Но позже, ощущение потерянности и апатии все же отступает, будто черная муть плотным осадком опустилась на самое дно сознания, позволив оставшемуся пространству проясниться и заполниться свежими потоками надежды на «светлое будущее». Ухватив это новое ощущение, опасаясь, что оно может ускользнуть от меня, я заставляю себя выбраться из объятий «гамака» и приняться за выполнение необходимых дел.

Прежде всего, я решаю избавиться от тела погибшего. Развязываю на нем узлы веревок и скидываю труп за борт, потратив немного времени для того, чтобы понаблюдать, как тело сначала со шлепком погружается в воду, потом всплывает, позволив мне вспомнить известную поговорку про дерьмо, которое не тонет. Но после все же скрывается из вида, погребенное под морской гладью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Далее, пока супруга с детьми спят, я решаюсь взяться за палубу, чтобы промыть ее от жирных кровавых разводов, которые «украшают» поверхность белоснежного покрытия почти по всей правой стороне борта яхты. Безуспешно побродив по лодке, я не смог найти ничего, что помогло бы мне в моих планах. Однако, заглянув под открывающиеся сидушки кресел, обустроенные на задней внешней палубе, я обнаруживаю под ними потайные боксы для хранения вещей, где среди непонятного мне хозяйственного хлама, натыкаюсь на щербатое пластиковое ведро и щетку с короткой, видимо обломанной пополам, ручкой. Хотя если признаться, взамен им я с удовольствием нашел бы запасы пищи и питьевой воды, с облегчением бы убедившись, что слова погибшего мужика оказались ложью…

Спустившись на две ступени, устроенные у заднего края одного из бортов, оборудованные также откидывающеюся лестницей из нержавеющей стали, вероятно для удобного спуска в море и возвращения плавающих на яхту, я несколько раз зачерпываю в ведро воду и промываю выпачканную кровью палубу, в промежутках работая щеткой, что в итоге привело борт в порядок.

Покончив с уборкой и убрав принадлежности обратно, я медлю и «зависаю» на месте, удерживая равновесие тела, оперевшись за панель управления яхтой, ожидая, пока появившиеся от физического изнеможения белые «хлопья» перед глазами не оставят меня в покое. И вдруг вздрагиваю, будто ударенный током, от внезапного осознания того, что лодка уже долгое время плывет на «полных парах», уйдя далеко в открытое море, и тем самым растрачивая драгоценное топливо. При этом, оставшийся позади город теперь лишь тонкой сероватой кромкой над синевой воды выдает свое отдаленное присутствие.

Я немедленно перевожу рычаги управления двигателями в нейтральное положение, позволив им теперь лишь едва слышно шелестеть холостыми оборотами. Потом обшариваю глазами приборную панель, в попытках отыскать нечто, похожее на ключ зажигания, как бывает у привычных для меня автомобилей. Однако на панели имеются лишь различные датчики. И ничего, что помогло бы мне отключить двигатели полностью…

Якорь

На панели управления находятся четыре устройства. Три из них представляют собой устройства с жидкокристаллическими экранами и цифрами на них, а также с кнопками разных цветов. Судя по показаниям и надписям на английском языке, я догадываюсь, что один из них — автопилот, второй — спидометр и, кажется, также глубиномер. Назначение третьего устройства, с очертаниями лодки на экране, в окружении сплошного круга с нарезками и цифрами, остается для меня загадкой. Четвертое устройство выглядит как черный, слегка колышущийся по мере движения яхты шар, с белыми линиями и показаниями на нем, судя по конструкции — компас. Со всем этим оборудованием мне придется познакомиться поближе. Чуть позже. Когда я покончу с первостепенными задачами.

Ниже, под рулем, я нахожу еще два прибора со знакомыми для меня стрелочными индикаторами, в которых признаю показатели температуры двигателей и уровня запаса оставшегося топлива. Судя по показанию одной из стрелок, топливный бак заполнен чуть больше, чем на половину, обозначая двести пятьдесят литров, как максимальный показатель. Тем самым, я делаю вывод, что дизеля у меня остается литров сто тридцать — сто пятьдесят. Много это или мало, и на какое расстояние в километрах может хватить подобного ресурса, я не знаю.

