Возмущение меня переполняло и придавало силы активнее двигать руками. Спину жутко ломило, а еще в плечах и пояснице, но это все мелочи! Это все такие мелочи! Тем более что чувствую, что получается, нитки истончаются.

Неужели Лена думает, что я не выберусь. Вот просто замерзну насмерть связанная, или от голода умру? Ну, так я тебя удивлю, моя хорошая! Мне понадобиться еще очень много сил, чтобы не удушить тебя, тварь, собственными руками, когда увижу. Интересно, куда ты дела моих детей? Явно же не к генералу повезла и не у себя в гостях оставила. Ну и какие варианты? О самом страшном, думать категорически не хотелось. Да и Лена на это не пойдёт. По крайней мере, я на это очень надеялась. Значит, остается одно — отвезти их к отцу. Отвезти на машине. Так как для поезда и самолета, нужно письменное разрешение от родителей, заверенное по паспорту.

Бедные мои малышки! Как же вы за меня сейчас волнуетесь! Как же вам сейчас за меня страшно! Не прощу! Эти ваши эмоции, я ей никогда не прощу! Интересно, чем она вас сейчас утешает? А может, сказала, что я умерла? Не веря, что такая кулема как я, способна выжить? Я теперь уже ничему не удивлюсь!

Тварь! Как же ты могла вмешать детей? Сама ведь мать! Ну, есть у тебя ко мне претензии, ну так со мной, один на один и разберись! Испугалась? Слабо?

Хотя, тут все намного глубже. Она отняла у меня самое дорогое. Типа, как и я у нее, Кирилла. Она заставила меня проститься с жизнью, как и я ее, заставила проститься с мечтами о жизни с Кириллом.

Та еще ведьма! Стоит отдать ей должное.

Но как же ты собиралась из всего этого выкручиваться, учитывая, что генерал этого так не оставит? Надеялась на жалость по-родственному? Ой, зря! Все в роду Зубовых знают, что ты за птичка и сочувствие тебе явно не светит! Уж от генерала особенно.

Я не знаю, сколько так пролежала, жутко злясь, прокручивая все события и без устали, не обращая внимания на жуткую боль в спине и усталость в руках, перетирая веревки, но одна из них, наконец, лопнула, чем несказанно меня воодушевила, следом лопнула вторая, потом третья и четвертая. Передохнув, немного, перетерла пятую и шестую. Последнюю, с огромным узлом, просто сняла.

И клянусь, в последний раз я была так безмерно счастлива, только когда мне на грудь положили Алинку, что родилась второй.

Размяла затекшие руки, оперившись на них, села, потратила немало времени, чтобы развязать веревки на ногах, узлы были очень тугими, а в пещере уже стемнело. Похоже, придётся заночевать здесь.

Боже! Как же холодно и жутко! Я же здесь околею до утра! Не зря у меня забрали кроссовки! Предполагали все-таки, что развязаться я сумею. А вот спуститься босиком по горам, не подготовленному человеку, точно нереально.

От отчаянья захотелось плакать горько и громко, но нельзя. Отчаянье в такой ситуации точно не выход.

Нужно прислушиваться, вдруг услышу голоса туристов, спускающихся вниз, или поднимающихся вверх. Это мой единственный шанс на спасение.

Села возле самого края пещеры и стала слушать тишину, стараясь не дать горькому отчаянью заполнить душу, очень старалась заменить его, на спасительную надежду. Но время шло, солнце уже пошло на закат, а мне слышались лишь крики горных орлов. Один даже присел рядом, держа клювом здоровенную, еще трепыхавшуюся крысу. Уставился на меня очень недобро, словно я была непрошеной гостьей в его доме. Может, так конечно и было, но я не по своей здесь воле и деваться мне не куда, так, что, не оставалось ничего кроме как запустить в хозяина гор камнем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Орел улетел, и я снова осталась одна.

Я потеряла счет времени, мне каждая минута казалась вечностью.

Старалась не смотреть вниз, только вдаль, на величественные горы и чистое, слегка красноватое уже, в лучах заката, небо.

