— В монастыре, — буркнула виновато. — Меня арестовали и обещали отдать на суд маркиза Фармазотти. Но его пока нет в городе. Так что это моя тюрьма в монастыре, в котором живут одни мужики.

— Мужики? А это не опасно? — забеспокоился за мою честь хранитель.

— Они меня боятся.

— Нет, лучше давай уйдем отсюда!

— Так я и собиралась! Потому тебя и позвала. Ты не побудешь тут за меня? А утром я вернусь. Очень надо попасть к этому маркизу!

— Побуду, — согласился Гораций. — А ты куда собралась?

— Ну, комнату я оплатила…

— Ты хочешь, чтобы разъяренные горожане тебя прибили на месте как сбежавшую ведьму?

— А ты откуда знаешь?

— Знаю! Идти в «Синюю курицу» даже не вздумай! — «Синий фазан», поправила его мысленно, но промолчала. — Возвращайся в стог! Там тебя, если будет опасность, Смелый предупредит.

— Хорошо. До завтра, Гораций! — Я спрятала камень хранителя под солому и помахала ему на прощанье.

— До завтра…

На рассвете я вернулась к Горацию, который ночью не терял времени зря и обследовал здания монастыря.

— Ну мы и попали, — с сарказмом усмехнулся призрак. — Тут все насквозь лживое! Говорят — пост, а сами окорока по кельям трескают! Называют себя монахами, а сами девок через потайные двери водят! Зато чего я насмотрелся-а-а!

— Гораций! — одернула я хранителя, уж больно лицо у него стало ехидным. — Кто такие монахи? Это здешние мужики себя так называют?

— Ага, — встрепенулся призрак. — Служители бога. Между прочим, у них обет безбрачия… хи-хи.

— Чего в этом смешного? Это же противоестественно! Закон природы гласит…

— Идут! — прервал меня Гораций. — Пока! — И скрылся в своем амулете.

Я едва успела сунуть камень в карман. Дверь камеры, заскрипев, открылась, являя мне все того же господина Фабиано. Он побрызгал на меня водой и что-то зашептал, перебирая пальцами бусы, которые висели у него на запястье левой руки. Еле удержалась, чтобы не сказать толстяку, что уже умывалась сегодня. Он тем временем закончил перебирать бусины и уставился на меня несколько озадаченно. Я списала его удивление на свой цветущий жизнерадостный вид. Ведь я не только выспалась, но и успела позавтракать, бесстыдно стащив в охотничьем домике кусок хлеба с сыром прямо из-под носа Мартины.

Однако как в этом мире у меня бурно развиваются криминальные наклонности! Ты, Петенька, поосторожней! А то привыкнешь и в своем родном мире примешься за старое. А там за преступление разговор короткий: лишение всего и вся, и карабкайся после отбытия наказания дальше, как получится!

— Покайся! — возвестил Фабиано торжественно.

— Каюсь, — честно признала свою неправоту в покраже завтрака, хлопая ресничками.

Его явно озадачила моя покладистость. Фабиано что-то заподозрил, нахмурился и потащил меня из камеры, бурча что-то похожее на «изгоню бесов, освобожу душу…» Я мысленно посмеивалась над его уверенностью в своем могуществе, но следовала за ним покорно. Пусть пока радуется.

Зал, в который меня привел монах, мне не понравился категорически. Я не имела ни малейшего представления о принципах работы всех устройств и приспособлений, представленных здесь, но их жуткий вид не оставлял сомнений, что все они причиняют боль. Чего стоила огромная решетка-гриль, явно рассчитанная не на приготовление сосисок.

Я задумалась, а правильно ли поступила, пытаясь таким образом заполучить аудиенцию у маркиза Фармазотти? Уж больно неприятным может оказаться этот путь.

Ладно, еще немного побуду здесь, авось и дождусь чего полезного. А нет, так покуражусь над этими святошами, покажу им «ведьму настоящую», чтобы потом было с чем сравнивать и не губить ни в чем не повинных людей, и распрощаюсь горячо. Очень горячо…

Святой отец Фабиано тем временем пытался меня увещевать, рассказывая, какие муки ждут меня в аду. Как меня будут долго кипятить в котле с маслом вместе с другими грешниками. А потом бесы будут жарить то, что не успело свариться. В довершение всего я отправлюсь к какой-то Геенне Огненной, даме мне тоже незнакомой, которая будет меня мучить до второго пришествия. Самым любопытным в его рассказе было обещание, что моя многострадальная кожа все время будет вырастать вновь. Хм… А вот это уже попахивало неплохим знанием анатомии, ибо без кожи муки будут уже не такими страшными.

