Вадима мне было ни капельки не жалко. Если бы он не ударил меня, я бы промолчала, но, на мой взгляд, слизняк, поднявший руку на беззащитную (во всех смыслах) девушку, иного и не достоин. Страна должна знать своих героев!

— Ангелина!

О! А вот это плохо. Очень плохо. Когда мама называла меня полным именем, это означало лишь одно: она в бешенстве.

— Да, мам. Прости, задержалась немного.

Велик стрелой влетел в сарай, а я уже сайгаком скакала по тропинке к нашей верандочке.

— Немного?! Ты целый день где-то болталась, даже не предупредив!

В дверях меня встречала грозная родительница, уперев испачканные в свекле руки в бока. За ее широкой спиной маячил Леха, уже при параде, а на оттоманке восседал папа, смотря новости и не замечая творящегося вокруг беспредела.

— Прости, — я потупилась и попыталась проскользнуть мимо, но не вышло.

— Ты где была? Почему в таком виде? И чем это от тебя воняет?

— Эм. Была в районе станции, чистила стойла, воняет лошадью, — честно призналась я во всех грехах.

Проще уж получить за самоволку на конюшню, чем за драку с бревнами. Тем более что животных маман любила. Всех, кроме пауков и червяков.

— Систер, так ты теперь конюх? — влез вездесущий братец.

— Не конюх, а берейтор, — загнала я в ступор брателло и все-таки пролезла у матери подмышкой. — Мамуль, прости, больше не повторится. Я переодеваться!

— Конечно, не повторится! — сердито проворчала маман. — Если бы не твой день рождения…

— Ну прости. Я просто так увлеклась. Там такой красавец тяжеловоз…

— Ладно, беги уже. Потом сводишь меня туда, покажешь своего красавца.

Благо, мама у меня отходчивая, и, не успела я вернуться из бани, где быстренько ополоснулась холодной водой, чтобы смыть с себя не для всех приятный запах, стол во дворе был уже почти накрыт. Вокруг прохаживались голодные гости, а Леха уже пер удлинитель с майфуном.

Теперь последний бой. Он трудный самый. Мне предстояло отстоять свои пристрастия в одежде, выборе прически и украшений.

— Линусик, смотри какое платьице тебе бабушка подарила на день рождения! — мама всплеснула руками и указала на розовое нечто, грудой рюшечек, бантиков, зайчиков, кружавчиков и котят покоящееся рядом с папой на низком диванчике. Отец с каменным лицом продолжал смотреть телевизор.

— Миленько, — я смерила платье прохладным взглядом. — На Хэллоуин в школе обязательно одену. К нему добавить жуткий мэйк под адскую куклу, и будет вообще зашибись! Первый приз мой.

Мама половины фразы явно не поняла, поэтому, пользуясь ее легким замешательством, я нырнула в комнату под одобрительное хихиканье папы, так и не оторвавшего глаз от телека.

С тещей у него уже лет пять был вооруженный нейтралитет, поэтому он и не прокомментировал "подарок". А мама в прошлый раз все-таки заставила меня его надеть, надавив на совесть, жалость, вину и прочие комплексы, нежно взращенные во мне с самых пеленок. К этому уродству она добавила два высоких хвоста с бантами, как у первоклашек, и добила образ пластиковой диадемой. Бревнам достаточно было просто мимо пройти, чтобы за мной прочно закрепилось прозвище "пластиковая принцесска", столь ненавидимое мной. Да я сама себя после этого дня рождения ненавидела! За то, что надела это платье, позволила завязать хвосты и напялить игрушечную корону, за то, что побоялась отстоять свое мнение, за то, что купилась на комплекс вины, да, за то, что я такая, какая есть!

"Нет уж, мамочка, второй раз этот номер не пройдет, — ехидно подумала я и мстительно закрылась на щеколду. — Сегодня я хочу быть настоящей принцессой!"

Времени у меня минут десять, не больше, поэтому надо сделать все оперативненько.

Прическа. Волосы в высокий хвост. Выпустить по прядке на висках. Здравствуй, шестигранный карандаш и лак для волос. Опа! Локоны готовы. Теперь отделить небольшую прядку, закрутить колечком и прикрепить рядом с основанием хвоста невидимкой. Следующая прядка, и так по кругу. В итоге вышла очень милая и вполне взрослая высокая прическа. Теперь последний штрих.

