— Более того, — добавил Рипишиппи, — его величество не сможет это сделать.

— Да, — подтвердил Дриниан, — не сможет!

— Как это не смогу? — в гневе закричал Каспиан.

И в тот миг многие увидели, что он все-таки похож на своего дядю Мираза...

— Прошу ваше величество простить меня, — сказал снизу, с палубы, Ринельф. — Только если б такое вздумал сделать кто- нибудь из нас, вы первый назвали бы его дезертиром.

— Хоть ты и долго служишь мне, Ринельф, это не значит, что ты можешь говорить такие вещи.

— Сир, — присоединился Дриниан, — он прав. Я готов повторить его слова.

— Клянусь гривой Аслана! — вскричал Каспиан. — Я-то думал, что здесь мои подданные, а не мои учителя!

— Я не ваш подданный, — сурово сказал Эдмунд. — Ия тоже говорю, что вам этого делать нельзя!

— Ну, вот опять! — вскричал Каспиан. — Почему мне нельзя делать то, что я хочу?

— Напомню, с позволения вашего величества, почему вы этого не сможете, — вмешался Рипишиппи и отвесил глубокий и очень почтительный поклон. — Вы — король Нарнии, и если вы не вернетесь — разобьете сердца всех ваших подданных, и прежде всего Трумпкина. Вы не можете позволить себе удовольствия пуститься на поиски приключений, как будто вы всего лишь частное лицо. Если же ваше величество не прислушается к доводам разума, то долг верности обязывает каждого из ваших подданных, находящихся на борту корабля, последовать моему примеру и, обезоружив вас, связать, запереть и держать взаперти до тех пор, пока к вам не вернется способность здраво рассуждать.

— Вы совершенно правы, — согласился Эдмунд. — Именно так поступили спутники с Улиссом, когда ему вдруг захотелось послушать пение сирен.

Рука Каспиана уже потянулась к мечу, но тут заговорила Люси.

— Каспиан, вы же обещали дочери Раманду, что вернетесь к ней. По крайней мере, я именно так поняла ваши слова.

Каспиан замер на месте.

— Да, это так...

С минуту он пребывал в нерешительности, а потом вдруг сказал:

— Что ж, нам пора плыть назад. Наш поиск закончен. Возвращаемся все. Поднять лодку!

— Сир! — окликнул его Рипишиппи. — Возвращаются не все. Я уже не раз объяснял вам...

—- Молчать! — закричал Каспиан. — Я получил хороший урок, но никому не позволю изводить меня насмешками! Никто не должен говорить, что король повернул назад, а Предводитель Мышей поплыл дальше!

— Сир! — напомнил Рипишиппи. — Принимая корону, вы обещали быть добрым повелителем для всех Говорящих Зверей Нарнии...

— И буду — для Говорящих Зверей! — крикнул Каспиан. — Но я ничего не обещал Зверям, которых нельзя заставить помолчать!

Уже не владея собой, он сбежал вниз по лестнице, вбежал в свою каюту и громко хлопнул дверью.

Когда же некоторое время спустя к нему пришли друзья, они увидели, что настроение короля совершенно изменилось. Он был бледен, а по лицу текли слезы.

— Все напрасно, — сказал он. — И ни к чему мне было беситься и чваниться, лучше бы я вел себя прилично... Понимаете, со мною говорил Аслан... Нет, я не хочу сказать, что он появился здесь сам. Ему в этой каюте даже не поместиться. Просто вот эта золотая львиная голова на стене ожила и заговорила со мною. Это было так ужасно — встретить его взгляд... И дело не только в том, что он строго со мною обошелся... Только поначалу он говорил со мною сурово, да и то совсем недолго. Но все равно это было ужасно. Он сказал... о, у меня нет сил повторить, что он мне сказал! Мне этого не перенести. А хуже всего... понимаете, он сказал, что вам надо идти дальше... Вам — значит Рипи, Эдмунду, Люси и Юстасу. А я должен возвращаться. Один. И немедленно... Зачем же тогда все это было?

— Каспиан, милый! — сказала Люси. — Вы же знали, что мы всегда возвращаемся в свой мир. И на этот раз вы знали, что мы в Нарнии ненадолго и должны вернуться. Все равно бы мы ушли отсюда — рано или поздно.

