А стоило мне надавить на педаль тормоза, чтобы остановить мчащийся автомобиль и не врезаться в переломанную конструкцию, ощетинившуюся оторванными от креплений перекладинами, как низкий гул, беспокоивший меня ранее, усиливается. Раздается хлопок. Потом утробное чавканье. И автомобиль начинает опасно закручивать направо. Управление рулем вдруг теряется. Я пытаюсь восстановить контроль за автомобилем, выворачивая баранку в противоположную сторону, но лишь усугубляю ситуацию, позволяя малолитражке закрутиться вокруг себя с еще большей силой. Окружающий мир вертится юлой! Жена и дети кричат! А я до крови закусываю губу, оцепеневая от случившегося недоразумения.

Автомобиль все крутится и крутится, визжа покрышками, стремительно приближаясь к обвалившейся конструкции колеса обозрения и… останавливается в метре с небольшим от одной из лежащих на боку раскрашенных кабинок…

После опасного танго на прокрутившемся волочком автомобиле окружающий мир накрывается тяжелым безмолвием, будто пудовой свинцовой крышкой. Разлившееся ярко-желтым свечением солнце жизнерадостно жарит обреченную грешную землю, утрамбованную тяжестью миллионов ног людей, которых больше не существует. Оно хитро ухмыляется. Цинично иронизирует. Гомерически хохочет. Как будто не замечает, что светить больше некому. Это солнце сошло с ума, продолжая заданный путь по небосклону, освещая обломки рухнувшей цивилизации, все также эффектно бликуя на полированных поверхностях никому более не нужных вещей.

Мой левый висок ноет от ушиба. После удара головой в дверь в результате последнего проделанного автомобилем юза, вследствие чего легковушка встала жёстким колом. Двигатель малолитражки негромко отбивает четкий такт послушно плавающими по цилиндрам поршням. Значит машина не пострадала…

Осоловелый взгляд моих затуманенных глаз с трудом фокусируется на сверкающей на солнечном свете никелированной табличке, прикрученной к нижней части ближайшей к нам кабинки колеса обозрения. С ракурса моего положения я вижу, что на плашке выбита цифра «7». Это хорошо, что «7», а не «13». Даже если я не разделяю веру в предрассудки. Как бы то ни было, мы чуть не въехали на полном ходу в опрокинутую железную кабинку, которая бы при столкновении с ней точно разорвала бы нас на куски.

Нам снова повезло! Мы снова проскочили в дюйме от пропасти! Но будет ли удача и впредь на нашей стороне? Это будет ясно совсем скоро…

— Мама-а-а-а…, - с заднего кресла раздается протяжное детское хныканье.

Я оборачиваюсь назад и проверяю девочек, которые несмотря на совершенные автомобилем пируэты остались на прежних местах, благодаря надежным креплениям ремней безопасности. Но одна из гребаных коробок с барахлом все же сорвалась с места и опрокинулась прямиком на их тщедушные тельца, зажав своим приличным весом.

— Мама-а-а-а-а-а…, скривившись лицом, выглядывая из-под коробки, жалобно стонет старшая дочь, протягивая к матери руки.

— Я хочу домо-о-о-о-ой!!! — тонким голоском вскрикивает младшая дочь и без вступления разражается рыданиями, крупно трясясь худым тельцем и закрывая маленькое личико чумазыми пальчиками с черными каёмками нестриженых и грязных ногтей.

— С детьми все в порядке. Ты как? — обращаюсь я к очнувшейся супруге, чувствуя себя виноватым за допущенный «трюк» и опережая ее возможный вопрос. Она же рывком поворачивается назад и отталкивает в сторону зажавшую девочек коробку и внимательно оглядывает детей в поисках возможных травм.

— Что случилось? Что это? Мы попали в аварию? — сыпет вопросами жена, убедившись, что девочки действительно в порядке, и теперь осматривается по сторонам, ощупывает себя руками и останавливается на нижней части живота.

— Левое колесо, кажется, лопнуло… И нас повело, когда я начал тормозить, — отвечаю ей я, кивая головой в сторону упавшей рядом конструкции колеса обозрения, лежащей на боку кабины и на торчащие острыми пиками переломанные железные секции, которые могли с легкостью порубить нас, если бы мы не были столь удачливыми.

