Прежде всего следует подчеркнуть, что Николай был наиболее крупным собственником в России: ему принадлежали громадные массивы так называемых кабинетских и удельных земель. Там добывалось золото, серебро, свинец, медь, эксплуатировались леса, значительная часть угодий сдавалось в аренду. Управляло имуществом царя особое министерство императорского двора.

Царь поистине был крупнейшим помещиком, ярчайшим олицетворением собственного сословия и в мышлении, и в поведении.

Народ подкупала манера царя держаться просто, как бы в тени, носить без претензий солдатский мундир, довольствоваться простой пищей. Исчерпывающе проявилось его психологическое Я во время Всероссийской переписи, когда в опросном листке в графе о профессии он собственноручно начертал: «Хозяин земли русской». Так он себя и воспринимал. Так же к нему должны были относиться и все окружающие.

Мысль о том, что он единовластный повелитель и полный хозяин в государстве, накрепко засела в его голове. Ничье мнение не могло быть поставлено вровень с его собственным, любые доводы и аргументы государственных сановников отменялись простой игрой царского настроения. Для того, чтобы так управлять Россией, нужно было бы быть по меньшей мере Петром I. Но Николая отнюдь не отличала сильная воля и способность к принятию решений.

Наследственной чертой почти всех Романовых был алкоголизм. Их кутежи принимали подчас самые непристойные формы. Сам Николай любовь к алкоголю унаследовал от отца. Десятки знавших его людей отмечали в своих воспоминаниях эту пагубную страсть. К концу царствования дело зашло так далеко, что его почти не видели трезвым, что крайне тревожило царственную супругу.

Особого внимания заслуживает «стержень» самодержавия — армия — главная опора династии. В годы царствования Николая II армия участвовала в двух войнах. Но была еще и третья, необъявленная, кровопролитная — война против собственного народа. Во время первой русской революции воинские части использовались для подавления народных выступлений по всей территории Российской империи. Армейские полки, вводя в бой артиллерию и пулеметы, штурмовали баррикады Пресни, казармы восставших кронштадтцев, рабочие кварталы Сормова. Казачьи сотни шли в атаку на ивановских ткачей и читинских железнодорожников, брали с боя дома латышских, эстонских, грузинских крестьян. Боевые корабли били из тяжелых орудий по фортам поднявшего флаг восстания Свеаборга…

Примечательно, что грандиозные поражения в русско-японской войне не вызвали в Николае миролюбивых настроений и не погасили воинственных. Он не желал мира и вынужден был подчиниться давлению обстоятельств.

Ввязавшись в войну, позже названную Первой мировой, Николай II подписал приговор себе и всему царствующему дому. Глубочайший экономический кризис, в которой оказалась ввергнута Россия, привел к Февральской революции и отречению царя, а оттуда лежала прямая дорога на дно заброшенной шахты под Екатеринбургом…

Арестованного после революции царя вместе с семьей большевики содержали в Екатеринбурге, в доме инженера Ипатьева, названном по этой причине Домом Особого Назначения. Как установлено позднейшими изысканиями, по собственной инициативе, но с санкции центральных советских властей (в том числе В.И.Ленина и Я.М.Свердлова) Уралисполком принял решение о расстреле бывшего императора России. Кроме самого Николая II были расстреляны члены его семьи — жена, четыре дочери и сын Алексей, а также доктор Боткин и прислуга — повар, горничная и «дядька» Алексея.

Руководил расстрелом комендант Дома Особого Назначения Янкель Хаимович Юровский. Около полуночи 16 июля 1918 года он поручил доктору Боткину обойти спящих членов царской семьи, разбудить их и попросить одеться. Когда в коридоре появился Николай II, комендант объяснил, что на Екатеринбург наступают белые армии и, чтобы обезопасить царя и его родных от артиллерийского обстрела, всех переводят в подвальное помещение.

Под конвоем их отвели в угловую полуподвальную комнату размером 6x5 метров. Николай попросил разрешения взять в подвал два стула — для себя и жены. Больного сына император нес на руках. Едва они вошли в подвал, как следом за ними появилась расстрельная команда. Юровский торжественно произнес:

«Николай Александрович! Ваши родственники старались вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены вас сами расстрелять…»

Он стал зачитывать бумагу — постановление Уралисполкома.

