Пытаясь успокоиться, я стоял у окна. И смотрел во двор. Что хотел увидеть? Как они вместе, обнявшись, сядут на скамейку и станут целоваться мне на зло, насмехаясь надо мной? Мало мне, что ли боли за эти дни было?

Однако увидел я совсем другое:

Кирилл очень быстро бежал с ней на руках, к нашему подъезду. Сердце мгновенно пронзила острая боль:

Ей что плохо?

Боожее! Если сейчас она скинет беременность, то уже никогда меня не простит, да я и сам себя не прощу!

Безумно хотелось позвонить детям, узнать, как она. Но понимал, что сейчас не время. А потому, просто приклеился к окну, в ожидание развития событий. Отчаянно молясь за нее и, наше, не рожденное дитя.

Как же я люблю их! Господи! Как же люблю. Не одна из всех тех и волоска моей Мариночки не стоит.

Сын, конечно, прав, во всем прав, но что мне делать со своей любовью к ней? Мне плохо, без нее. Больно без нее. Мне собственного сына удавить хочется, как представлю, что он целует ее там, где раньше целовал только я. Любовь в сердце, это ведь не программа на компьютере. Ее не сотрешь навсегда одним нажатием кнопки. Я хочу быть рядом, она нужна мне как воздух!

Девчонки, подвели, конечно. Я и не думал, что они вкатят ей истерику. Так, просто вскользь сказал, что я виноват, конечно, но у мамы прощения попросил, а она простить не смогла, вот мы и не вместе, маме время нужно.

Как же они меня любят, бедняжки! Как же им плохо сейчас!

Эхх, Марина, Марина! Что же ты наделала, глупенькая.

И не думал даже, что ты всегда такая послушная и тихая, так проявишь свой характер именно в этой ситуации. Хотя, всю ситуацию осложнил, конечно, этот проклятущий Захаров, чтоб ему еще три жизни икалось! Не пришлось бы им бежать и пережить всего того, что было, я бы все уладил намного быстрее и легче. Извинениями, лаской, подарками, страстью, у нас бы началось все заново, и зажили бы мы еще лучше прежнего. Но судьба распорядилась иначе, значительно мне все осложнив. Но зато, позволив в полной мере понять, как я ее люблю. Все бы отдал сейчас чтобы было все как раньше, чтоб я мыл сейчас посуду после ужина, а она готовила бы крем для своего очередного, шедеврального торта. А потом млела подо мной полночи, опьяняя сладкими стонами. Как же хорошо тогда было! Спокойно, благостно.

К ее подъезду подъехала скорая. И сердце мое замерло. Практически не сомневался, что к ней. Снова начал неистово молиться. Глаза щепало от слез. А я ведь не плакал с детства, даже на похоронах своих родителей не плакал. Но за эту крошку, что была сейчас в ее лоне и связывала нас еще довольно прочно, испугался очень.

Но к счастью, врачи вышли быстро и одни. Значит, ничего страшного.

Я еще довольно долго простоял у окна. Выжидая сам не зная чего.

Кирилл не выходил, значит, с ней сейчас. Интересно, о чем они говорят, что обсуждают? Как марина себя чувствует?

Не выдержал и позвонил Алине, минут через двадцать. Гудки шли, но дочь не брала трубку, и меня словно кипятком обдало: они что, объявили мне войну и запретили дочкам со мной общаться?

Дожился! Допрыгался!

Но я так просто не сдамся! Воевать за детей, мне бы, конечно, не хотелось, но, если будет нужно, я готов.

Минут через пятнадцать позвонил еще и дочка, к счастью, ответила.

— Алин! Как мама? Скорая к нам была?

— Да к нам, маме плохо, у нее кружится голова, и она лежит под капельницей.

— С малышом все в порядке?

— Да. Но ты с нами о маме больше не говори. Иначе, мы к тебе больше ходить не будем. Ты ведь сам, первый маму обидел, а ты ведь старше ее и должен быть умнее.

Дочь отключилась, а мне осталось лишь тяжко вздыхать. Да я старше и должен быть умнее. Кто бы спорил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Долго собирался с силами, в итоге, решился позвонить ей только через два часа.

Взяла, ответила, уже радость.

— Как ты?

— Без твоего голоса в ушах, было лучше.