— Почему? — жена все еще полностью не пришла в себя. Она растерянно открывает и закрывает рот, растягивая иссохшиеся и обветренные губы.

— Я не знаю. Может быть из-за оторвавшегося бампера… Наверное, он повредил покрышку. И она разорвалась, когда я на скорости резко затормозил…, - озвучиваю я свою гипотезу, встревоженно наблюдая, как она продолжает открывать и закрывать рот и мучительно морщить высокий светлый лоб, — ты хорошо себя чувствуешь?

— Нет…, - коротко отвечает она, потом вдруг опрокидывается вперед. Низко, между коленями опускает голову и, судя по доносящимся звукам, начинает вырывать, от чего по салону распространяется тяжелый запах полупереваренной пищи.

Я же терпеливо жду, пока супруга переживет приступ токсикоза, спровоцированный моим опасным вождением, передав ей найденную в кармане свежую салфетку. А после, опомнившись, вспомнив о том, что нас преследуют сотни кровожадных тварей, всматриваюсь сквозь трещины в боковом стекле вдаль. Туда, откуда совсем скоро нас нагонит орда преследующих тварей. Их, к счастью, пока не видно, что дает нам немного времени на манёвр. Однако я уверен, что особо рассчитывать на заработанную ранее фору было бы неразумно.

От вида страдающей матери, дети рыдают еще более отчаянно и жалобно, тщетно вырываясь из ремней безопасности, пытаясь добраться до супруги, будто едва появившиеся на свет котята, тянущиеся к разродившейся и сочащейся молоком кошке.

— Что это такое? — закончив с опорожнением желудка и тяжело дыша, жена показывает пальцем в сторону опрокинутой конструкции колеса обозрения.

— Колесо обозрения. Разве ты сама не видишь?

— А как она так? Вот так? Почему? — тянет вопросы она, непонимающе осматривая конструкцию.

— Не все ли равно. Свалилась и свалилась, — отрезаю я, раздражаясь на непрекращающиеся расспросы супруги, но все же признаваясь себе в том, что действительно не понимаю по какой причине свалилась столь крепко стоящая на массивных креплениях махина.

— Ты прав… Нам надо ехать, — приходит к выводу она, вытирая салфеткой дрожащие губы.

Я и сам знаю что нужно без промедления двигаться дальше. Но куда? Путь в объезд парка слева и справа — наглухо заблокирован обрушившимся на перекресток колесом обозрения. А дорога обратно, туда, где можно выехать на альтернативный к яхт-клубу путь, перекрыт надвигающейся ордой, скрипящие вопли которой уже становятся отдаленно слышны в вибрирующем утреннем воздухе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Поехали! Чего ты ждешь? Едем! Не смотри на меня! Поезжай! — измученным голосом повторяет жена, подгоняя меня к активным действиям, а потом принявшись успокаивать плачущих на заднем сиденье детей.

Моя нога упирается в гашетку газа, двигатель отзывается натужным воем и с усилием выталкивает автомобиль с места. С задней левой стороны легковушки слышится хлюпающий звук пережеванной резины, а автомобиль при движении ощутимо припадает на одну сторону, свидетельствуя о том, что далеко мы подобным способом не уедем.

Развернув автомобиль в обратную сторону, я внимательно осматриваю пути объезда образовавшегося препятствия. Вариантов — лишь два. Либо с правой стороны, через широкий, выложенный старыми неровными бетонными плитами тротуар и далее — по пешеходный зоне, которая, если повезет, выведет снова на дорогу за упавшим колесом обозрения и не прервется защитными блоками. Или слева, перебравшись через высокий бордюр и проехавшись по свежеуложенной брусчатке площади, намного более ухоженной, чем противоположная сторона улицы, проехав мимо обиженно уткнувшейся носом в чашу неработающего фонтана статуи фрегата, зажатой металлическими пролетами рухнувшего колеса обозрения.

— Держись крепко! — бросаю я супруге, направляя автомобиль влево, сочтя объезд по площади более надежным и надеясь, что раскуроченное левое колесо немного продержится и позволит нам преодолеть оставшийся до яхт-клуба путь.