Николай II не понял, о чем речь, коротко переспросил: «Что?»

Но тут пришедшие подняли оружие, и все стало ясно. «Царица и дочь Ольга попытались осенить себя крестным знамением, — вспоминал один из охранников, — но не успели. Раздались выстрелы… Царь не выдержал единственной пули нагана, с силой упал навзничь. Свалились и остальные десять человек. По лежащим было сделано еще несколько выстрелов… Дым застилал электрический свет. Стрельба была прекращена. Были раскрыты двери комнаты, чтобы дым рассеялся. Принесли носилки, начали убирать трупы. Когда ложили на носилки одну из дочерей, она закричала и закрыла лицо рукой. Живыми оказались также и другие. Стрелять было уже нельзя при раскрытых дверях, выстрелы могли быть услышаны на улице. Ермаков взял у меня винтовку со штыком и доколол всех, кто оказался живым». Был час ночи 17 июля 1918 года. В ночной мгле за решеткой окна трещал мотор грузовика, пригнанного для перевозки трупов.

Как считает американский историк Ричард Пайпс, именно с убийства царской семьи в России начался красный террор, жертвами которого стали люди, казненные не потому, что они совершили преступление, а потому, что, как выразился Троцкий, «их смерть была необходима». Р. Пайпс отмечает, что казнь в Екатеринбурге означала для всего человечества вступление в качественно новую моральную эпоху — когда правительство присваивает себе право убивать людей, исходя не из конкретных законов, а из собственного понятия «целесообразности», что фактически приводит к отрицанию всей системы гуманных ценностей, созданных цивилизацией.

В данном очерке мы расскажем не о казнях отдельных личностей, а о целой государственной политике уничтожения общественных классов. Человеческое общество трудно удивить массовыми убийствами. Напротив, двуногие подонки предпочитали нарочно нагромоздить горы трупов, чтобы свалить свои преступления на «обстоятельства военного времени». Зачастую обилием трупов затыкали аппетит кровожадной толпе, как это было в период Великой французской революции, или же устрашали эту толпу, как это было в послереволюционной России. Принято считать, что «красный террор» явился ответом на террор «белый», то есть на террористические вылазки буржуазных элементов против коммунистов. Но на самом деле красный террор начался с момента захвата власти большевиками. Начав свою правительственную деятельность в целях демагогических, с отмены смертной казни — большевики немедленно ее восстановили. Уже 8 января 1918 года в объявлении Совета народных комиссаров говорилось о «создании батальонов для рытья окопов из состава буржуазного класса мужчин и женщин, под надзором красногвардейцев». «Сопротивляющихся расстреливать» и дальше: контрреволюционных агитаторов «расстреливать на месте преступления».

Другими словами, восстанавливалась смертная казнь на месте без суда и разбирательства. Через месяц появилось объявление знаменитой впоследствии Всероссийской Чрезвычайной Комиссии: «…контрреволюционные агитаторы… все бегущие на Дон для поступления в контрреволюционные войска… будут беспощадно расстреливаться отрядом комиссии на месте преступления». Угрозы стали сыпаться, как из рога изобилия: «мешочники расстреливаются на месте» (в случае сопротивления), расклеивающие прокламации «немедленно расстреливаются» и т. п. Однажды Совет народных комиссаров разослал по железным дорогам экстренную депешу о каком-то специальной поезде, следовавшем из Ставки в Петроград: «Если в пути до Петербурга с поездом произойдет задержка, то виновники ее будут расстреляны». «Конфискация всего имущества и расстрел» ждет тех, кто вздумает обойти изданные советской властью законы об обмене, продаже и купле. Угрозы расстрелом были разнообразны. И характерно, что приказы о расстрелах издавались не одним только центральным органом, а всякого рода революционными комитетами: в Калужской губернии было объявлено, что будут расстреливать за неуплату контрибуций, наложенных на богатых; в Вятке — «за выход из дома после 8 часов»; в Брянске — за пьянство; в Рыбинске — за скопление на улицах и притом «без предупреждения». Грозили не только расстрелом: комиссар города Змиева обложил город контрибуцией и грозил, что неуплатившие «будут утоплены с камнем на шее в Днестре». Еще более выразительное: главковерх Крыленко, будущий главный обвинитель в Верховном Революционном Трибунале, хранитель законности в советской России, 22 января объявлял: