— А ему-то что? Этот мародер попросту обчищал их, а награбленное продавал в Калифорнии.

— Вы говорите об Элберте Хескете? — спросила Грита, которую осенила догадка.

— Да, о нем.

— А он видел вас здесь?

— Может, и видел. Правда, я повзрослел и сильно изменился с тех пор. — Манфред помолчал. — Я ему отдал около трехсот долларов, и кто знает, сколько он получил от других несчастных или награбил в брошенных фургонах?

— А вот и Эйли Бауэре, — сказала Маргрита. — Простите, я должна поговорить с ней.

Клайд присоединился к Грите, и Манфред остался наедине с Тревэллионом.

— Как странно, — произнес Вэл, — мы столько дней ехали рядом, но так и не познакомились. Впрочем, многие, кто тогда путешествовал с обозом, не знали других.

— Я рассказал вам не все, — проговорил Манфред.

— Не все?

— Он поймал-таки меня тогда и заставил вместе с ним рыскать по пустыне и грабить фургоны. Однажды ночью я помог ему зарыть человека, убитого выстрелом в спину. Когда мы подъехали к нему, его тело было еще теплым. Несчастный встретил смерть не больше часа назад.

— Хескет убил его?

— А кто же еще? Больше некому. Он привел меня к этому фургону, значит, знал, куда идти.

— А что случилось с вами потом?

— Однажды вечером он выстрелил в меня. Повернулся как бы невзначай и выстрелил. Пуля угодила мне в голову, я весь залился кровью, и он решил, что я мертв. Он сбросил меня в канаву и забросал землей. Но в темноте не заметил, что закопал меня не полностью. Придя в сознание, я выкарабкался из ямы и добрался до Калифорнии. Мне повезло — меня подобрали странствующие актеры.

Из зала доносились смех и звон бокалов.

— Крокетта убил он, — заключил Манфред, — хотя, боюсь, доказать это невозможно. Одно мы должны помнить — Элберт Хескет очень аккуратный человек и тщательно упаковывает свертки, перевязывая их веревочкой и обрезая лишние концы.

Манфред посмотрел на Маргриту, стоявшую посреди зала, потом перевел взгляд на Тревэллиона.

— А мы трое, кто мы такие? Мы как раз и есть эти лишние концы.

Тревэллион сидел за чашкой кофе в кондитерской и беседовал с Джимом Ледбеттером.

— Совсем как в старые добрые времена, — улыбнулся Джим.

— Многое с тех пор изменилось. Теперь вместо лачуг, разбросанных по склону, как кроличьи норы, здесь целый город.

К столу подошла Мелисса.

— Ничего, если я посижу с вами? — Она поставила чашку. — Жаль Уилла Крокетта, хороший он был человек.

— Да, очень хороший, — согласился Ледбеттер.

От кофе исходил приятный аромат. Тревэллион поставил чашку и подумал о Маргрите. Теперь она владелица «Соломона», богатейшая женщина, а богатая и красивая женщина никогда не захочет иметь дела с простым горняком. Кажется, он слишком увяз здесь — не пора ли срываться с места? Как-то само собой получилось, что он сказал об этом вслух. Уж если старатель говорит, что где-то увяз, это значит, что он собирается выдернуть колышки, ограждающие участок, и податься в другие места.

— Хочешь уехать? — спросил Ледбеттер.

— Да, пора оборвать концы. — Тревэллиону вспомнились слова Манфреда.

Дверь распахнулась и с шумом захлопнулась — на пороге, покачиваясь, стоял пьяный Альфи, испачканный, словно неделю исправно валялся в грязи.

Мелисса вскочила, а он переминался, шатаясь, и не сводил с нее глаз.

— Лисси, милочка!.. Я разорен… Мне нужны деньги. Я…

— Прошу прощения, но ничем не могу помочь!

Улыбка сошла с его лица.

— Ну-ка, ну-ка, что ты сказала? Ничем не можешь помочь? Послушай-ка, я…

— Альфи, — решительно заявила Мелисса невозмутимым и полным достоинства голосом, — я вынуждена просить тебя уйти.

— Мне уйти? Да как ты смеешь!..

— Уходи, Альфи, и не возвращайся. Ты обобрал меня и бросил больную. Так чего же теперь хочешь? Убирайся!

Альфи рванулся к ней, но Ледбеттер преградил ему путь.

— Ты слышал, что сказала леди? Убирайся, не то я так тебя отделаю, что мало не покажется!

