Я сел отдохнуть на бревна, чувствуя себя счастливым оттого, что нашел самые северные следы пребывания Миддендорфа и что, заполнив пробелы, оставшиеся на географической карте, я получил возможность хоть в какой-то мере выразить этим благодарность своему учителю…»
Во время своей последней северной экспедиции Эдуард Толль открыл залив, который в память об учителе назвал фьордом Миддендорфа. Он не только нанес залив на карту, но и красочно описал это событие в своем дневнике:
«С южной стороны на горизонте, на фоне розово-красного неба, резко выделялись волнистые темно-синие контуры гор материка, над их вершинами плыли красноватые и золотистые перистые облака, похожие на колеблемые ветром столбы пламени. На переднем плане сверкали, освещенные пробивающимся сквозь тучи солнцем, узкие бурые полоски тундры, окрашенные местами в светло-фиолетовые тона.
У подножия скалистого мыса, представляющего собой хаотическую груду нагроможденных одна на другую глыб серовато-бурого выветренного гнейса, неподвижным покровом лежал пригнанный ветром лед, а но другую сторону мыса принесенные течением льдины, сталкиваясь, издавали певуче-жалобный звук. Слегка волнующееся огромное море отражало на своей поверхности низко нависшие свинцово-серые облака, которые по мере приближения к бухте становились фиолетовыми. В холодных серо-стальных водах неподвижно стоит на якоре «Заря», солнечный диск медленно исчезает за пламенеющим на горизонте огненным морем — там, где далеко-далеко находится моя родина!»
Снова возвращаясь мыслями к своему учителю, к его подвигу и научным заслугам, Эдуард Толль отмечал в своих записях: «Фьорд, который мы открыли и в котором стоим уже одиннадцать дней, я назвал именем Миддендорфа.
Полагаю, что я имел право это сделать: во-первых, потому что мы определили координаты этого места; во-вторых, потому что изучение окрестностей и фауны фьорда проходит успешно и, следовательно, наименование фьорда вполне обоснованно. Чье же имя более других заслуживает того, чтобы быть увековеченным здесь, если не имя Миддендорфа — первого ученого-исследователя Таймырской земли, авторитетного исследователя Сибири?»
Предостережение Угрю
После окончания университета начались северные странствия Эдуарда Толля. В 1885 году он стал помощником известного ученого и путешественника Александра Андреевича Бунге, который возглавил экспедицию по исследованию Новосибирских островов.
Достигнув северной стороны острова Котельный, в один из ясных дней Толль увидел очертания далеких гор и сразу сделал вывод: это она — легендарная Земля Санникова.
Он хотел немедленно отправиться к своей мечте, даже без помощников, в одиночку. Но в тот год у молодого ученого не было возможности достичь заветного острова. Шло время, а мечта о таинственной земле снова и снова манила его на Север.
В 1893 году Толль опять прибыл на Новосибирские острова. Он подробно расспрашивал бывалых полярников — рыбаков, оленеводов, охотников на медведей, песцов и моржей — о загадочной северной земле.
У него не было сомнений, что Земля Санникова существует. И даже фантастические рассказы Егория, а потом и бывалого «добывальщика мамонтовой кости» Угрю о странных северных людях из прошлого и о шестипалом шамане считал косвенным подтверждением своих убеждений.
Но, когда Эдуард Толль заговорил с охотниками за мамонтовыми бивнями о своем желании организовать экспедицию к Земле Санникова, Угрю туманно и не совсем понятно принялся остерегать его:
— Поздно искать то, что ушло. Поздно искать невозвратное. Поздно искать то, что не сможет стать уроком ныне живущим… Ну, а если не победишь в себе желание «побывать там», можешь никогда не вернуться в свой мир…
Но разве могли остановить одержимого ученого подобные неясные предостережения? Толль выслушал их и поступил по-своему.
Любовь и вдохновение
В «Кронштадтском вестнике» 25 марта 1900 года появилась публикация: «В зале Кронштадтского морского собрания известным исследователем полярных стран Э.В. Толлем была прочитана лекция «О целях Русской полярной экспедиции, снаряженной Академией наук», вызвавшая оживленную дискуссию.
