Увидев своих теток, Мириам вся сжалась, точно заяц, затравленный собаками.

– Что это за фигуры, откуда они явились? Выросли из-под земли, или дьявол послал их из своего царства? – спросил Александр, отодвигаясь от старух, которые бросились перед ним на колени.

– Ни то, ни другое! Это – просто старые аптекарши из гетто, – ответил Цезарь, и поспешил успокоить своих союзниц:

– Говорите смело, добрые женщины, объясните, что с этой девушкой? Почему она болтает тут о каком-то убийстве, о пролитой крови?

– Мы – две несчастные, бедные старухи – честно зарабатываем свой хлеб, – жалобно затянула одна из евреек. – Мы живет тем, что готовим некоторые лекарства, рецепты которых оставил нам в наследство наш отец, известный доктор. Эта девушка – внучка нашего отца. Она сошла с ума от любви. Ее любовником был христианин, бросивший ее, когда оказалось, что она ждет ребенка. Девушка с горя помешалась. Услышав об убийстве благородного герцога Джованни Гандийского, она однажды ночью проснулась от страшного сна и начала приставать к нам, двум слабым женщинам, с обвинениями в том, что мы убили ее любовника, который как будто тоже носил имя Джованни.

– Назовите мне настоящее имя ее соблазнителя и, если бы все короли мира просили, чтобы я пощадил его, я и тогда не согласился бы на это! – сурово произнес папа.

– Господин и повелитель, он скрыл, кто он такой, из страха вашего справедливого гнева. Даже его возлюбленная знала только имя Джованни, хотя по всей вероятности, и оно было вымышленное! – ответила Нотта.

– По закону, христианин, находящийся в любовной связи с еврейкой, наказуется смертью! Вы думаете, ваше святейшество, что таинственный Джованни был бы достоин этого наказания? – живо спросил Цезарь.

– Уведите ее! – вместо ответа проговорил папа и, схватившись за сердце, прибавил: – мне дурно!

– Удалите свое несчастное дитя, добрые женщины! – обратился Цезарь к старым еврейкам. – Несмотря на болезнь, она еще слишком хороша для того, чтобы оставаться среди народа. Хотя ваши труды оказались бесполезны, рыцарь святого Иоанна, тем не менее, и его святейшество, и мы все, очень благодарны вам за ваше старание найти убийцу несчастного герцога Гандийского. Это – самое горячее желание всей нашей семьи.

Нотта и Морта бросились к Мириам, на лице которой в первый раз за весь день отразился страх. Альфонсо, не обращая внимания на умоляющий взгляд Лукреции, помог Мириам подняться с места и объявил, что сам проводит молодую девушку. Цезарь сделал знак старухам, чтобы они не препятствовали рыцарю, и те, рассыпаясь в благодарностях, пошли вслед за Альфонсо, который заботливо поддерживал Мириам.

Рыцарю не легко было пробраться с еврейками через густую толпу разъяренной черни. К счастью, ему помог отец Бруно. Дойдя до ворот гетто, старухи снова начали благодарить рыцаря, но по тону, каким произносились слова благодарности, можно было скорее предположить, что они проклинают его. Альфонсо очень хотелось проводить Мириам до самого дома, но он боялся настроить старых ведьм против их племянницы, а потому ограничился лишь тем, что напомнил старухам о болезни Мириам и затем пошел с отцом Бруно обратно.

Не успели они отойти несколько шагов, как монах снова начал уговаривать Альфонсо уехать из Рима.

– Я не знаю, почему вы думаете, что я изменю свое решение, – нетерпеливо возразил Альфонсо. – Наоборот, с тех пор, как я увидел, что папа пламенно желает отыскать убийцу своего сына, у меня явился лишний повод остаться здесь.

– Да, вы сегодня стояли на волосок от того, чтобы приподнять завесу ужасной тайны. Но будьте осторожны. Помните, что доведенная до крайности женщина более жестока, чем самый злой мужчина!

Этот намек на Лукрецию, в соединении с тем, что говорила Мириам, произвел сильное впечатление на Альфонсо. Он вспомнил о встрече еврейки с Мигуэлото и о рассказе относительно убийства герцога Гандийского и вдруг почувствовал большое недоверие также и к отцу Бруно.

