— Видал законников?

— Ну вот что, Митяй, — подступил вплотную к нему Гошка. — Ты нам зубы не заговаривай. Сгружай траву и отчаливай отсюда.

— Ничего себе, умненькие, — запротестовал Митяй. — Мы траву косили, мы грузили, а вы на готовенькое приехали.

— А никто вас чужое хапать не просил, — сказал Гошка, кивая на плот с травой. — Сгружай, тебе сказано! Иначе…

Что «иначе» — он не договорил, но Митяй, оглядев свою и Гошкину компанию, понял, что если дело дойдёт до схватки, то перевес, пожалуй, останется за «ретивыми». К тому же отец не раз предупреждал Митяя, чтобы он не лез на глаза «ретивым». Председатель колхоза верит каждому их слову, и Митяй очень просто может попасть в передачу по радио.

— Да что вы в самом деле! — заныл Митяй. — Я ж эту траву не для себя косил, для Краюхиных. Тётя Ульяна помочь просила. Сами ж знаете, хворает она.

— Для Краюхиных? — переспросила Елька и обернулась к Никитке. — Это правда?

— Ага, просила, — с трудом выдавил Никитка.

Елька посмотрела на ребят.

— Раз такое дело, надо отпустить.

Мальчишки переглянулись, пожали плечами, а Гошка, помолчав, махнул Митяю рукой.

— Уезжай с глаз долой. И больше нам не попадайся.

Тот не заставил себя ждать, прыгнул на сено, и плот медленно отошёл от острова.

Гошка распорядился косить траву.

Мальчишки взяли из лодки косы, пошаркали по ним брусками и, разбредясь по острову, принялись сенокосничать. Девочки сгребали траву и охапками таскали в лодку.

Один лишь Борька всё ещё стоял на берегу острова и следил за уплывающим плотом.

— Всё любуешься, как нашу траву увозят? — окликнул его Гошка. — А я вот не верю Митяю. Опять он чего-нибудь спроворил.

— Наверное, спроворил, — согласился Борька. — А вот плот он ловко придумал. Смотри, сколько травы на него погрузить можно. Вот и нам бы такой построить. А то и побольше.

— Погоди, погоди, а это ж здорово! — обрадовался Гошка. — Да мы ж завалить поросят кормами можем. И подвод меньше потребуется. А только кто вот плот сколотит?

— Были бы доски да брёвна. Это тебе не спутник построить. — И Борька принялся чертить прутиком на песке будущий плот.

— Тогда вот что, — подумав, сказал Гошка. — От косьбы я тебя освобождаю. Плыви в лагерь и скажи матери насчёт плота. И начинай разыскивать брёвна, доски.

— Есть разыскивать! — откозырял Борька и, не раздеваясь, бросился в озеро и поплыл к лагерю.

Прошло ещё несколько дней, а Никитка почти не показывался на улице. Не заглядывал он и в летний лагерь, не заходил и к Гошке домой. Только изредка «команда ретивых» встречала Никитку вместе с Митькиной компанией.

Ребята ничего не понимали: ещё совсем недавно они оберегали Никитку от Митькиных кулаков, а теперь те жили душа в душу и ладили, как голубки.

— Я ж говорил, что Никитка дезертиром заделался, — убеждал Гошка Ельку. — Изменил, отступился от нас.

— Наговариваешь ты на него, — возразила девочка. — Совсем он не такой. Давай вот проверим.

Однажды утром Гошка с Елькой направились к Краюхиным.

Дом их находился за прудом, недалеко от околицы деревни, и был обнесён крепкой изгородью. Войти на участок можно только через калитку с улицы. Запор у калитки с секретом, но Гошка хорошо знал этот секрет. Он просунул руку сквозь частокол, нащупал тонкую проволочку и потянул её, но калитка почему-то не открылась. Гошка дёрнул ещё несколько раз и с недоумением пожал плечами. Неужели запор с секретом испортился или у Краюхиных никого нет дома?

Тогда Гошка вспомнил про тайный лаз и переулком повёл Ельку к их огороду. Здесь они пробрались через заросли крапивы к изгороди и осторожно отвели в сторону два непрочно закреплённых горбыля. Это и был тайный лаз. Пользовался им Гошка не часто и только в тех случаях, когда нужно было срочно вызвать Никитку, да так, чтобы не попасть на глаза его матери.

Пробравшись через лаз, Гошка с Елькой очутились на краюхинском огороде. Гошка огляделся и ахнул.