Пригнувшись ниже, я, наконец, вроде нахожу то, что искал. Под индикатором объема топлива я натыкаюсь на три неприметные черные кнопки с полустёртыми надписями: «start», «stop» и «power».

— Так просто?! — невольно вырывается у меня.

Я ожидал найти сложный металлический ключ с нарезками, аналогичный автомобильному или дверному, который защищал бы лодку от завладения посторонними лицами. Судя по моим представлениям, подобный ключ должен быть вставлен в прорезь некой системы контроля за зажиганием, а манипуляции с ним отключили бы двигатели. Но в моем случае были лишь три кнопки.

Ткнув пальцем в кнопку с надписью «stop», я, к своему удивлению, получаю желаемый результат. Оба двигателя, едва слышно щелкнув, умолкают, позволяя лодке еще немного проплыть вперед на накопленной инерции движения. А потом яхта останавливается, принимаясь покачиваться на волнах, которые, сталкиваясь с бортами, при каждом ударе издают смачные чавкающие звуки.

Из дальних чертогов моей памяти всплывает подсмотренное когда-то в фильме или телепередаче знание, что, если определить в какую сторону дует ветер, то можно развернуть лодку носом по его направлению, и тем самым уменьшить качку. Но я отбрасываю подобную идею, посчитав ее излишне щепетильной в условиях довольно спокойного моря и наличия более важных задач, требующих моего приоритетного внимания.

Следующим пунктом в плане выступает постановка лодки на якорь. Его нужно, прежде всего, отыскать. А после — понять, как скинуть на дно, чтобы яхта оставалась на месте. Чтобы не отплыла слишком далеко от земли. Или того хуже — подхваченная течением, чтобы не отдрейфовала обратно к кишащему тварями городу.

Если признаться честно, то мои представления о морском якоре ограничиваются хрестоматийной картинкой, где с правого переднего борта корабля закрепляется тяжелая железная «бандура» с заостренными лапками и рогами, которая удерживается за цепь, и которую стравливают в море, тем самым опуская якорь на дно.

Обойдя яхту-катамаран по периметру, заглядывая за внешние стенки бортов, я не обнаруживаю ничего похожего на якорь. Потом повторно изучаю приборную панель, выискивая английское слово «anchor», которое бы подсказало нужное направление для дальнейшего поиска. Но снова ничего не нахожу…

Вспомнив, что в помещении, где остались спать родные, также имеется переборка с приборами, я бросаюсь обратно в каюту. Мои «женщины» крепко спят, не поменяв позы за время моего отсутствия. И я благодарен судьбе за то, что у них получилось быстро заснуть столь крепким сном. Тем самым, они быстрее наберутся сил, а также дадут мне возможность в спокойной обстановке сосредоточиться на хлопотах с яхтой.

Осматривая панель с приборами, найденную в каюте, я ощущая себя сбитым с толка. Передо мной открывается целая россыпь из множества разнообразных тумблеров, кнопок и индикаторов с непонятными указателями и надписями со сложными техническими сокращениями. Будто малый ребенок, впервые учащийся читать слова по слогам, я, открыв рот и морщась, прохожусь по каждому из них, вчитываясь в надписи, борясь с нарастающей тревогой относительно того, что отсутствие нужных знаний и навыков сможет помешать нам выжить на этой яхте в условиях открытого моря. В итоге, после усиленных потуг разобраться с оборудованием, я лишь смог уяснить, что большинство из них как-то связано с электричеством.

В правом нижнем углу приборной панели я замечаю продолговатое, выступающее черным корпусом вперед устройство, оборудованное резиновыми кнопками и черно-белым жидкокристаллическим экраном. Также, вверх от него отходит скрученный шнур, заканчивающимся «блямбой» с тумблером и сеточкой микрофона. В это приборе я, обрадовавшись, узнаю рацию, с которой точно смогу справиться, и которая оставляет для нас надежду связаться с другими выжившими.