Церберин закрыл глаза и задумался. Параметры видоизмененного плана миссии предполагали, что коммуникации подстанции и посадочные площадки будут использованы, чтобы принять флот и вызвать «Громовые ястребы», дабы перевезти хранилище данных в безопасное место, а потом, при отбытии, все это будет разрушено. Он открыл глаза и встретился взглядом с горящими красными линзами кузнеца войны.

Эта рогатая маска что-то скрывала, он был уверен, но Железный Воин слишком далеко отошел от своего высокого происхождения — он стал чересчур бесчеловечным, чтобы можно было догадаться о его мыслях.

— Нам надо лишь пробраться в город, — сказал Калькатор.

Церберин проследил взглядом железную дорогу, ведущую через равнину в мрачное промышленное сердце Принкуса Пракса.

Это имело смысл.

Он кивнул, чувствуя, как приток адреналина расходится по мышцам и тело готовится к бою, что сулит алый горизонт. Приятное чувство.

Отвоевание началось.

Дорога Преторианцев была главной артерией, соединяющей Шестые ворота внешней стены и Великий Зал. Укрепленные дома сенаторов и базилики возвышались над нею, словно горы, ощетинившись ржавыми орудийными башнями и фигурами ангелов, чьи каменные лица разъела кислота. Люменосферы, установленные на столбах вдоль улицы, сияли, словно почетная стража, собранная со всего Империума. Медные фильтры придавали свету формы континентов и океанов в честь миров или полков, погибших при обороне Терры. Километр за километром они несли стражу против сгущающихся сумерек. Верховный лорд-адмирал Лансунг собирался закончить здесь свой победный марш в честь триумфа Космофлота на Весперилле, а в ходе Осады как лоялисты, так и предатели использовали магистраль, чтобы перемещать боевую технику между Внешним и Внутренним Дворцами.

Теперь она была перекрыта.

На всех съездах с магистрали стояли загородки и силовики в шлемах. С регулярностью часового механизма черная бронемашина Адептус Арбитрес ездила по улице, и из громкоговорителей неслись призывы к порядку и покорности.

Когда на дорогу с ревом выехал взвод «Лэндрейдеров» Имперских Кулаков, это было зрелище удивительное, можно сказать, беспрецедентное.

Они строем двинулись со стороны башен. Золотисто поблескивали угловатые очертания корпусов. Рокот мощнейших двигателей доносился до обителей ангелов наверху и тревожил вечный полумрак Ночного сада внизу, накрытого узорчатым пологом.

«Лэндрейдер» — это боевой зверь, наименее элегантный в арсенале Ангелов Смерти, однако же несравненный при исполнении своей единственной функции. Его многослойная композитная броня максимально неуязвима — насколько это доступно человеческим технологиям, к тому же танк оснащен впечатляющей огневой мощью. Наземный аналог десантной капсулы или абордажной торпеды, он с сокрушительной силой переносит космодесантников в яростное, мерно бьющееся сердце боя. Его защита, вооружение и двигатели позволяют ему крушить вражеские войска, технику и даже укрепления на пути к цели.

Передняя машина приблизилась к каменным золоченым воротам Сенаторума Империалис.

Спонсонные лазпушки словно ощупали на расстоянии впечатляющее оборонительное сооружение. Рядом встали еще две машины. Четвертая, и последняя, редчайший образец модификации «Ахилл», предназначенной для прорывов в ходе осад, расположилась сзади. Установленная на носу пушка «Громобой» и спонсонные мультимелты нацелились на ворота.

Имперские Кулаки были мертвы. Их уничтожила Ардамантуа. Но их служители, «Фаланга», казармы ордена — здесь, на Терре, их арсеналы и замороженное геносемя — это все еще оставалось. Орден собирал силы для последнего отчаянного рывка.

«Ахилл» запустил двигатели на полную мощь; танк, подобный тарану для сноса зданий, как будто напрягся перед рывком.

Его ультиматум был более чем ясен.

Лейтенант Черных Люциферов, командовавший стражей, появился в окне-бойнице кордегардии над воротами. Рука его была прижата к наушнику, и он взволнованно говорил в проводной вокс на стене.