Э.В. Толлем был определен план экспедиции. Продовольственные запасы делались из расчетов на три с половиной года. Предстояло изучить Новосибирские острова и исследовать часть полярной области, где еще не приходилось бывать человеку, а возможно, и открыть не только Землю Санникова, но и другие острова.
В навигацию 1903 г. экспедиция должна пройти Беринговым проливом к Владивостоку в бухту Золотой Рог.
В обсуждении доклада принял участие СО. Макаров, который высоко оценил инициативу и мужество Э.В. Толля. Адмирал сказал, что великие русские моряки прошлого руководствовались девизом «сила не в силе — сила в любви», а любовь и вдохновение были присущи таким отважным мореплавателям, как Прончищев, Челюскин, Ласинус, Харитон и Дмитрий Лаптевы. С их именами связаны великие открытия в труднодоступных районах Русского Севера.
В заключение Макаров отметил: «Направляясь в поиски неведомой Земли Санникова, пусть смелый исследователь Э.В. Толль знает, что моряки ему вполне сочувствуют, глубоко ценят его труды и от души желают полного успеха и благополучия в предстоящей экспедиции».
Раз наступить и умереть!
В 1893 году Толль отмечал в дневнике: «Мой проводник Джегерли, семь раз проводивший лето на о-вах и видевший несколько раз подряд загадочную землю, на вопрос мой «Хочешь ли достигнуть этой далекой цели?» дал мне следующий ответ: «Раз наступить — и умереть!..»
А 21 июня 1900 года Эдуард Толль сделал в своем дневнике восторженную запись: «Экспедиция, которую я так долго готовил, началась!»
Петербургская академия наук поставила перед ним обширную задачу: исследовать все Новосибирские острова, найти и описать Землю Санникова, пройти Северным морским путем в Тихий океан.
На борту экспедиционного судна «Заря» находилось снаряжение, рассчитанное на дальние ледовые переходы, и продовольственные запасы для участников экспедиции примерно на три года.
И все же Толль до конца еще не мог поверить в такую удачу. На страницах дневника он размышлял о том, что явилось счастливым началом его экспедиции к заветной Земле Санникова.
«Было ли оно в 1886 году, когда я видел З.С., или в 1893 г., когда я на Новосибирском о-ве Котельном мечтал о З.С., собирался отдаться своему желанию и достичь этой земли на собачьих упряжках?
Было ли начало после опубликования моего плана в 1896 г. или когда я с судна «Ермак» подал рапорт Великому кн. Константину?..»
Толль понимал, что без поддержки таких корифеев русской науки, как Федор Шмидт, Александр Карпинский, Федор Чернышев, Дмитрий Менделеев, адмирал Степан Макаров и, конечно же, великий князь Константин Константинович, его экспедиция не состоялась бы.
Константин Константинович Романов был единственным из царской фамилии президентом Российской академии наук. Драматург, поэт, переводчик, музыкант, любитель истории, он, по отзывам современников, оказался как нельзя кстати на высоком посту науки.
Благодаря его влиянию в Петербурге был открыт Зоологический музей и новые лаборатории и обсерватории академии наук. Он активно содействовал организации русских научно-исследовательских экспедиций на Шпицберген и в район Новосибирских островов. Сам мечтал о путешествиях к морям и землям студеным. Но эту мечту осуществить не смог.
Пожалуй, жизненное кредо великого князя Константина отражалось в строках его стихотворения:
Но пусть не тем, что знатного я рода, Что царская во мне струится кровь, Родного православного народа Я заслужу доверье и любовь, Но тем, что песни русские, родные Я буду петь немолчно до конца И что во славу матушки России Священный подвиг совершу певца.
Для того, кто не знаком с жизнью великого князя Константина, эти строки могут показаться всего лишь напыщенными фразами. Но он верил в то, что говорил, и всегда выполнял свои обещания.