Альфи бросил на него мрачный, полный злобы взгляд.

— Ладно, я уйду, черт тебя дери! Только ты у меня еще попляшешь! Я тебе устрою…

Джим Ледбеттер хоть и отличался мягким нравом, но кулаки его ватными не назовешь. Как следует врезав Альфи, он схватил его за шиворот, оттащил к двери и вышвырнул на улицу.

— Спасибо, Джим, — произнесла испуганная Мелисса.

— Теперь все в порядке, мэм.

В салуне под названием «Ведерко крови» Моузел сидел уже давно. Он сунул руку в карман, чтобы достать мелочь и купить себе пива, и вдруг нащупал уголок конверта. В конверте оказались две золотые двадцатидолларовые монеты и записка: «Ты собирался пристрелить его. Почему бы не сделать это сейчас? Кажется, самое время».

Не мигая, Моузел тупо уставился на клочок бумаги, потом шагнул к стойке. Хозяин, который уже открыл рот, чтобы отказать ему, увидел золотую монету и выставил пиво. Моузел отхлебнул из кружки и задумался. Кто-то хочет использовать его. Ну нет… Будь он проклят, если клюнет на эту приманку… Хотя почему бы и нет? Ведь он же все равно собирался это сделать, даже специально приехал сюда. Сорок долларов, конечно, не так уж много, но это все же больше, чем он получает на «Соломоне». Так почему бы и нет? И почему не сейчас?

Теперь у него отличное оружие — «ремингтон» морского образца. Он выпил еще пива. И ее он тоже застрелит. Она заслужила это. Не будет чваниться… а то ишь какая. Ну, он ей покажет!

Распахнулась дверь, и на пороге появился Альфи. В левой руке Моузел держал кружку пива, но когда глаза их встретились, он потянулся к поясу и выхватил «ремингтон». В глазах Альфи заметался панический страх, он вдруг поднял руку и протянул ее навстречу Моузелу. И тот выстрелил. Присутствовавшие обернулись в их сторону. Моузел сжимал в руке «ремингтон», а безоружный Альфи замертво лежал на полу.

Кто-то подошел к распростертому телу, склонился над ним, потом медленно распрямился, вытирая руки о штаны.

— Парень мертв, — невозмутимо, но с жесткой ноткой в голосе произнес он. — А ведь у него нет пушки.

Подбородок Моузела задрожал. Все взоры обратились к нему.

— Послушайте… — запротестовал он. — Этот мерзавец…

Он повернулся и, спотыкаясь, побрел к выходу, но тут в дверях показался человек со значком на груди.

— Убийство, — произнес кто-то. — Застрелили безоружного.

Обрюзгшие щеки Моузела тряслись, из глаз лились слезы.

— Все совсем не так! — пытался объяснить он. — Этот человек сам… — Он не мог подобрать слов, потом наконец выпалил: — Он похитил мою женщину!

На пороге возник Тревэллион.

— Неправда! — заявил он, обращаясь к офицеру. — Я и Джим Ледбеттер свидетели, Хэнк. Дама, о которой он говорит, наняла у Ледбеттера мула и уехала с одним из его караванов. Я тоже путешествовал с ним. А убитого там и в помине не было, когда леди выезжала из Пласервиля.

Обыскав Моузела, Хэнк нашел у него конверт, золотую двадцатидолларовую монету и сдачу.

— Вот оно что! Получил за убийство? Ну что ж, считай, что за сорок долларов ты купил себе место на виселице.

Хэнк повернулся к Тревэллиону.

— Ты виделся с Биллом Стюартом? Он спрашивал про тебя.

— Загляну к нему как-нибудь. — Тревэллион придвинулся поближе к Хэнку и тихо проговорил: — По-моему, все ясно как Божий день. Этот тип застрелил безоружного человека, а вся его пустая болтовня насчет женщины только для отвода глаз. Разве не так?

— Не совсем так, — пожал плечами Хэнк.

— Ты не видел Тэпли?

Хэнк покачал головой.

— Сегодня нет. Он тебе нужен?

— Да.

— Ладно, скажу ему, если увижу. А ты повидайся с Биллом. У него что-то важное… для всех нас.

— Хэнк, можно мне взглянуть на эту записку? Ту, что ты нашел в кармане у Моузела.

Хэнк показал ему записку.

— Узнаешь почерк?

— Нет.

Хэнк обратился к Моузелу:

— Кто дал тебе ее?

Дряблые щеки Моузела обвисли, глаза выпучились от страха.