— Да, — отвечал, плача, Каспиан, — но я не думал, что это случится так скоро!

— Вам сразу станет лучше, как только вы вернетесь на Остров Раманду, — успокоила его Люси.

Услышав это, он чуточку приободрился, но все равно разлука огорчила всех. Я не буду подробно останавливаться на том, что они еще говорили друг другу. Примерно к двум часам пополудни лодку как следует нагрузили водой и провиантом (хотя считали, что больше им уже не придется ни есть, ни пить), спустили в нее маленькую кожаную лодочку Рипишиппи, а под конец вниз по трапу сошли он сам, Эдмунд, Юстас и Люси. Они взяли в руки весла, лодка оттолкнулась от корабля и заскользила по ковру белых лилий.

В честь их на “Утренней заре” вывесили все флаги и гербы. Для отплывающих в лодке корабль, такой высокий, большой и привычный, увитый лилиями, казался родным и надежным приютом, а теперь они покидали его и уплывали в неизвестность. Однако расстояние между ними быстро увеличивалось. Корабль становился все меньше и меньше, но еще до того, как совсем потерять его из виду, они увидели: “Утренняя заря” повернулась драконовой головой на запад и на веслах неторопливо двинулась прочь. Хотя Люси и уронила несколько слезинок, но, к собственному удивлению, она горевала не так уж сильно, как ожидала. Свет, тишина, трепещущий и чуть покалывающий запах Серебряного Моря (взрослый сказал бы, как охлажденное шампанское), самое их одиночество — все это волновало и вызывало странный подъем сил.

Долго грести им не понадобилось, их снова подхватило течение и с постоянной скоростью повлекло на восток. Никому не хотелось ни есть, ни спать. Остаток дня, всю ночь и весь следующий день они мерно скользили к востоку, а когда забрезжила заря третьего дня, да такая яркая, что нам с вами и не вынести такого света, если даже смотреть сквозь закопченное стеклышко, как при солнечном затмении, — так вот, на рассвете третьего дня они увидели впереди новое диво.

Путешественникам показалось, что между ними и небом выросла какая-то стена, серовато-зеленая, дрожащая, мерцающая. Потом взошло солнце, и они наблюдали его восход сквозь эту прозрачную стену, которая расцвела и засверкала всеми цветами радуги. И тогда они поняли, что это не стена, а очень высокая волна, все время остающаяся на месте, как это бывает на краю водопада. На вид в ней было в высоту футов тридцать. Течение стремительно несло путешественников прямо на волну. Вы, наверно, считаете, что в эти мгновения они думали о новой опасности. Но они не думали, и я не представляю, чтобы кто-нибудь другой на их месте мог думать о таких вещах. Потому что они смотрели на то, что было не только позади волны, но и позади самого солнца. Если б глаза их раньше не окрепли от воды Крайнего Моря, они бы, конечно, ничего этого не смогли разглядеть. А еще дальше на востоке виднелся горный хребет с такими высокими горами, что взгляд не мог дотянуться до вершин. А дальше не удавалось разглядеть даже клочка неба.

Наверно, эти горы и в самом деле находились за Краем Мира. Потому что в обычном мире любая гора, достигавшая четверти, нет, даже одной двенадцатой их высоты, обязательно покрылась бы снегами и льдом. Но эти странные горы казались цветущими, сплошь зелеными от густых лесов; с их обрывов радужными водопадами спадали голубые реки. Вдруг с востока налетел легкий ветерок, взметнул вверх гребень волны, покрыл ее всю пенным кружевом, а морскую гладь легкой рябью. И всего-то дул он секунду-другую, но это мгновение запомнилось на всю жизнь. Потому что ветер принес с собой необычный аромат и нежный, мелодичный звук. Эдмунд и Юстас никогда потом не рассказывали, что пережили они в эти секунды, а когда я спросил Люси, она ответила:

— Я не могу сказать, это разорвет вам сердце.

— Почему? — удивился я. — Неужели это было так печально?

— Печально? Нет, совсем нет!

И никто из тех, кто был в лодке, не сомневался: в эти мгновения они смогли заглянуть за Край Света, в Страну Аслана.

Вдруг под днищем лодки заскрежетало. Течение потащило ее по грунту. Море стало слишком мелким даже для лодки.

— Ну вот, — сказал Рипишиппи. — Отсюда я должен плыть один.