— И вот, понимаете, отошёл один с фотоаппаратом. Я вижу — снег под ним какой-то не такой. Даже не могу вам объяснить, чем отличается, а вот какой-то не такой, и всё. Чувствую: на трещине стоит парень. Одно неосторожное движение — и полетит в тартарары.

Юлька слушала. Юлька сейчас же мысленно оказалась на месте того парня. Стояла на трещине, не подозревая опасности, и прицеливалась сфотографировать живописную снеговую шапку на вершине скалы.

— Как тут быть? Крикнуть? Рванётся — и конец. Говорю тихо: «Отойди оттуда». Не слушается: «Да брось ты…» Я опять: «Отойди». Ни с места. Я тихонько подошёл, дёрнул его за руку. Потом ткнул ледоломом — верно, трещина. Разозлился. Говорю: «Ну, всё, идём обратно». Упрашивали. Уговаривали. Но всё-таки пришлось вернуться. Так я и не повёл их на Казбек.

«Струсил, — подумала Юлька. — Просто струсил, что придётся за кого-то отвечать. И сейчас трусит…»

— Вот почему я не люблю брать в поход людей, которые не признают дисциплины.

«Ну и не бери! Ну и не надо!» — мысленно дерзила Юлька.

— Юля не подведёт, я могу поручиться, что Юля не подведёт.

— А если нам из-за Романовой придётся вернуться?

— Не придётся.

Опять Валя Сизова. «Вот Валя от души говорит. Но всё равно не надо. Не надо мне никаких адвокатов!»

— Не придётся вам из-за меня возвращаться. Не беспокойтесь. Не пойду я ни в какие походы!

Юлька вышла из-за парты и, ни на кого не глядя, быстро направилась к выходу.

— Романова! — строго окликнула её Ирина Игнатьевна.

Юлька не обернулась, только ускорила шаги. Хлопнула дверью.

— Романова!

Теперь голос Ирины Игнатьевны звучал не строго. Укоризненно. Даже чуть-чуть просительно. Этого Ирина Игнатьевна не хотела — чтобы Юльку не взяли в поход. «Назло не пойду!» — подумала Юлька.

Юлькины каблуки тяжело, гулко простучали в пустом коридоре. Когда она сбегала по лестнице, никто уже не окликал её. Тем лучше. Тем лучше…

А как же Новый год в лесу? Значит, не будет этого удивительного, может, единственного в жизни праздника в лесу? Нет, хуже: праздник будет, но без неё…

— Ты что плачешь? — спросила гардеробщица.

— Я? — удивилась Юлька. — И не думала.

Отвернувшись, она вытерла ладошками мокрые щёки, и, на ходу застёгивая пальто, быстро вышла на улицу.

Конечно, они отправились в лыжный поход по сёлам Дубовского района без Юльки. Их осталось одиннадцать — они прекрасно обошлись без неё. Она одна не могла встретить Новый год в лесу. А они без неё могли.

Юлька Новый год встретила дома. Была маленькая полутораметровая ёлка, на которую Юлька безрадостно цепляла игрушки. Были гости — взрослые, немолодые, неинтересные. Играла радиола. А где-то в пятнадцати километрах от Дубовска, за селом Большие Ключи… Юлька сидела за столом молчаливая и хмурая, как будто не праздник был, а поминки. Даже гости заметили её настроение.

— Скучно ей с нами, с пожилыми, — сказал папин мастер.

— Перед праздником зато много веселилась, — заметила мать.

Юлька рано ушла спать.

Первый день Нового года тянулся так же скучно. Отец с мамой ушли в гости, а Юлька то хваталась за книжку, то крутила радиоприёмник, и всё ей не нравилось — и книга, и музыка, и погода. Ей жизнь не нравилась в этой тихой, пустой квартире. «Что делать? — уныло думала Юлька. — Что мне делать?»

Миновал и этот длинный и скучный день.

Второго Юлька проснулась с непонятно тревожным чувством. Ей показалось, что она проспала и теперь опоздает в школу. Юлька испуганно открыла глаза. Но тут же вспомнила: каникулы. А тревога почему-то не проходила. Беспричинное нетерпение охватило Юльку. Ей казалось, что куда-то она должна бежать, что-то делать. Немедленно бежать и делать. Словно какая-то пружинка дрожала в ней и не давала покоя.

Юлька отбросила одеяло и, тихо ступая по крашеному, блестящему от яркого солнца полу, подошла к окну. Белые пальмы цвели на нижних стёклах. А выше стёкла были чистые, и через них Юлька увидала снежный пустырь, усыпанный мелкими искрящимися хрусталиками.