Он не был здесь с прошлого года. Тогда это был обычный огород, как у многих колхозников: несколько грядок с капустой и морковью, кусты смородины, малины, остальная земля была засажена картошкой. А сейчас весь приусадебный участок у Краюхиных был занят ровными, аккуратно разделанными грядками.

На них росли огурцы, помидоры, редиска, морковь, салат но больше всего было посажено лука. Был тут лук на перо и лук на семена. Добрую треть грядок занимали посадки клубники. У изгороди, словно заледеневшие лужи, поблёскивали застеклённые парнички с рассадой.

Около двора, отгороженные проволочной сеткой, гуляли куры и утки.

Продвигаясь вдоль изгороди к дому, Гошка с Елькой принялись считать грядки и вскоре сбились со счёта — так было их много.

— Ой, сколько же тут посажено всего! — шепнула Елька. — И зачем на одну семью столько? А, Гоша?

— Да-а… это огородик, — удивлённо протянул Гошка и смолк: за кустами смородины он заметил тётю Ульяну и Никитку. Они сидели на корточках около грядки с луком, обрывали зелёные перья и складывали их в корзину.

— Ба, гости заявились! Не званы, не прошены. — Ульяна поднялась и, поморщившись, туже затянула на пояснице шерстяной платок.

— А мы за Никиткой, — поспешил сообщить Гошка. — У нас к нему дело есть.

Ульяна подозрительно оглядела Гошку и Ельку.

— Как вы попали сюда? Я ведь калитку на ключ закрыла.

— А мы… мы, — начал было Гошка, но, заметив взгляд Никитки, понял, что про тайный лаз лучше помолчать. — Мы через верх перелезли.

Ульяна нахмурилась.

— Скажи на милость, какие ловкачи-перелазчики! Теперь к лету пойдёт разбой — за ягодами мальчишки полезут, за огурцами. — И она обратилась к Никитке: — Там у нас в сарае проволока с колючками есть. Нынче же натяни поверх частокола.

Вспыхнув, Никитка что-то пробормотал, ещё ниже нагнулся над грядкой и в замешательстве вырвал из земли вместе с зелёными перьями и луковицу.

— Ты мне не охальничай! — ударив сына по рукам, прикрикнула на него мать. Она отобрала у Никитки луковицу и, как пробку, воткнула её в землю. Потом посмотрела на солнце и кивнула на соседнюю грядку. — Хватит лук собирать, за редиску берись. А мне скоро и в больницу пора.

— Тётя Ульяна, а можно Никитке в лагерь пойти? — осторожно заговорил Гошка. — Он ведь тоже в нашу команду записан.

— Ну вот что, ловкачи-перелазчики, — недовольно сказала Ульяна, поправив платок на пояснице, — школа теперь в роспуске, и вы Никитку мне не замайте. У нас своих дел по дому невпроворот. А я женщина хвoрая, работать мне трудно, и, пока не подлечусь, малый при мне должен быть.

— Мамка, так я же со всем управлюсь, — подал голос Никитка. — И тебе помогу, и с ребятами побуду.

— И вы всякими там придумками Никитке не докучайте, — не слушая сына, продолжала Ульяна. — И к поросятам его не припутывайте. А сейчас… вот вам дорожка, вот вам калитка.

Она подошла к калитке и, отперев ключом замок, широко распахнула её. Гошка с Елькой выскочили на улицу.

— Вот так Краюха! — со злостью выдохнул Гошка. — Не мог от матери отбиться. А говорил тоже: «Я всегда с вами. Только сигнал подайте».

— А ты пойми, каково ему сейчас, — посочувствовала Елька. — Тётя Ульяна и впрямь хворая, платком вся обвязана, в больницу собирается.

— Хворая-то хворая, да себе на уме. Видала, какой огородище развела? — И Гошка с досадой отшвырнул пальцем босой ноги рыжий комок глины. Тот описал дугу и шлёпнулся в середину утиного выводка, что пасся на зелёной лужайке около дома Краюхиных.

Жёлтые пушистые утята, неуклюже переваливаясь на коротких лапах в красной обувке, испуганно шарахнулись в сторону. Елька сделала протестующий жест.

— Так им и надо! — буркнул Гошка, выискивая глазами новый комок глины.

— Очень даже глупо, — пожала плечами девочка. — Утята здесь ни при чём.

И, присев на корточки, она принялась ласково сзывать и успокаивать утят. Потом бросилась догонять Гошку, который направился вдоль улицы. С трудом приноровившись к его размашистому шагу, она заговорила о том, что раз у Никитки заболела мать, то они, пионеры, не могут оставить его в беде. Надо будет помочь Никитке и огород полоть, и утят кормить, и за тётей Ульяной ухаживать.