Поначалу меня бесило неотвязное присутствие телохранителей. Потом я взял себя в руки и приказал не обращать внимания.

– А где чернильница? – спросил я у Гены.

Тот хмыкнул, поколебался. Встал, подошел ко мне, одним движением разломил ручку пополам – развинтил. Потом свинтил опять. Протянул мне; Гена мне явно симпатизировал.

Бил он мастерски – никаких следов. Зато боль адская.

Я осторожно – теперь уже сам – развинтил гладкий корпус. Вот где чернильница – внутри: прозрачный резервуар, поршень на винте. Здорово придумано.

Я тут же представил, как можно было бы изготовить такую штуку в моей мастерской и как сбежались бы покупатели. И одернул себя: мастерской нет. До нее плыть и плыть в неведомых водах.

Я снова собрал ручку, взвесил на указательном пальце, определяя центр тяжести. Человек, подписавший этой ручкой некое обязательство, не должен его нарушить; если бы я шагал сейчас по дороге к городу, или стоял, склонившись, на мосту, или бродил по улицам, заклинание родилось бы само – из гладкости и блеска, из формы пера, из цвета чернил… Но я сидел за столом в чужой комнате посреди чужого мира, Гена сопел в кресле у входа, и, если я не справлюсь, именно он будет меня бить.

– Мне нужны инструменты, – сказал я ему.

Это лазейка. Надо потребовать того, чего мне ни в коем случае не смогут достать.

– Записываю, – в ручищах Гены сам собой возник блокнот.

– Тонкая золотая проволока. – Я задумался. – Резец… набор алмазных резцов, тоньше человеческого волоса. Вдвое тоньше, да.

– Записал, – Гена не удивился.

– Увеличительное стекло. Десятикратное. Размером с блюдце.

– Лупа. Записал.

Я наугад принялся называть самые экзотические инструменты, какие мог придумать. Гена писал, не поднимая головы и не выказывая раздражения.

– Все?

– Все, – я выдохся.

– Отправлю наверх, – Гена поднялся. – Есть хочешь?

Все они постоянно пытались меня накормить. Видно, я в самом деле осунулся.

Самое обидное, что через час мне принесли все, о чем я просил. Включая бриллиант размером с голубиное яйцо: мне он не был нужен, я заказал его в надежде, что его не добудут.

Все было упаковано и разложено по мелким коробочкам, карманам, ячейкам: пилы, сверла и молотки всех размеров. Тончайшие резцы (я таких в жизни не видел). Огромное увеличительное стекло и набор других, поменьше. Золотая, серебряная и медная проволока, весы, линейка, строительный отвес, уровень. Я сел просматривать сокровища, надеясь обнаружить недостачу, но увлекся, сам того не желая: комната, ставшая мне тюрьмой, вдруг сделалась похожей на мастерскую.

Разложив инструменты, я снова пододвинул к себе блокнот. Для разминки надо было вспомнить что-то из давно известного. «Сон в конверте»? «Голубые глаза»?

Я повертел в руках карандаш и, весь подобравшись, начертил на белом листе коротенькое графическое заклинание, означавшее тяжесть. Когда-то я пытался делать на продажу тяжелые мыльные пузыри, но они слишком быстро лопались. А доводить изобретение до ума в тот раз не хватило времени…

Я начертил заклинание тяжести номер два – и сразу почувствовал, как просел стол. Не веря глазам, я взялся за блокнот…

Я не мог не то что его поднять – я не мог его сдвинуть с места. Богдан, сменивший Гену в кресле у входа, настороженно поднял голову.

Я изобразил ухмылку.

Заклинание тяжести номер один делает предмет в пять раз тяжелее. Заклинание тяжести номер два прибавляет к весу предмета вес пары средних булыжников. Разумеется, все очень приблизительно, я сам это рассчитал. Но ни одно заклинание тяжести не может сделать обыкновенный блокнот неподъемным!

Богдан все еще смотрел на меня. Я взял ластик и принялся тереть страницу, и тер до тех пор, пока на месте заклинания не появилась дырка и блокнот не начал ерзать у меня под руками. Тогда я вздохнул с облегчением.

Ошибка? Может, я, сам о том не подозревая, придумал заклинание тяжести неслыханной силы?