— Господин Фабиано, — обратилась я к нему максимально вежливо, — не надо меня пугать, я не боюсь. И сообщите обо мне маркизу!

— Ты, — взревел толстяк и перекрестился, — исчадие ада! Ты — воплощение Сатаны! Покайся!!!

— Не буду, — обиженно надула губки. За завтрак я уже покаялась, а новых грехов еще не успела совершить.

Почему-то это так взбесило Фабиано, что он даже побелел и покрылся испариной.

— Похотливая девка! — взвизгнул он тонким бабским голосом. — Прекрати свои скверные действия, тебе меня не соблазнить!

— Мне?! ВАС?!! Ха-ха-ха! Вы с ума сошли! Я замужем…

— Замужем за Сатаной! Вот ты и призналась, ведьма!

Как можно объяснить хоть что-нибудь этому тупоголовому мужику, если любое мое слово он выворачивает наизнанку и трактует так, как выгодно ему? Я сказала обычную фразу, которую говорят миллионы женщин во всех мирах: «Я замужем», — а получается, что призналась в чем-то нехорошем. М-дя… По-моему, мне все-таки пора убираться из этого… э-э-э… монастыря и искать встречи с маркизом другим путем.

Только я собралась сообщить о моем решении господину Фабиано, как в зал ввалился здоровенный по сравнению с прочими людьми этого мира мужик с жуткой физиономией прирожденного садиста. Он критически осмотрел мою фигуру и прошептал что-то на ухо толстяку. Тот недовольно нахмурился, разглядывая меня, словно увидел только что, потом перевел взгляд на неприятное сооружение из деревянных брусьев.

— Ты уверен? — Здоровяк утвердительно кивнул. — Тогда давай «испанский сапог».

— Господа, господа, — встряла я в их мужской разговор. — Мне не нужна чужая обувь! Меня своя вполне устраивает!

— Тебя никто не спрашивает, — флегматично сообщил садист и стал громыхать железками на очередном жутко неприятном агрегате.

— А придется спросить, — начала я злиться.

— Молчи, ведьма. — Голос здоровяка не изменился ни на тон.

Я уже давно догадалась, что ведьмами в этом мире называют женщин, которые якобы имеют силу. К слову сказать, наличие магической силы в этом мире я пока не почувствовала ни в ком.

Я решила, что время куража настало и пора продемонстрировать этим святым отцам, что такое настоящая ведьма! Во мне взыграло ехидство и дурные наклонности, которые сейчас я могла проявить в полную силу.

— Я требую аутодафе! — с вызовом заявила садисту, уронившему себе на ногу здоровые щипцы после моих слов. — Немедленно!

— Ты ничего не можешь требовать! — снова взвизгнул Фабиано. — Ты должна признать себя виновной!

— Короче так, дядя! Или костер, или я пошла! Надоело мне тут у вас! В камерах держите, в чем-то обвиняете, пытками пугаете… Злые вы, неприветливые.

— Ты хочешь, чтобы тебя сожгли? — брызгая слюной, яростно возопил толстый монах.

— Да! И немедленно! — подражая ему, взвизгнула я. А что, пусть не только мне уши закладывает. Женщины еще лучше мужчин на ультразвук переходить могут.

— Ты сумасшедшая ведьма!!! — уже выпучив глаза, верещал мужик.

Я подумала, что еще пара реплик, и у него от напряжения начнется эпилептический припадок.

Вон и пена изо рта уже капает. Бе… Интересно, садист-дебилоид умеет оказывать первую помощь при приступах? Я ведь и пальцем не пошевелю, и не из-за жестокосердия, а только других людей ради.

Здоровяк, впрочем, никакого беспокойства по поводу состояния толстяка не выражал. Либо привык, либо тому ничего не грозило. А я себе уже красочно представила, как Фабиано мешком с опилками валится на пол, бьется руками и ногами, но сильнее всего — головой и обязательно — выбритой лысиной, чтобы потом ходить с дивным синяком на макушке. Если жив окажется, конечно.