок и попытался взять Майю силой. Девушка сопротивлялась, и Вадим не рассчитал своей силы. Ему показалось, что он убил ее.

Испугавшись, он бежал из города, моля судьбу затерять его следы в огромной стране. Вадим много колесил автостопом, пока случайно не наткнулся на объявление о наборе в какой-то реставрационный проект. Его взяли за подходящий типаж. Прошло несколько лет, полных раскаянья и переосмысления себя. Новое имя, иная атмосфера, как ему казалось, вылепили из него нового человека. Когда случилась катастрофа, Гордея не раз посещали мысли, что наказания он избежал, но внутреннее наказание ему еще предстоит, и виделось оно ему в одиночестве до самой старости.

Понимая, что это заслуженно, на душе легче не становилось. Иногда он думал подкатить к Аглае, но она ему сильно напоминала Майю. Несмотря на то, что они проработали вместе много времени, он чувствовал, что они не одного поля ягодки. Аглая будто видела его насквозь, и точно знала, что Гордей не вариант для нее. Вот барин, по его разумению, подходил Аглае гораздо лучше, несмотря на разницу в возрасте. Они понимали друг друга с полуслова, будто находились на одной волне. И это добавляло Гордею невеселых мыслей.