Потребитель вряд ли станет возражать против того, чтобы фильтр заслонял контент, который неактуален или может не понравиться. Но то, что хорошо для потребителя, не обязательно хорошо для гражданина. Возможно, то, что мне нравится, — совсем не то, чего я действительно хочу, не говоря уже о том, что мне нужно знать, чтобы быть информированным членом моего сообщества или гражданином моей страны. «Быть в курсе того, что не входит в область ваших интересов, — это проявление гражданской добродетели, — говорил мне журналист Клайв Томпсон, пишущий о новых технологиях. — В нашем сложном мире на вас влияет практически все — так замыкается петля материальных, личных интересов»[39]. Культуролог Ли Сигел формулирует иначе: «Клиенты всегда правы; люди — не всегда»[40].

Структура медиа влияет на характер общества. Печатное слово куда лучше способствует демократической дискуссии, чем усердно скопированные пергаментные свитки. Телевидение оказало глубочайшее влияние на политическую жизнь XX века — от убийства Кеннеди до событий 11 сентября 2001 года. И, видимо, не случайно у жителей США, которые тратят 36 часов в неделю на просмотр ТВ, стало меньше времени для гражданской жизни[41].

Эра персонализации уже наступила, и она опровергает многие наши прогнозы о том, что должен был принести нам Интернет. Его творцы рисовали в своем воображении нечто большее и более важное, чем просто глобальная система обмена фотографиями домашних питомцев. Манифест, на который опиралась при своем создании в начале 90-х годов прошлого века правозащитная организация Electronic Frontier Foundation, призывал к созданию «цивилизации Разума в киберпространстве»[42], возвещал появление всемирного метамозга. Но персонализированные фильтры разрывают синапсы этого мозга. Возможно, мы, не осознавая того, сами делаем себе глобальную лоботомию.

Мы создаем мегагорода и нанотехнологии — глобальное общество, сложность которого уже вышла за пределы индивидуального понимания. Проблемы, с которыми мы столкнемся в следующие 20 лет: дефицит энергии, терроризм, изменения климата и болезни, — огромны по своему масштабу. И решить их мы сможем только вместе.

Первые энтузиасты Интернета вроде создателя Всемирной сети Тима Бернерса-Ли надеялись, что мы получим новую платформу для решения этих проблем. Я думаю, что Интернет все еще может ею стать, и в книге я объясню как. Но сперва нам нужно поднять занавес, понять силы, ведущие Интернет в его нынешнем, персонализированном направлении. Разоблачить ошибки программного кода — и его программистов, которые «подарили» нам эту персонализацию.

Если, согласно выражению Ларри Лессига, код — это закон[43], то важно понять, чего же добиваются новые законодатели[44]. Мы должны выяснить, каковы убеждения программистов Google и Facebook. Осознать, какие экономические и социальные силы движут персонализацией. Некоторые из них неизбежно будут сопровождать нас, другие — совсем не обязательно. И мы должны понять, что же все это значит для нашей политики, культуры и будущего в целом.

Если вы не сидите рядом со своим другом, вам трудно понять, чем версия Google или Yahoo News, которую вы видите, отличается от той, которую видит кто-то другой. Но стена фильтров искажает наши представления о том, что значимо, истинно, реально, и поэтому крайне важно сделать ее видимой. Именно в этом заключается цель этой книги.

Как-то весной 1994 года Николас Негропонте в задумчивости сидел перед экраном компьютера. В его детище — лаборатории MIT Media 1. ab[45] — молодые разработчики чипов, мастера виртуальной реальности и гении роботехники неистово трудились над игрушками и инструментами будущего. Но Негропонте размышлял над более простой проблемой — той, с которой миллионы людей сталкиваются каждый день: что смотреть по телевизору.

К середине 90-х круглые сутки семь дней в неделю вещали уже сотни телеканалов. Большинство программ были ужасающими и скучными: реклама кухонной техники, клипы групп-однодневок, мультфильмы и новости из жизни знаменитостей. Любому отдельно взятому зрителю была интересна лишь малая часть из этого.

По мере увеличения числа каналов стандартный метод поиска нужной передачи становился все более безнадежным занятием. Одно дело искать подходящую программу на пяти каналах, другое — на пяти сотнях. А когда их число доходит до пяти тысяч, старые методы оказываются просто бесполезными.

Но Негропонте не отчаивался. Еще не все было потеряно. Более того, решение было уже почти найдено. «Ключ к будущему телевидения, — писал он, — перестать думать о телевизоре как о телевизоре», а начать думать о нем как об устройстве со встроенным интеллектом. Потребителям был нужен пульт, который управляет сам собой: интеллектуальный автоматический помощник, способный запоминать, что смотрит каждый зритель, и подбирать нужные программы. «Сегодня телевизоры позволяют вам контролировать яркость, громкость и канал, — писал Негропонте. — Завтра они позволят вам корректировать уровень секса, насилия и политическую позицию»[46].

А зачем останавливаться на этом? Негропонте воображал себе будущее, кишащее интеллектуальными агентами, которые помогают решать проблемы вроде выбора телепрограммы. Они, как личный дворецкий, должны впускать в ваш дом лишь ваши любимые шоу и темы. «Представьте себе будущее, — писал Негропонте, — в котором ваш интерфейсный агент сможет читать любые ленты новостей, газеты, отслеживать все теле- и радиостанции на планете, а затем составлять персонализированный дайджест. Это газета, выходящая тиражом в один экземпляр… Назовем ее Daily Me — "Мои ведомости"»[47].

И чем больше он думал, тем больше смысла в этом видел. Решением проблемы информационной перегрузки в цифровую шоху были разумные, персонализированные встроенные редакторы. И они вовсе не должны были ограничиваться телевидением. Как заметил Негропонте в беседе с редактором журнала Wired, «интеллектуальные агенты, несомненно, будущее компьютерной отрасли»[48].

Джарон Ланир из Сан-Франциско был весьма встревожен этими рассуждениями. Ланир — один из создателей виртуальной реальности, и с 80-х годов прошлого века он пытался придумать, как сблизить людей и компьютеры. Но разговоры об «агентах» поразили его своим безумием. «Что в вас вселилось? — вопрошал он в послании ко всем "поклонникам стиля Wired", которое опубликовал на своем сайте. — Идея "интеллектуальных агентов" дурна и неправильна… Вопрос об агентах кажется решающим фактором в том, будет ли Сеть гораздо лучше, чем ТВ, или гораздо хуже»[49].

Ланир был убежден, что агенты, не будучи людьми, станут склонять нас к неуклюжему и хаотическому взаимодействию с собой. «Модель ваших интересов, созданная агентом, будет мультяшной, и глазами агента вы увидите только мультяшный мир», — писал он.

Была и еще одна проблема. Идеальный агент, по логике, должен был блокировать всю или почти всю рекламу. Но поскольку онлайн-торговлю двигала вперед именно реклама, казалось маловероятным, что эти компании станут использовать агентов, наносящих такой удар по их прибыли. Куда вероятнее, как считал Ланир, что это будут «двойные агенты», подкупленные, «непонятно на кого работающие».