– Дайте мне только проучить дерзкого англичанина, уверяющего, что ни один итальянец не в состоянии сражаться с ним, и я очищу вам всем путь, если бы он даже был покрыт лилиями и розами. Мне и самому надоело и все и вся здесь, – проговорил Альфонсо и посмотрел на монаха так, что тот вздрогнул.

– Нам всем? – смущенно повторил отец Бруно.

– Да, вам всем, монах! Вы все – одного поля ягоды! Я щажу ваш духовный сан и потому не выражаюсь яснее. Одно могу сказать, что люди очень удивились бы, если бы узнали, какое у вас было продолжительное совещание с вашей духовной дочерью. Какое счастье, что удар грома, или вернее – удар камня, брошенный чьей-то рукой, спас вас от великого греха.

На лице монаха выразилась такая смесь горя, стыда, сомнения и гнева, что даже Альфонсо стало страшно.

– Будьте покойны, я не выдам вас. Но вы также знайте, что я могу побить вас вашим же оружием! – сказал Альфонсо в заключение и поспешно ушел.

Наконец, наступил давно ожидаемый день турнира. Праздник начался с того, что Цезарь отправился в Капитолий, чтобы вступить в должность хоругвеносца церкви. Среди зрителей находился и Альфонсо д'Эсте, которому интересно было видеть, как герцог примет то звание, которое принадлежало его убитому брату. Цезарь был очень спокоен. Из уважения к римскому сенату и народу, он шел во время церемонии с непокрытой головой. Вдруг к нему подошла какая-то женщина, изображавшая Судьбу, – никто не знал, кто она такая, – и, предсказав ему блестящее будущее, возложила на его голову лавровый венок. Она объявила, что Цезарь Борджиа вернет Риму прежнее величие, когда сделается императором всего народа, который именно нуждается в нем, чтобы снова стать на ту высоту, на какой стоял раньше. Цезарь скромно поклонился и в сопровождении сенаторов и высших сановников отправился в Ватикан.

Альфонсо узнал в предсказательнице судьбы бывшую Алекто и фею Моргану. Несомненно, что она выступила и в этой роли по приказанию герцога Романьи, лелеявшего в душе то, что высказала его наперсница. Альфонсо пожалел, что не может теперь заключить союз с папой, женившись на его дочери. Это было бы лучшим способом помешать Цезарю выполнить его опасный план.

Раздумывая об этом, принц вернулся в гостиницу, чтобы подкрепиться. К его величайшему удивлению, хозяин подал ему блюда и вина гораздо разнообразнее и более высокого сорта, чем обыкновенно. Окончив завтрак, Альфонсо отправился в свою комнату, чтобы одеться для турнира, но хозяин остановил его и под большим секретом сообщил, что все то, что рыцарь ел во время завтрака, прислано какой-то дамой.

– Я не знаю, кто она такая, – закончил хозяин гостиницы свой рассказ, – но человек, принесший корзину, сказал, что вы сами догадаетесь, какая дама вспомнила о вас.

Сначала Альфонсо был глубоко тронут этим новым доказательством великодушия Лукреции, и в его сердце начала загораться надежда на что-то хорошее. Он чувствовал легкую слабость во всем теле. Однако, постепенно эта слабость начала усиливаться, вскоре он не в состоянии был держаться на ногах. Тогда ему в голову пришла страшная мысль: его отравили!

«Неужели меня отравила Лукреция?» – не переставал думать Альфонсо, и от этой мысли больно сжималось его сердце.

Он чувствовал, что раньше Лукреция любила его. Значит, до какой степени он оскорбил эту молодую женщину, если она так возненавидела его, что решилась отравить! Своей холодностью и небрежным отношением к Лукреции он сам создал себе соперника, который по-видимому, не долго будет бесплодно вздыхать по красавице. Альфонсо мысленно рисовал себе картину турнира, видел торжествующего Лебофора, склонившегося у ног Лукреции, которая приветствовала его нежной улыбкой.

«Мое отсутствие, конечно, будет объяснено трусостью», – с горькой усмешкой подумал Альфонсо, и ему стало жаль себя, жаль своей молодой жизни: он, принц, наследник престола, жаждущий провести в жизнь самые благородные планы, должен погибнуть из-за ненависти развратницы!