Я взял в руки серебряное кольцо из тех, что принесли мне на заказ. Выбрал резец. Пробуя, нанес несколько насечек. А потом, уверенной рукой – заклинание радости. То, самое первое, я его и с закрытыми глазами могу нарисовать.

Потом надел кольцо на палец и потер.

…И все это счастье – мне одному!

Так много воздуха, и света, и жизнь такая длинная, и…

Я пришел в себя, валяясь посреди комнаты на спине, причем надо мной нависали Гена и Богдан, оба с испуганными лицами.

– …У него припадок?!

Я немного охрип от смеха. Каждый мой волос и каждый ноготь, каждая жилка полна была счастьем, которое медленно таяло. Уходило, не оставляя пустоты, как-то очень спокойно уходило. Без трагизма.

Да, я прыгал по комнате и пел. Да, я хохотал взахлеб. Да, я полез обниматься к телохранителям… Я не чувствовал боли, когда Гена завернул мне руку за спину. Я вообще не верил в этот момент, что в мире есть боль.

– Леон? Ты как?

– Ничего, – я завозился, сел, ухмыльнулся во весь рот. – Отлично…

С двух сторон они поставили меня на ноги. Усадили на кровать. Я увидел кольцо на своем пальце и опять засмеялся.

– Леон?!

– Все в порядке, – я еле удержался, чтобы снова не полезть к Богдану с объятьями. – Вы хорошие парни.

Они переглянулись и отошли. Богдан тут же убрался за дверь – пошел докладывать начальству. Я глубоко вздохнул и стянул с пальца серебряное колечко с потускневшим узором.

В том, что заклинание было нанесено правильно, я мог поручиться. Колечки с точно такой же неприметной вязью я продавал сотнями, и ни с кем из покупательниц не случалось припадка. Да, они чувствовали себя счастливыми… Но не до такой же степени!

Я понял, что улыбаюсь. Лежу и улыбаюсь. И что понятно, в общем-то: все мои беды скоро закончатся…

Это почему еще?

Я не мог объяснить. Просто чувствовал.

Все еще улыбаясь, я встал и подошел к окну. Небо в тот день было особенно низким, пасмурным. Я смотрел на это небо и вспоминал, как отец учил меня звать из лесу белок и лисиц. Коротенькое призывающее заклинание.

Вот так.

Они ударились в стекло снаружи, лавиной, волной. Полетели черные перья. Сквозь звуконепроницаемые рамы пробились карканье, стук клювов и скрежет когтей.

Они хотели войти!

Гена заорал за моей спиной, и я с удовольствием услышал в его крике животный ужас. Хотя сам был напуган только чуть-чуть меньше; дымчатое стекло затрещало, хотя раньше мне говорили, что разбить его невозможно.

Я отпрыгнул в глубь комнаты и прошептал – почти выплюнул – отгоняющие слова. Перья все еще кружились за окном: медленный дождь из лохматых черных перьев. Сердце у меня колотилось так, что голова подпрыгивала на плечах.

Гена все еще кричал и затих только через секунду. Раз, два, три…

– Что ты сделал?!

– Ничего, – я опустился на кровать осторожно, будто стеклянный. Трижды я пробовал – и трижды повторялся результат: то, что у меня дома звучало колокольчиком, здесь оборачивалось ударом сотни колоколов на ратуше. Как будто между мной и тем, что я делал, кто-то поместил огромное увеличительное стекло. Уж не знаю, почему так вышло.

Гена тем временем выскочил из комнаты. Я слышал, как снаружи он что-то говорит Богдану и как они орут друг на друга. От беспомощности. И от страха.

Все еще осторожно, на носочках, я подошел к столу. Вырвал новый лист из блокнота и задумался.

«Начертание знака похоже на уже известное вам начертание портала пути: первое кольцо повторяет узор полностью…»

Портал пути я помнил неплохо. Все-таки учитель умел вбивать знания. Даже в деревянные головы. Даже в раскалывающиеся от боли, тяжелые после бессонной ночи головы…

Первое кольцо. Без измерений, без циркуля, от руки. Второе кольцо – еще более приблизительное. Фокусное расстояние, направление, цель… Матушки-светы, а цель-то у меня где?! Как все приблизительно, наверняка не будет работать. Третье кольцо, четвертое, пятое…