Холодно. Как же холодно. Сидеть, стоять холодно. А впереди еще целая ночь. Сейчас всё бы отдала за костер. Я бы и попробовала высечь искру из камня, но не нашла ничего в пещере, на чем его можно развести, ни мха, ни шерсти, ни веток. А выходить из пещеры помня, как там узко и круто, просто не решилась. Возможно завтра, как рассветёт, я и попытаюсь спуститься. Сидеть тут и ждать счастливого спасения, смысла нет. Мы не в сказке. Сейчас, вообще, пожизни, никто тебе не поможет, если сам себе не поможешь.

Мне бы только эту ночь пережить.

Как же холодно то. Просто нечеловечески холодно.

Если я здесь насмерть околею, к утру, то видит Бог! Не смогу простить даже Кирилла, спустя и десять жизней!

Сидеть на холодном, нельзя. Мне еще только воспаления мочевого и яичников, не сватает для полного счастья.

Встала, сняла свою кожаную куртку, встала на нее замерзшими ногами и еще и сверху их укрыла. Стало теплее, намного. Но простоять так всю ночь, не реально. К тому же, ночью начнет холодать еще больше и все равно, я замерзну.

Господи! Об одном прошу! Пусть моим девочкам сейчас будет теплее, чем мне и комфортнее.

Уже поздно, очень поздно. Солнце здесь садиться в девять вечера, а вышли в магазин мы во втором часу, дома наверняка уже подняли шум и начали поиски. Семен Альбертович, наверняка уже пошел в торговый центр и просмотрел камеры наблюдения. Допросил противную кассиршу и охранников. И на что только Лена надеялась?

Отчаянная, однако, женщина! И глупая. Главное теперь, найти этих мужиков, что привезли меня сюда и допросить. Не думаю, что они настолько преданны Лене, что будут молчать на допросе у самого Зубова.

Меня найдут. Меня, конечно же, найдут, скорее всего, уже завтра, до обеда. Нужно только пережить эту ночь. Но вскоре, ноги стали замерзать, несмотря на, то, что были укрыты курткой. Я стала их растирать руками прямо через куртку, заодно согревая и их. Сделала зарядку с наклонами, прогибами и приседаниями, разгоняя кровь по телу. И одновременно читая “Отче. Наш”

Божьей Милостью, может быть и силой своего убеждения, но я согрелась до того, что мне стало жарко. Вскоре стемнело так, что я не видела даже своих рук, поднесенных к лицу. Села на край пещеры, чтобы можно было смотреть на звезды. Говорят, звездное ночное небо — это безумно красиво. Может это и так, но мне сейчас было не до оценки красот. Меня до ужаса пугал малейший звук, вскрик ли птицы или шорох падающего камня.

Подул ветер, и похолодало еще сильнее. Вдали мелькали белые всполохи молний, надвигалась гроза,

Только этого мне и не хватало для полноты ощущений, блин!

— Господи! Ну, сжалься! Ну, пронеси ты мимо, хотя бы грозу! Прошу! Мне и так страшно настолько, что не знаю, как еще дышу.

Но на сей раз, небеса мене не услышали. Грохотало и лило до самого утра. Я стояла, вжавшись в самый угол пещеры, чтобы не задевало холодными каплями, и вздрагивала от каждого всполоха молнии, так как постоянно на входе чудились самые невероятные звери и монстры. Утром, я, конечно же, лишь весело посмеюсь над своими глупыми страхами, но то будет утром, до утра еще дожить нужно.

Кирилл! Как же ты мне сейчас нужен! Как же мне сейчас не хватает жара твоих объятий! Как же хочется прижаться к тебе всем телом. Оказаться под твоей защитой, успокоиться. Ты каждый вечер писал мне сообщения о том, что я лучшая, любимая, единственная. И эти сообщения не давали мне провалиться в бездну отчаяния. Согревали, душу, возбуждали тело. Мне каждую ночь теперь снилось, что мы с тобой занимаемся любовью. С утра, я старалась как можно скорее забыть эти сны, занимала себя всем, чем только было возможно. Лишь бы не думать, лишь бы не вспоминать. Но каждый вечер, снова были эти сообщения и эти сны, несмотря даже на холодный душ.

И в душе я ликовала, что так желанна, тобой, так нужна тебе. От того и на то, что ты с Леной пошёл, я отреагировала так излишне остро. Я привыкла уже считать тебя своим. Только своим. Как когда-то считала только своим и твоего отца.