Она представила себе, как сейчас по белому полю цепочкой идут на лыжах ребята с рюкзаками за плечами. Марк, конечно, впереди. Впрочем, впереди скорей всего Олег Григорьевич. А за ним — Марк. Потом — Марина. Валя Сизова, наверное, идёт последней. Если по росту — то последней. А Юлька по росту шла бы где-то в середине. Пятой или шестой.

«Ничего, — подумала Юлька, — ничего особенного не случилось. Что я, без них не покатаюсь на лыжах? Без рюкзака ещё легче…» Ей вдруг очень захотелось на улицу, на мороз, в этот белый простор, и она торопливо принялась одеваться.

В лыжных брюках и в новом свитере, который мама успела-таки связать к каникулам, Юлька вышла в столовую. На столе она увидела завтрак, накрытый белой салфеткой. Мама, уходя на работу, прибрала со стола, оставив только Юлькин завтрак. В кухне на плитке стоял кофейник с остывшим уже кофе. Юлька не стала подогревать, словно и в самом деле ей надо было так уж торопиться, выпила тёплого кофе и, захватив лыжи, вышла на улицу.

День выдался морозный. Пока Юлька шла по двору с лыжами на плечах, январский холод цепкими пальцами ущипнул её за щёки, начал заползать под свитер. По улице, в забитом снегом кювете, тянулась лыжня. Юлька стала на лыжи, взмахнула палками, рванулась вперёд. И сразу стало теплее.

Обогнув Дворец культуры, Юлька вышла к парку, который по крутому откосу спускался к водоёму. Лыжня по широкой просеке убегала вниз. Это здесь тогда Чёрный поднимался с Юлькиным портфелем.

— Вперёд! — громко скомандовала себе Юлька и выдернула из снега палки, служившие ей тормозом.

Обросшие инеем берёзы и липы понеслись ей навстречу, раскидистые кусты орешника торчали из сугробов, зелёные сосны с белыми наростами на ветвях приветствовали лыжницу. А Юлька стояла, слегка пригнувшись, подняв палки и стараясь только сохранить равновесие в стремительном движении. Сердце замирало от быстроты, страха и восторга, желобки лыжни покорно стелились ей под ноги, лыжи легко мчали Юльку по затенённой просеке, и Юльке хотелось, чтобы долго-долго не кончался этот волшебный путь. Но просека вдруг расступилась, солнце брызнуло в глаза, сверкающий белый берег водоёма открылся взгляду, а лыжня круто завернула вдоль леса.

Юлька резко затормозила и огляделась. Знакомый остров с зелёными соснами и тихими заснеженными дачками лежал посреди водоёма. А правее острова тянулись белые, озарённые ослепительным солнцем холмы, и по ним сероватой извилистой лентой уходила дорога. Та самая, по которой ушли ребята…

Юльке сделалось грустно и захотелось вернуться домой. Но что там, дома? Опять сидеть одной? Юлька оттолкнулась палками и заскользила по берегу водоёма, намереваясь выйти к острову.

Строго говоря, остров не был островом. Как известно из географии, остров со всех сторон окружён водой, а этот против электростанции соединялся с берегом насыпной дамбой. Летом в воскресные дни по дамбе шло столько же народу, как перед сменой на электростанцию. Но зимой дамба пустынна, только лыжники порой торопливо, словно опаздывая на работу, устремляются на остров. Впрочем, для лыжников кругом довольно простора. То ровные, то холмистые поля расстилаются окрест Дубовска, с ложбинами, с перелесками, с деревеньками вдалеке, с чёрными терриконами, похожими на огромные муравьиные кучи.

Лыжня двумя лентами стелилась вдоль берега до самой дамбы. Кромка льда меховой оторочкой изгибалась по краю тёмного, дышащего паром овала водоёма. Чем ближе к дамбе, тем гуще становились клубы пара.

На дамбе Юлька опять сделала остановку. Вот откуда он был хорош, Дворец культуры с белыми колоннами высоко над обрывом. Сосны, словно часовые в зелёных мундирах, строго в ряд стоят перед величественным зданием. Слева от дворца и вниз по обрыву — парк, а справа — город.

Есть, наверное, города лучше Дубовска. Конечно, есть. Но этот дорог Юлькиному сердцу, дорог и мил, как бывает мило лицо родного человека. «Хорошо как!» — безотчётно подумала Юлька и опять помчалась вперёд.