— Люси! — снова долетел до нее чей-то зов. Определенно, это не был голос ни отца, ни Питера.

Она села, вся дрожа от волнения, но отнюдь не от страха. Луна светила настолько ярко, что весь лес был виден так же хорошо, как

днем, хотя теперь все выглядело более диким и таинственным. Позади привала был ельник, справа, чуть подальше, — иззубренные вершины скал на той стороне ущелья. А прями перед ней, на расстоянии полета стрелы, — просторная открытая поляна, на которой совсем не было деревьев и росла только густая трава. Люси разглядывала эту поляну в просветы между деревьями и вдруг начала тереть глаза.

— Так и есть! — сказала она себе — Они двигаются, в этом нет никакого сомнения! Они вот-вот начнут ходить!

Люси встала, сердце ее бешено колотилось, но она направилась прямо к той поляне. Теперь девочка слышала, как с той стороны доносится еле слышный шелест, какой бывает, когда ветер колеблет вершины деревьев. Вот только ночь эта была совершенно безветренной. Люси уже понимала, что и деревья эти выглядят не совсем обычно, и шум этот не похож на обычный шорох. В их шелесте чувствовалась какая-то мелодия, но уловить эту мелодию ей удавалось не лучше, чем различить слова, которые пытались сказать ей Деревья в прошлую ночь. Единственное, что она улавливала, — это какой-то быстрый и веселый ритм, от которого ее ноги готовы были пуститься в пляс.

И чем ближе она подходила к поляне, тем сильнее хотелось ей плясать. Теперь уже можно было не сомневаться в том, что Деревья двигаются. Они чинно расхаживали по поляне туда и обратно, иногда одна группа деревьев мерно проходила сквозь другую группу — ну точь-в-точь, как во время деревенского хоровода со сложными фигурами. “Разумеется, — подумала Люси, — если Деревья танцуют, то их танцы должны быть вроде деревенских”. Она быстро шла — теперь уже между Деревьями.

Дерево, которое привлекло ее особое внимание, на первый взгляд и деревом-то нельзя было назвать. Это был, скорее, человек огромного роста с косматой бородой и длинными, какими-то кустистыми волосами. Но Люси совсем не испугалась: она видела такие существа прежде, и не раз. Но когда вгляделась попристальнее, это было уже самое обыкновенное дерево — если не считать того, что оно продолжало двигаться. Внизу у него, разумеется, не было видно ни корней, ни ног. Когда Деревья перемещаются, они не ходят, как люди или животные, по поверхности земли — они идут по ней вброд, как мы по воде.

И на какое бы Дерево она ни глядела, со всеми происходило тоже самое. Сейчас они казались прекрасными и дружелюбными великанами и великаншами, то есть воплощались в те обличья, которые принимает Древесный Народ, когда доброе волшебство пробуждает его к полной жизни. Но в следующий миг они совершенно неуловимо снова превращались в деревья. Тем не менее они были не вполне обычными деревьями, а какими-то странно человекообразными. А когда превращались в людей, то становились ветвистыми и лиственными людьми. Все время, в том и в другом обличье, они продолжали двигаться под музыку, подчиняясь ее веселому ритму и проделывая разные танцевальные фигуры. Ни на миг не смолкал их веселый, шелестящий лепет.

— Они почти проснулись, но еще не совсем, — сказала Люси.

Она понимала, что у нее-то сна нет ни в одном глазу.

Люси шла среди Деревьев, не испытывая никакого страха. Пританцовывая и подпрыгивая, старалась не налететь на какого-нибудь огромного и не такого подвижного, как она, партнера. Но сейчас не Деревья занимали ее. Ей надо было пройти дальше, за их хоровод, потому что именно оттуда позвал ее тот любимый голос.

Она пробиралась между танцующими и порой не знала, то ли ей раздвигать руками ветки, чтобы освободить себе дорогу, то ли ухватиться за них и вместе с огромными танцорами закружиться в Большом Хороводе. Деревья пригибались и тянулись к девочке, чтобы ласково коснуться ее. Люси миновала кольцо Деревьев, столпившихся по краям поляны, и вышла на середину, покинув подвижную живую чащу и чарующую круговерть лунного света и узорчатых теней.

Теперь перед ней был ровный круг лужайки, поросшей травой, по краям которого кружились в нескончаемом хороводе темные Деревья. А в самой середине круга — о радость! — был он — огромный Лев. В лунном свете Лев казался совсем белым и отбрасывал гигантскую черную тень.

