— А я всегда зеваю, когда мне интересно-о-о…

— Я заметил.

Результат нашей ночной вылазки не заставил себя долго ждать.

Ранним утром в замок маркиза Фармазотти пожаловал живой, но покалеченный настоятель монастыря. Я в это время мирно спала, так как уснуть сподобилась только на рассвете. Так что требовательный стук в дверь вырвал меня из сладких сновидений, делая пробуждение неприятным, а настроение вредным.

— Алфея, откройте! — требовал из-за двери Вольф.

В полусне доползла до двери, открыла замок, грохнув стул на пол, и недовольно воззрилась на мужа.

— Это хорошо, что ты одета, — тихо прошептал супруг. — Идем.

— Куда? — заартачилась я, не понимая, чего он от меня хочет.

— Там монах явился…

— ЧТО?! — мгновенно проснулась и ошарашенно уставилась на него. — Какого хло…

Вольф зажал мне ладонью рот и втолкнул обратно в комнату.

— Он просит маркиза отпустить тебя и признать невиновной! — Я выразила удивление глазами, так как говорить он мне пока не позволил. — Маркиз сказал, что ты сидишь в подвале, и велел тебя привести.

— Мм, — высказалась, как могла. Вольф наконец убрал руку. — В подвале, говоришь?.. Вот пусть этот мерзопакостный толстяк сам ко мне в подвал и спустится! Где у маркиза находятся казематы?

Муж сокрушенно покачал головой, тяжко вздохнул, взял за руку и повел вон из комнаты.

— Обуться-то хоть дай! — дернула его назад. — Или я босая должна из темницы явиться? Может, еще раны страшные на ступнях нарисовать? Как думаешь?

— Обувайся, — разрешил муж. — Это ваших рук дело?

— Ты о чем? — подняла на него невинные глаза.

— О безобразиях, которые произошли ночью в монастыре! Фабиано голову разбили!

— Правда? — получилось очень злорадно.

— Как Гораций в монастырь попал? — Сверлил меня глазами муж, явно не одобряя нашей мести. — Он же хранитель, далеко от амулета уйти не может.

— Значит, может! — обиделась на его подозрительный тон. — А этот склад жировых отложений не только разбитой головы заслуживает!

— Я за тебя волновался, — опустил голову Вольф и направился из комнаты.

— Ты спал, — прошептала ему в спину. Он передернул плечами. — У-у-у, — попыталась убрать улыбку с лица, так как удаляющийся Вольф отставил в сторону правую руку с оттопыренным вверх большим пальцем, — конспиратор.

Монах, увидев меня, вздрогнул и побледнел. Моя суровая высокомерная физиономия с плотно сжатыми губами, похоже, вселила в него ужас. Я гордо прошествовала на середину зала и вперила взгляд в отца Фабиано. Точнее, на его перевязанную голову. Дурацкая шапочка из бинтов и тонкие тесемки, врезающиеся в многослойный подбородок святого отца, делали его похожим на умственно отсталого младенца-переростка. Соски-пустышки только во рту недоставало.

Толстяк окончательно стушевался и взглядом попросил помощи у маркиза. Я ждала. Монах молчал, трясясь от страха. Маркиз молчал, получая наслаждение от происходящего. Вольф молчал не иначе как по политическим соображениям. Тишина звенела.

— Кхм… — подал признаки жизни хозяин замка.

— Э-э-э, — вторил ему монах.

И снова молчание.

— Пожалуй, я пойду, — внесла предложение. Мужчины не ответили. — Досплю… А то разбудили непонятно зачем.

Хм… Странно…

Я спокойно вышла из зала, и никто меня не остановил. Спустилась во двор, выяснила у слуг, где в замке располагается тюрьма, и прямиком направилась туда.

Стандартное, если можно так выразиться, подземелье. Стражник у двери. Даже пленник за решеткой имеется… очень знакомой, но избитой наружности.

С-с-сволочь! Гнида феодальная! Аристократ вонючий… Ненавижу!

На полу камеры, скрючившись в позе эмбриона, лежал Давешний стражник. При моем приближении он застонал и попытался отползти к дальней стене.

— За что его? — обратилась к охраннику.

— За неисполнение приказа, — сухо ответил мужчина, стараясь не смотреть на меня.

