Остановите Землю! Я сойду!

Бандюков мне жалко не было совсем! Они сами, осознанно сделали свой выбор убивать и скорее всего, быть безвременно убитыми самим, но в клубе было полно и не в чем неповинных людей. Которые сейчас так же безвременно отправляются к предкам! Охранники, официанты, жены бандюков, возможно у кого-то здесь, даже сыновья и дочери!

— У каждого своя судьба. Мы все умрем. Кто-то раньше, кто-то позже, и никто из нас не знает, как, — глубокомысленно заявил высокопоставленный мент, сидевший со мной рядом. Толи мысли мои по кислой роже прочел, толи и сам о том же думал.

Как мне показалось, из ресторана выбежали все люди Захарова. Хотя, я их не считал. Когда автобусы отъехали, позвонил Артем, сидевший в одной из машин напротив здания.

— Я все сделал. Северного, завалили одним из первых. Где они?

Я назвал ему честный адрес, где он мог забрать своих близких и посоветовал до завтрашнего вечера покинуть страну вместе с семьей.

— Если надеешься на людей отца, то зря.

Я не знаю, внял мне Артем прямо сейчас, или нет, но, когда узнает, что автобусы с людьми отца, взорвались на подъезде к гаражам, внемлет точно.

Дядя был очень доволен благополучным исходом дела и отвалил за помощь, просто космическую сумму. Я даже уже знал, куда ее дену, в купе с теми деньгами, что у меня остались от продажи клуба. Но у дяди были на меня свои планы:

— Я выкуплю для тебя часть бизнеса Захарова, а ты за то будешь представлять некоторые мои интересы в городе, Чужим я доверять не могу, а ты свой, сообразительный, хваткий, надежный.

— При всем моем уважение, дядь, такие игры не для меня, — признался я с тяжелым вздохом. — Послать кого-то мочить людей, пусть и бандюков, для меня не раз плюнуть. Не мое это.

— Такого больше не понадобиться. Обещаю.

Дядя отключился, оставив последнее слово за собой.

Генерал, мать его.

Спал я плохо, тревожно, а проснувшись, еще лежа в постели набрал Марину, может я и дурак и наверняка зря это делаю, но мне очень хотелось извиниться за вчерашнее. Она наверняка этого и ждет. Так, что тянуть, смысла нет, чем скорее мы помиримся — тем быстрее будем вместе. А я не желал и минуты без нее проводить.

Она не брала трубку долго, а взяв, заговорила совершенно чужим, севшим голосом:

— Я тебе все сказала вчера! Больше нам говорить не… — девушка зашлась тяжёлом приступом нехорошего, утробного, булькающего кашля. — Не о чем! Не звони больше! И не смей приезжать!

Паршивка отключилась, но раздражать ее звонками еще больше я не стал. Бабе, после всего пережитого явно нужно успокоиться. Поехал по делам, а в два часа дня позвонил Анюте, узнать, как дела.

— Плохо дела. У мамы сильный кашель, жар и головокружение. Даже с постели встать не может.

От досады, я выругался, забыв, что с другой стороны, ребенок. Значит, все-таки простыла, там, в горах. Держалась из последних сил, ради детей, а вчера, своей выходкой, я видимо окончательно подорвал ее, вот организм и сдался.

— Пусть поправляется, мамочка! Я через час завезу вам лекарства и продукты, а вы с Алиной, спуститесь и заберите сумки, хорошо? Я позвоню, как буду подъезжать.

— А чего сам не зайдешь?

— Дел много. Тороплюсь.

Накупив всяких микстур, капель и противовирусных капсул, заехал на рынок за фруктами. Марина очень любит чай с лимоном и персики, а сестрицы прямо прутся по ананасу. Еще купил их любимые хинкали, сыр и колбасу. Подумав, добавил две курицы, пусть мать ей суп с лапшой на бульоне сварит. Говорят, при простуде, он полезен. Ну и несколько коробок пирожных девчонкам, чтоб не унывали.

Сказал звонить если что, о плохом даже и не думал, ну простыла и простыла. Отлежится, на антибиотиках. Но вечером, в половине девятого Алина позвонила, сказать, что мать увезли в больницу с предварительным диагнозом, двустороннее воспаление легких. Температура почти сорок два, девушка в бреду и лихорадке. 0



Марина

Так плохо, я себя не чувствовала еще ни разу в жизни.