— Прости меня, я обещаю, что поговорю с девочками и объясню им все заодно с тобой, как можно мягче.

— Уж постарайся. Иначе, мне придется принять жёсткие меры. Один ты с ними видеться больше не будешь, только в моем присутствие, или в присутствие Кирилла.

От слов жены, меня окатило холодом.

— Ты остаешься с ним? Точно решила? — спросил севшим голосом.

— Да, — сказала сухо, в тон мне.

— Ты же его не любишь!

— Я уже налюбилась, Миш, пусть меня теперь любят.

— Я люблю, люблю! Ты знаешь! Хочешь с ним тешиться — тешься! Я ни слова не скажу, только останься со мной! Прошу! Подумай об этом!

— Зубов, не позорься! Прошу тебя! Прими как есть! Прими, как данность и забудь меня. Веди себя как мужчина! Я все еще хочу тебя уважать.

— Как ты собираешься объяснить дочерям, что спишь с их братом? — Пальцы до боли сжались в кулаки.

— Жить вместе, мы не собираемся. Остальное, тебя не касается. Еще раз прошу тебя, быть аккуратнее с детьми, если хочешь их видеть

— И когда ты только успела сукой то стать, Родная?

— Предательство заставляет взрослеть, Михаил Альбертович! 0



Марина.

— Это вовсе не ты с детьми должна уезжать из своего дома, не находишь? — Кирилл нервно крутил в руках брелок с ключами и был хмурее тучи

— Предлагаешь, попросить его убраться подальше? Так он уже оплатил за три месяца и не поедет никуда.

— А я не могу уехать отсюда сейчас! Я в сеть кафе вложил все, что у меня было, до копейки, мне не на что начинать новую жизнь на новом месте. Снова продать все, так быстро, не получится. Да я и не хочу, если честно.

— Что ж, будем надеяться на его благоразумность. И на то, что мы правильно поступаем, оставаясь вместе.

— Ты все еще сомневаешься и готова отказаться от своих чувств ко мне? Даже не отрицай, что они у тебя есть! Слова, давно лишние здесь! — в глазах и голосе Кирилла, была явная обида.

— Просто это тяжелое решение, за которое ты заплатишь тем, что потеряешь не только отца, но и всю свою семью. Мать, сестру, дядю! Моя мать, тоже в восторге не будет! Это точно!

— Все со временем смирятся и привыкнут. Я понимаю, что ты меня еще не любишь, как сильно, как его и может быть от этого твои сомнения, но я готов подождать, ждать я умею.

Я подошла к креслу, в котором сидел Кирилл, опустилась к нему на колени, взяла за подбородок, чуть приподняла голову и коснулась его губ своими. Просто не могла отказать себе в этом удовольствие, после его признания.

Да, возможно он прав, и то, что я к нему чувствую, еще не назовешь любовью, но то, что Кирилл мне дорог и я не хочу его терять, это однозначно.

Соприкосновение наших губ и языков, опьяняло, возбуждало и окрыляло. Сердце грозило просто выпрыгнуть из груди. Кирилл целовал меня жадно, прижимал к себе крепко, но нельзя, нельзя, нельзя! Как бы мне не было жаль, пока еще могла, я оторвалась от его губ и прошептала:

— Где угодно, только не дома, когда в нем дети.

Кирилл крепко зажмурился, расставаясь с окрылившей его страстью, а я быстро встала с его колен.

— Да. Понимаю, — хрипло прошептал Кирилл.

— Пойдём, я тебя ужином накормлю.

Ему стоило огромных усилий не бросать на меня голодных взглядов за ужином, я поняла это потому, что он явно нарочно делал вид, что жутко голоден и пялился лишь в тарелку. А уж, каких усилий ему стоило спать на диване в гостиной и не прийти ко мне ночью, я и представить себе не могу! По крайней мере, я ворочалась очень долго! Все ждала его. Но видимо, у нас обоих не хватило смелости. Может это и хорошо.

Утром он сам приготовил нам завтрак и уговаривал меня не ездить на работу, но чувствовала я себя прекрасно и смысла сидеть, дома не видела.

— Тогда наложи макияж поярче и как следует. Будешь еще и рекламным лицом нашей компании, я пригласил профессионального фотографа, отснимет тебя сегодня на рабочем месте.