– Жалуйся, моя прелестная сестрица, своему Сатурну. Я знаю, что от тебя зависит гром и молния. Твоя ослепительная красота сделала тебя владычицей нашего земного Юпитера, – возразил Цезарь. – Пусть и его второго сына постигнет такая же внезапная смерть, как и первого. Тебе известно, когда он умер и где? А, может быть, меня ждет участь твоего второго мужа, которого закололи из ревности на ступенях храма Святого Петра?

– Не знаю, с кем или с чем сравнить тебя, Цезарь, – с удивительным самообладанием ответила Лукреция: – назвать тебя зверем нельзя, так как нет зверя, равного тебе по жестокости. Одно могу сказать, я убеждена, что ты принимал во всех этих ужасных преступлениях более деятельное участие, чем те кинжалы, которые отправили моего мужа и брата на тот свет. Берегись, если хоть один волосок упадет с головы благородного рыцаря, спасшего мою жизнь!.. Я сумею отомстить тебе, в каких бы потемках ты ни совершил свое гнусное дело.

– Мне знаком твой мстительный характер, прекрасная Лукреция, но я не сойду так покорно со сцены, как мои предшественники, не стану молчать, как рыба. Пусть свет узнает о моих преступлениях, но вместе с тем, он увидит, какому чудовищу подчинена Италия. Ты еще не знаешь меня, моя сестрица, не подозреваешь, на что я способен, когда мне грозят местью...

– Люди не поверят тебе. Они признают тебя безумным, да ты таков и есть! – неуверенным, дрожащим голосом проговорила Лукреция.

– Это мы посмотрим. А скажи, милая сестрица, какой вид был у твоего ледяного рыцаря, когда наш отец удостоил тебя чести всенародно заключить в свои объятия! ? – иронически спросил Цезарь.

– Такой, как будто он поверил лжи и клевете, которые ты распространяешь повсюду. Да, во всем виновата твоя ложь. Пока ты не сделался моим врагом, никто не говорил обо мне дурного слова, – взволнованно ответила молодая женщина и, встретив грозный взгляд герцога, продолжала почти умоляющим голосом: – ну, может быть, я слишком строга к тебе, может быть, во всем виновата моя несчастная судьба, но оставь меня, ради Бога, в покое!.. Чего ты хочешь от меня? Что, по-твоему, я должна сделать? Возненавидеть своего отца? Лишить его единственной привязанности, оставшейся у него на старости лет? Он сам говорит, что я – единственный светлый луч в его жизни. Клевещите на меня дальше, и да будет проклят тот, кто верит гнусной сплетне, распространяемой завистниками, кто осуждает женщину, не имея никаких доказательств в своих руках, кто сумел из чистой дочерней любви создать грязную клевету об интимной близости между дочерью и отцом.

– Аминь! – смеясь, подхватил Цезарь. – Ты прокляла своего рыцаря, произведшего на тебя такое неотразимое впечатление. Ты наверное, считаешь его образцом храбрости, а вот увидишь, он не посмел прийти сюда.

При этом обвинении в трусости Альфонсо сделал неосторожное движение, отчего зашумели листья на деревьях. Но разговаривавшие были так поглощены своей беседой, что не заметили этого шума.

– Нет, у него хватило бы смелости прийти сюда, но он не хотел этого, – возразила Лукреция. – Он презирает всех женщин, не только меня.

– А я говорю, что он не придет, отчасти по трусости, отчасти потому, что весело проводит время и без тебя! – со злобным торжеством заявил Цезарь. – Я знаю, что он приглашен феей Морганой сегодня на ужин.

– Если даже это так, то какое мне дело до этого? Я так устала от всех этих мирских неприятностей, что с наслаждением посвятила бы свою жизнь Пречистой Деве Марии! – с такой скорбью воскликнула Лукреция, что Альфонсо почувствовал себя растроганным.

– Как? Наша юная вдовушка Лукреция Борджиа собирается сделаться монахиней? – насмешливо заговорил Цезарь. – Однако, если ты действительно считаешь себя оклеветанной, то почему соглашаешься на брак с Орсини, прикрепляющий тебя к Риму и дающий повод к дальнейшим сплетням? Между тем, если бы ты вышла за принца Феррарского, то клевета была бы вырвана с корнем.

