— Чего ты хочешь? — спросил Малкович.

— Вот так сразу? Не слишком-то вы гостеприимны. Я ждал, что мне перед обсуждением предложат хотя бы стакан слитой крови, а моих спутников разместят в месте поприличнее пыльного предбанника. Или... вы совсем забылись за эти несчастные тринадцать лет? Право, даже собака знает, кто ее хозяин, — он притворно вздохнул, изображая огорчение. Забавно, но они никогда его не злили. У беспредельной наглости этой шайки был даже определенный шарм. Может быть, потому он их и терпел, но вот Мария — просто ненавидела.

Филиппа вскочила, едва только он договорил. Покачивая бедрами и бросив "я распоряжусь", она вышла из зала. Андрей не удержался, чтобы не шлепнуть ее по округлому заду, обтянутому узкой юбкой. Хмурое лицо Дмитрия порадовало его даже больше тоненького визга блистательной куртизанки.

Пока Филиппа "распоряжалась", они молчали. Андрей покачивался в кресле и чистил ногти. Краем глаза он видел, как Исаак мялся и сверлил взглядом Дмитрия, который сидел все так же неподвижно. Действительно, будто истукан. Даже лицо казалось грубо высеченным в камне: резкие черты, тяжелый подбородок, низкий лоб, сжатые в одну нитку губы. Он не касался манжет, не поправлял воротник, не посматривал на часы, не скреб бороду — одним словом, никак не выявлял волнения или нетерпения. Его руки спокойно лежали перед ним на столе. Прискорбно все же, что Дмитрий предпочитал свою игру в компании двух маргиналов, а не хотел по-настоящему примкнуть к нему. Андрей не раз думал о том, что хладнокровие новгородца могло бы неплохо уравновесить его буйный нрав. Но к Дмитрию прилагалась если не Филиппа, то уж точно его любимое воблоподобное дитя.

Дмитрий подал знак, и Исаак вскочил, открывая створку окна и поднося Отцу пепельницу, сигару и гильотинку.

— Не возражаете? — спросил Малкович.

— Нужно наоборот, — подсказал Андрей. — Сначала спрашивать. Дмитрий, тебе стоит лучше его воспитывать. Здесь все же не трущобы.

Филиппа внесла на подносе четыре винных бокала, в которых алело отнюдь не вино. Пленка пара и запах говорили о том, что кровь свежая. Дмитрий еще со времен Питера слыл лентяем и не охотился на людей. В маленьком подвале под их домом всегда держали одного-двух пленников. Андрею подумалось, что подвал этого особняка мог вместить куда большие запасы. А обращенный молодняк, должно быть, теперь подтирал дерьмо вместо Филиппы и Исаака.

Он хотел было с видом гурмана покачать бокал, понюхать, посмаковать, но решил, что баловства в эту ночь было уже предостаточно.

— За киевское гостеприимство!

Он залпом выпил кровь. На языке и нёбе осталось металлическое послевкусие. Феноменальная чистота, не отягощенная химической, алкогольной или табачной отдушкой. Даже слишком пресно. Как и сама идея держать людей взаперти и сливать кровь в красивые бокальчики. Но одно из негласных правил этикета немертвых посвящалось как раз тому, что гастрономические предпочтения не осуждались и не обсуждались. Даже в самых маргинальных кругах.

Бокал с легким звоном коснулся стола. Андрей опустил ноги и сел, сложив на столешнице руки.

— Моя сестра в беде, и мне нужны люди, чтобы ее спасти.

"Наконец-то, к делу", — прокомментировал Дмитрий, слегка улыбнувшись. Будто с каким-то терпеливым снисхождением. Андрей скрипнул зубами. Если воблу и Филиппу он поставить на место мог, то новгородец держался наравне с ним даже в нынешних обстоятельствах. И вот это действительно раздражало.

"Чем мы можем тебе помочь?"

— Мне нужны люди. Марию взяли заложницей солдаты Ордена.

Следующий ответ Дмитрия был вполне закономерен.

"Я не могу позволить рисковать жизнью Исааку и Филиппе. Но могу помочь тебе с переговорами. Требования были озвучены?".

— Я не собираюсь вести переговоры, — холодно сказал Андрей. — А твоя семья уже давно показала себя, как не способная к бою. Мне нужен либо ты, либо твой новообращенный молодняк. Они уже вошли в силу, так что будут полезны. Возможно.