Я бережно достала из футляра золоченую диадему, украшенную искусственным жемчугом и вполне качественными стразами, и закрепила по краям невидимками. Теперь не свалится в салат, как случилось с ее пластиковой предшественницей. Волшебно. Сложно было не улыбнуться своему отражению, но я быстро вернула своему лицу мрачно-сосредоточенное выражение. Времени мало, и тяжелые шаги мамы за дверью это подтверждали.

Макияж. Тут особо не разгуляешься. Тени коричневых оттенков. Слегка затенить уголки глаз, подчеркнуть контур карандашом: разрез глаз у меня и так красивый. Эх, сюда бы тональничек, желательно нескольких оттенков, чтобы под каноны подкорректировать черты, вообще была бы неотразима, впрочем, и так сойдет. В отличие от девочек, намалевавшихся голубыми тенями и алой помадой — я просто эталон неземной красоты. А что? Сама себя не похвалишь, как говорится. Теперь немного туши, а за блеск для губ сойдет и гигиеничка. Только пожирнее, пожирнее.

— Линочка, открой, пожалуйста.

— Мамуль, я сейчас! — крикнула в ответ. — Минуточку! Я переодеваюсь.

— Лина, открой дверь, я тебе платье дам, которое бабушка подарила.

— Не могу, руки заняты!

Все! Осталось только одеться. Во что? Я вытряхнула на кровать весь свой нехилый гардероб и стала нещадно выкидывать в угол то, что не подходило, и плевать, что потом полночи придется этот бедлам убирать. Как пел Макароныч, потом нам станет худо, но это уж потом!

Ага! Вот это подойдет. Голубая рубашка с коротким рукавом, воздушная юбка в пол того же цвета и белые босоножки на небольшом каблучке. На шею жемчужинку на цепочке, на руки широкие белые браслеты, сбрызнуться легкими цветочными духами, и…

Это был не стук в дверь, а откровенный грохот.

— Ангелина! Открой немедленно!

И я открыла. Мама так и застыла с занесенным для очередной серии ударов кулаком. На левой руке у нее висело уродское розовое платье, которое с тихим шорохом осело на пол. Да, мама! Оно уже не нужно.

— Как я выгляжу?

Широко улыбнулась и покрутилась, отчего юбка игриво заплескалась по ногам, то облегая их, то вновь взвиваясь.

— Хорошо… выглядишь, — тихо проговорила маман.

— Великолепно! Ты просто королева! — отодвигая маму, похвалил меня улыбающийся папа. — Прошу, миледи.

Он галантно поклонился и подал мне руку. Я присела в реверансе и вложила пальчики в его широкую ладонь.

— А… как же бабушкин подарок?

— Мам! — против воли нотки раздражения все же просочились в голос. — Тебе не кажется, что такие платья уже неприлично носить в моем возрасте. Разве что на карнавал, одеваясь куклой, причем далеко не Барби.

— Так размер же подходит.

— Памперсы для взрослых, знаешь ли, тоже есть. Мне и их надеть? — даже излишне резко обрубила я. Развивать этот спор я не видела смысла. Все уже решено.

— Ань, она права, — влез в разговор папа, задушив на корню зарождающийся конфликт, — если у твоей матери хватило глупости это подарить, будь хоть ты умнее, не порти девочке праздник.

— Но бабушка просила сфотографироваться в этом платье, — понимая, что бой проигран, мама пустила в ход последний аргумент — тихий жалостливый голос. — Она очень расстроится, а у нее слабое сердце…

— Есть предложение, — я примирительно улыбнулась. — Завтра вы все опять нарядно оденетесь, а я, так и быть, нацеплю это безобразие. Серый нас сфоткает под розовым кустом, и всем спасибо, все свободны. Идет?

— Идет! — тут же согласился папа, но не успел он договорить, как с улицы раздался негодующий Лехин вопль:

— Чтобы я еще раз галстук напялил?! Ну уж нет, систер! Я пижмак с этой удавкой только сегодня готов носить!

— Про подарок, которого нет, вспомни, брателло, — мстительно выдала я и потянула папу на улицу.

Пора уже и к столу, а то гости под шумок уже колбасу с тарелок начали таскать.