— А-а-а… И долго ему тут сидеть? — продолжила я приставать к нему.

— Месяц, если раньше не сдохнет. — Равнодушие, с которым прозвучал: его ответ, меня уже не удивляло.

— Хм… А ну открывай дверь!

— Не велено! — наконец проявил эмоции охранник.

— Не велено, не велено, все вам не велено, — зло бубнила, снимая ключи от решетки с пояса обездвиженного мужика, — пусть сдохнут все, лишь бы меня это не касалось… бездушные выродки… трусы сероводородные… слизняки купоросные…

Стражник, увидев мои действия, впал в ступор и прикинулся ветошью. Я бесцеремонно осмотрела его раны, нашептала ему прямо в кровь анальгетик на пару с противовоспалительным и принялась оттирать с него кровь презентованным мне маркизом носовым платком.

— Уйди… — зло прошептал мужик.

— Кости целы? — Гонит он меня… Гордый какой… Боги, в каких высоких чувствах я его подозреваю? Боится! Причем меня боится больше, чем маркиза. Правильно делает! Ибо я гораздо опаснее пусть и выдающегося менталиста, но всего лишь менталиста… — Так целы или нет?

— Вроде целы, — простонал он сквозь зубы. — Уйди… он и тебя…

Я ошиблась?! Хм, этот мужик беспокоится за меня? Упиться мне валерианкой!

— Не волнуйся, я нас обоих в обиду не дам. Ты только ничему не удивляйся, ладно?

— Угу…

— Эй, ты, — крикнула охраннику, — запри нас! — Кинула ему через решетку ключи, снимая заклинание обездвиживания. — Скажешь лишнего — застынешь столбом на всю оставшуюся жизнь! Понял?

— Не спорь с ней, Сыч, — прошептал раненый, — она даже связанная творит что хочет… — и одними губами: — ведьма…

Я криво усмехнулась, так как прозвучало это как похвала. По крайней мере, мне так показалось.

Охранник молча, с вытаращенными испуганными глазами запер решетку и замер у входа. Как раз вовремя. В нашу тюрьму в этот момент ворвались возбужденные маркиз с Вольфом, а следом за ними, подскакивая, как резиновый шарик, спешил Фабиано.

— Алфея! — яростно рыкнул хозяин замка. — Что вы тут делаете?!

— Как — что, сижу в застенках, жду оправдательного приговора, — надула губки обиженно. — Ведь святой отец для этого пришел так рано?

— Почему вы так решили? — прищурился Лотар.

Я надменно фыркнула:

— Обвинение он мне выдвинул еще вчера. Неужели он стал бы вставать в такую рань, чтобы сказать вам это во второй раз? Скорее всего, господин монах хорошенечко подумал, обсудил все со своими братьями и решил исправить несправедливость. Именно поэтому он приехал так рано! Да, святой отец?

— Да, да! — поспешно подтвердил мою правоту Фабиано, вцепившись обеими руками в крест, висящий на его пузе.

— Вот! — Вторая немая сцена за одно утро начала меня злить. — Господин маркиз, мы ведь можем быть свободными? — Нежным, на грани ехидства голосом обратилась к хозяину. И взглядом одарила… восторженно-милым. И улыбнулась, как любящая бабушка, которая смотрит на взрослого внука, с аппетитом уминающего ее пирожки с капустой.

Маркиз сдался и ответил мне многообещающей улыбкой. Я скромно опустила глазки, заметив, каких усилий Вольфу стоит равнодушная мина. Улыбку он еле зажевал, но кулак из-за спины маркиза продемонстрировал. Я сделала вид, что не заметила.

Охранник открыл решетку, выпуская меня на свободу. Я потянула с собой и избитого страдальца.

— Он остается! — жестко пресек мой человеколюбивый порыв маркиз.

— Но, господин Фармазотти, — пролепетала я, изображая наивную беззаботность, — сегодня такой прекрасный день! Пусть он будет днем всеобщего прощения! — Подхватила бесцеремонно его под руку. — Я простила этого заблуждающегося человека, — махнула в сторону монаха, — который обвинил меня в страшных вещах и возвел на костер! Я даже простила господина профессора за его равнодушие ко мне! — бросила кокетливый взгляд на Вольфа. — Простите и вы этого стражника! У меня сегодня такое хорошее настроение!