Курланд открыл верхний люк «Ахилла» и вышел на крышу танка, потом на дорогу. Слуги капитула в золотистых табардах, размахивая лазерными винтовками и изукрашенными клинками, вылезали из люков и бежали брать под охрану медленно раскрывающиеся ворота. За ними из каждой машины последовал Имперский Кулак.

Сдиратель, Багровый Кулак, Черный Храмовник и Кулак Образцовый.

Курланд знал их под именами — Полушарие, Отпущение, Вечность и Дневной Свет.

Каждый из них гордился своим наследием, различиями, которые появились между ними и их братьями на протяжении тысячелетия. Но это была заученная гордость. Ее внушали им с рождения, подпитывая ритуалами и муштрой. Теперь, когда их призвали домой и они снова были братьями, это значило нечто большее, нежели просто слова. Каждый из них был в ярко-желтой броне Имперских Кулаков, и на наплечнике у него красовалась черная латная перчатка. Вся левая половина нагрудника кирасы Вечности была занята таким же изображением, и желтая навощенная ткань развевалась на рукояти его меча.

Они последовали за Курландом, вооруженные, сосредоточенные, все — воплощение лучшего, чем может стать человек, пятеро гордых сынов Дорна — и они наступали на Великий Зал.

В Сенаторуме был перерыв.

Мелкие лорды в военной форме и пышных гражданских одеяниях расхаживали по вестибюлю вокруг накрытых столов с канапе, попивая рекаф и разговаривая приглушенными голосами о предварительном заседании. Воздух трепетал от самодовольства и звона хрусталя. Сервиторы-херувимы собрались под фреской, изображающей Императора, провозглашающего Имперское Кредо, вились вокруг колонн вместе с дронами вид-захвата, таскали за собой пергаментные свитки. Из уборной спешили целым потоком важные особы, со все еще влажными руками, направляясь к дверям Великого Зала. По вокс-передатчикам, установленным под сводами, неслись вежливые мелодичные призывы, собирающие всех на совещание.

Все это прекратилось, едва вошли Курланд и Последняя Стена.

Космодесантники возвышались над высокопоставленными смертными, словно божественные рыцари из легенды. Несколько сотен Черных Люциферов, офицеров Адептус Арбитрес и дворцовой стражи — и вместе с ними облаченные в ливреи атташе Верховных лордов — смотрели из прилегающих помещений и коридоров, не смея приблизиться. То ли из страха перед его братьями, то ли из нежелания входить под чужую юрисдикцию — Курланду было все равно.

Он повернулся к дверям.

Двери были огромные, дубовые, с серебряной инкрустацией, излучающей энергопоглощающее защитное поле. Они тоже были открыты. Курланд прислушался к тому, что происходит за ними. Его ухо Лимана дало ему возможность разобрать голос экклезиарха Месринга, читающего благословение перед началом работы.

— Bestia, qui in sapientia.

Поскольку приверженность Адептус Астартес светской Имперской Истине минимизировала прямой контакт с Экклезиархией, он мало знал о подобных практиках.

— Benedicat serviamus in regens et nos iterum.

Но даже ему обращение Экклезиарха показалось странным.

— Ave Veridus est.

Размышлять об этом времени не было, и космодесантники прошли через открытые двери в Великий Зал.

Помещение с амфитеатром сидячих мест было почти пустым. Ряд за рядом деревянные скамьи с откидными спинками окружали помост и похожую на отару овец толпу мелких чиновников, толкущихся вокруг своих мест. Как Курланд и предполагал, экклезиарх Месринг находился на помосте. Волосы его и одежда были в беспорядке, глаза горели каким-то звериным огнем. Он говорил, и голос его с задержкой лился из вокс-передатчиков по периметру зала.

Лорд-адмирал Лансунг и генерал-фабрикатор Кубик сидели — единственные среди присутствующих; они обменивались язвительными замечаниями через несколько кресел. Остальные ходили вокруг главной платформы, разминая ноги и попивая очищенную воду и вполуха слушая консультантов, аналитиков и кодификаторов, таскающихся за ними по пятам.