— Аслан! Милый Аслан! — плача от счастья, крикнула Люси. — Наконец-то ты пришел!

Лев стоял так неподвижно, что, если бы не мерное движение его хвоста, он мог бы показаться каменным изваянием. Но такая мысль просто не пришла в голову Люси. Она сразу кинулась к нему, потому что чувствовала — сердце ее разорвется, если она промедлит хотя бы миг. Потом она помнила лишь одно — как обвила ручонками его шею, расцеловала его и спрятала личико в роскошную шелковистость прекрасной гривы.

— Аслан! Милый Аслан! — повторяла Люси сквозь слезы. — Наконец-то ты пришел!

Огромный Зверь перекатился набок таким образом, что Люси, соскользнув с него, оказалась — полулежа — прямо между его передними лапами. Склонив голову, он коснулся языком ее носа, и всю ее овеяло теплым дыханием Льва. Не отрываясь, глядела она вверх в его огромное мудрое лицо.

— Здравствуй, дитя, — сказал Лев.

— Аслан, — воскликнула Люси, — да ты стал еще больше!

— Потому, что ты сама стала старше, малышка, — ответил он.

— А не потому, что ты сам стал старше?

— Я старше не стал. Но чем старше и взрослее будешь ты сама, тем больше буду и я.

Какое-то время она была так счастлива, что ей не хотелось ни ломать голову над этой загадкой, ни говорить. Но заговорил сам Аслан.

— Люси, — сказал он, — нам нельзя задерживаться надолго, как бы хорошо здесь ни было. Вас ждет нелегкое дело, к тому же вы сегодня потратили впустую много времени.

— Ах, Аслан, это они во всем виноваты! — воскликнула Люси.

— Ведь я очень хорошо видела тебя. А они снова не захотели мне поверить. Все они такие...

Где-то в глубине огромного тела Аслана послышалось нечто, предвещающее раскат его рычания.

— Прости, — сказала Люси, отчасти улавливая его настроение.

— Понимаю, что нехорошо их бранить. Но ведь не я же виновата в том, что мы пошли не туда?

Лев глянул ей прямо в глаза.

— О, Аслан, милый, — сказала Люси. — Неужели ты считаешь, что виновата я? Но что я могла сделать? Неужели оставить их и одной идти к тебе? Ты считаешь, что именно это я и должна была сделать? Не смотри на меня так... О! Теперь и я понимаю, что мне надо было так поступить, раз ничего другого не оставалось. И, конечно, тогда я не была бы одна. Знаю, знаю, тогда я была бы с тобой. Но какая от этого была бы польза?

Аслан ничего не ответил.

— Ты хочешь сказать, — произнесла Люси тихим и совершенно несчастным голосом, чувствуя, что у нее начинает кружиться голова,

— что каким-то образом это могло обернуться хорошо? Но как? Скажи, Аслан! Пожалуйста! Неужели я этого так и не узнаю?

— Ты хочешь знать, что было бы в этом случае, малышка? Нет, не скажу. Потому что этого никто не сможет сказать.

— Ах, боже мой! — воскликнула Люси.

— Но любой, поразмыслив как следует, может сказать, что могло бы быть. И что может быть, — продолжал Аслан. — Вот давай подумаем вместе: что будет, если ты сейчас вернешься к остальным, разбудишь их и скажешь, что снова видела меня и что вы все немедленно должны подняться и следовать за мной? Что будет, если ты это сделаешь? Думай — это единственный способ ответить на подобный вопрос.

— Значит, я сейчас должна пойти к ним и сделать, как ты сказал?

— спросила Люси. — Ты этого хочешь?

— Да, малышка, — отвечал Аслан.

— А они тоже увидят тебя?

—Думаю, что сначала не увидят, — отвечал Аслан. — Но можно надеяться, что увидят позднее.

— Но они же опять не поверят мне! — возразила Люси.

— Какое это имеет значение! — сказал Аслан.

— Ах, Аслан, милый! — произнесла Люси. — Я так счастлива, что снова встретила тебя! И я так надеялась, что ты разрешишь мне остаться с тобой! Я думала, что ты появишься, зарычишь и все враги в страхе побегут куда глаза глядят, как было в тот раз! А теперь получается что-то очень страшное!