— С вами есть оборотень и убийца гильдии, — пропела Филиппа, возвращая себе уверенность прямо на глазах. — Этого мало для твоей спасительной миссии?

— Дмитрий, убери отсюда своих подхалимов, наконец. Я пришел говорить с тобой, а не с ними.

Когда Филиппа и Исаак покинули кабинет, Андрей еще некоторое время молчал, постукивая ногтем по краю бокала, отзывавшегося каждый раз приятным, почти музыкальным звоном. Сквозь хрусталь лицо Дмитрия казалось тонким и длинным, почти, как у его драгоценного сына. Интересно, чем же таким отличился Исаак, что новгородец над ним так трясется?

— Хочу тебе напомнить, что Орден угрожает нам всем, — медленно и тихо начал он. — Делать вид, что случившееся касается только меня — может стать самой большой твоей ошибкой. Киев стоит между Веной и Москвой. И когда Орден начнет наступление, ты будешь стоять у него на пути. Я знаю, что ты предпочтешь собрать манатки и сбежать, как ты это всегда делаешь, а потом подкатишься под крылышко уцелевшему. Но, если ты помнишь, новгородец, Русь пала потому, что князья разобщились и стали защищать исключительно свои интересы. То, что было после падения Киева, уже не было Русью… То, что останется после падения Киева сейчас, уже не будет нашей с тобой империей. Если ты хочешь защитить то, что у тебя есть сейчас — а я уверен, что это желание есть в тебе наряду с твоей осторожностью, — Андрей на самом деле хотел сказать о его жадности и трусости, но сдержался, — ты мне поможешь. Иначе я тебя оставлю разбираться с Орденом один на один. А после найду тебя, где бы ты ни прятался, и убью твою подстилку, твое дитя, а следом и тебя. Я за одни сутки убил всех российских молохов, которые решили, что могут ставить себя выше меня… Если ты думаешь, что я не справлюсь с тобой, то ты очень сильно ошибаешься.

Филиппа поджидала его в коридоре. Свет ярких бра на расписных стенах красиво золотил ее локоны. Стоило отойти на пару шагов от дверей, как она, томно улыбаясь, взяла его под локоток.

— А Дмитрий знает, что ты возле меня трешься? — процедил Андрей. — Что будешь делать, если прогонит? Я тебя к себе не возьму.

— Ах, верно, ты же теперь предпочитаешь молоденьких оборотних, — проворковала она, как бы невзначай прижимаясь к его руке мягкой грудью. От волос Филиппы всегда пахло вкусно: чем-то терпким, похожим на аромат миндаля. Этот запах почти полностью забивал сладковатый душок гнильцы. — Такая хорошенькая девочка... Дочка Ефрема, да? Ах, как похожа... А чего же его самого не взял? Он в курсе, куда ты его дочь притащил?

— Ефрем мертв.

Карие глаза Филиппы округлились, будто блюдца. Он отвел взгляд от ее лица и уставился на лакированные плитки паркета, поскрипывавшие под ногами.

— Кто бы мог подумать... Плохо, когда союзники так неожиданно смертны. А что же Винсент? Твой верный рыцарь тебя оставил?

— Я его убил.

Филиппа захихикала.

— Оригинально ты шутишь.

Они зашли за поворот. Длинная лестница, изгибаясь легкой волной, спускалась на первый этаж. На площадке было совсем мало света. Филиппа облизнула губки.

— Это что же... Вы Наташу не поделили? — ее тон все еще оставался игривым.

— Считаешь, что я шучу?

Он развернулся к Филиппе, и та невольно отступила назад и наткнулась на стену. Некоторое время блистательная куртизанка изучала его лицо, а потом затянутой в перчатку рукой притянула его голову к себе. Андрей знал, что под шелком прячется грубая кожа прачки.

— Куда мы идем, Андрей? — Вера тревожно осматривалась. Она уже чувствовала легкий душок в этой части дома.

— Прежде, чем, наконец, рассказать тебе все, что ты хочешь услышать, я хочу показать тебе кое-что.

Иеремия и Уильям остались в гостевых комнатах. Их брать сюда было незачем. Однако впереди шел один из молодняка Дмитрия, указывая путь. Андрей видел, как парнишка с любопытством посматривает на них и прислушивается к их словам.