– Принц Феррарский считает позорным для себя соединить свою жизнь с развратной женщиной, той женщиной, которую ты, Цезарь, называешь своей сестрой! – ответила Лукреция, очень довольная, что может нанести удар самолюбию герцога Романьи, несмотря на то, что ее ответ прежде всего оскорблял ее саму.

– Я когда-нибудь сверну ему голову за это, – гневно проговорил Цезарь. – Но ты напрасно теряешь время, Лукреция. Если тот ледяной рыцарь отказывается любить тебя, то ты все-таки можешь повлиять на него, чтобы он возобновил переговоры относительно твоего брака с принцем Феррарским. Подействуй на его честолюбие. У каждого человека есть своя слабая струнка. Если он не чувствителен к женской красоте, то, может быть, его ахиллесова пята тщеславие.

Лукреция замолчала, и у Альфонсо появилась мысль, что, может быть, молодая женщина уже придумывает план, как подействовать на его честолюбие. Он сделал по траве такое движение руками, словно кто-то идет.

– Вот он, вот он! – взволнованно воскликнула Лукреция, я слышу его шаги. Клянусь тебе, Цезарь, что я хочу только посмеяться над ним, отплатить ему за его небрежное отношение ко мне. Ты мог бы присутствовать при нашем разговоре, но я боюсь, что если он застанет тебя здесь, то между вами произойдет что-нибудь отчаянное.

– Он не придет, – насмешливо повторил Цезарь. – Мудрец не хочет, а трус не может из страха. Но, если даже предположить, что это – он, как же я могу пройти мимо него при этом освещении, не будучи замеченным?

– Да это и не нужно, – ответила Лукреция, – спрячься за тот высокий густой кедр, тебя никто не увидит, и ты можешь спокойно слушать нашу беседу. Я обещала ему показаться без маски и должна исполнить свое слово, хотя в темноте он и не увидит моего лица. Эта лампа снабжена тайным механизмом, и все погрузится во мрак, как только он войдет.

– Ах, ты обещала ему показаться без маски? Но он не придет, можешь быть уверена. Это – шаги твоей старой наперсницы. Она сообщит тебе, как тщетны были ее старания завлечь сюда трусливого рыцаря. Я с удовольствием послушаю, что она скажет! – со смехом проговорил Цезарь и спрятался за дерево.

Альфонсо сильнее зашуршал листьями кустарника, и Лукреция не сомневалась, что он сейчас войдет в грот. Она незаметно надавила пружину, и боги любви распустили свои крылья, прикрыв ими свет лампы, отчего вся внутренность грота очутилась во мраке. Сев на край фонтана, молодая женщина запела.

Альфонсо после всего слышанного им не мог больше сомневаться, что Фаустина выдала герцогу свою госпожу и что все сделанные молодой женщиной приготовления, все ее страстное нетерпение относилось вовсе не к Цезарю, а к нему самому. Альфонсо чувствовал себя растроганным, что не особенно благоприятствовало той роли, которую он собирался взять на себя. Он осторожно вышел из своего укрытия, и уверенным шагом направился к фонтану.

– Это – вы, благородный рыцарь? – спросила Лукреция, прерывая пение. – Вы достигли храма богини Дианы, и нимфы-весталки приветствуют храброго рыцаря.

– Я думаю, что весталки давно улетели отсюда, раз тут царствует Лукреция Борджиа, – сухо возразил Альфонсо.

– Зачем же тогда рыцарь ордена святого Иоанна пожаловал в этот грот? – насмешливо спросила молодая женщина. – Как бы то ни было, я сдержала свое слово и говорю с вами без маски.

– Может быть вы и без маски, но нас окружает такая темнота, что я все равно не могу видеть ваше лицо, – ответил Альфонсо прерывающимся от волнения голосом.

– Я исполнила буквально свое обещание и вы не должны больше ничего требовать от женщины, состоящей на службе у Лукреции Борджиа. – Но я слышала, что вы боялись прийти сюда, чтобы не попасть в руки сатаны в образе сицилийской танцовщицы, как это было со святым Киприаном. В виду того, что страх в темноте усиливается – да будет свет!

Лукреция снова незаметно надавила пружину и боги любви моментально сложили свои крылья. Мягкий свет распространился вокруг и осветил танцовщицу, сидевшую на краю фонтана с маской на лице.