Я горела вся! Как снаружи, так и изнутри. Особенно изнутри. Мне казалось, что внутрь меня запихнули печку, которая поджаривает меня медленно и беспощадно. Дышать было тяжело. В груди что-то клокотало и булькало. Постоянно хотелось прокашляться, но не хватало сил.

Голова кружилась, и я то и дело проваливалась в какие-то тяжелые, сумбурные грезы. Там то срывалась вниз с горы, то в панике искала потерявшихся в лесу дочерей, а находила Мишу, который смотрел на меня так свирепо, что я бросалась от него наутек, а он за мной гнался, чтобы убить за измену с сыном. Я каждый раз, просыпалась в жуткой панике, когда он хватал меня за плечо и толкал с горного обрыва в пропасть.

— Маринааа! Мариночкаа! Вы меня слышите?

В мое сознание врывается ласковый женский голос, обрадовалась ему. Вырвал из кошмара. Открываю глаза и вижу женщину с яркими вишнёвыми волосами, и с белой маской на лице. Судя по гладкой коже вокруг глаз, еще молодая.

Киваю ей, пытаясь справиться с подкатившей тошнотой.

— Голова кружится?

Прислушалась к себе и мотаю головой. Пока нет.

— Присядем?

Снова киваю. Жутко хочется прокашляться, а лежа, неудобно.

Женщина помогает мне сесть и меня мгновенно забивает кашель. Отделяется мокрота, я сплёвываю ее в подставленную миску. А следом идет и рвота.

После женщина дает мне воды, аккуратно обтирает лицо полотенцем и вводит в ступор вопросом:

— Беременность сохранять будем?

Я потрясенно молчу, отказываясь верить своим ушам. Да, мы с Мишей хотели, и девчонки поддержали. Не просто поддержали, в восторг пришли! и мы уже не предохранялись с того месяца, но доктор говорила мне, что смогу понести только на третий месяц. Не раньше. А еще только-только второй пошел!

— Ты, что не знала? — женщина, верно, истолковала мою ошарашенную физиономию. — Анализы подтверждают второй месяц. Ну давай еще на УЗИ сходим. Мало ли. Задержка есть?

— Они у меня никогда не шли стабильно. Всегда в разброс. Если в этом месяце, двадцать пятого начнутся, то в следующем, могут и тридцатого, и пятого. Мы с мужем хотели, да, я убрала спираль, пила витамины, но доктор сказала, что получится, скорее всего, только на третий месяц.

— Ну, на то зло, получилось раньше. Оставляем, значит, да? Мне надо знать прямо сейчас. Воспаление легких антибиотиками лечится, а при беременности, нельзя их.

— Нет, не оставляем, — еле выдавила из себя, давясь слезами.

— Да ты не бойся, у тебя пневмония, но не острая, можно обойтись сухим теплом, травами, солевой комнатой. Поправляться дольше будешь, но поправишься! Не сомневайся. Мы сильного тебе без анализов не ставили. Плоду не навредили, не переживай.

— Мы с мужем разводимся, — произнесла приговор себе и несчастной крошке.

— Как так? А зачем дите тогда делали?

— На тот момент, я не знала, что он мне изменяет. Долго и цинично. Я была абсолютно в нем уверена.

— Ну, может быть, теперь, ради малыша, вам обоим стоит как-то пересмотреть свои взгляды, на жизнь, отношения? Быть, может, у него получится, начать с тобой сначала, а у тебя, его простить, ради нового человечка?

— Исключено. Он то с радостью, в своем нынешнем положение, мне ноги целовать сейчас кинется. А вот я, простить его не смогу. Даже ради детей. К тому же, у нас уже есть двое, и он даже с ними вряд ли мне будет помогать. А сама троих, не вытяну.

Я говорила беспощадную правду, и зубы мои выдавали дрожь.

Что может быть ужаснее для женщины, чем стать убийцей собственного ребенка. Всегда поражалась тем женщинам, кто шел на это с легкостью, так же как спираль убрать, не задумываясь даже, что все мы когда-то тоже были этими маленькими Горошенками, этими, не оформившимися пока еще не во что, клеточками. И если бы наши мамы поступили с нами так же, нас бы просто не было сейчас.

Мише я сразу сказала, что поскольку близнецы у нас. Ближайшие лет шесть, восемь, осознанно зачинать не хочу, но, если получится неожиданность, однозначно — рожаю. Я даже не мыслила о том, как можно убить своего ребенка. Для меня это верх варварства и бесчеловечности!