Заседания длились восемь месяцев, и, конечно, в душераздирающих сценах недостатка не было; выслушали более двухсот свидетелей и 9 Термидора VIII года Республики (28 июля 1800 года) после двадцатидвухчасового заседания присяжные вынесли вердикт на предложенные им 7800 вопросов. Когда председатель присяжных встал, чтобы огласить приговор, неверно понятое приказание гренадерского офицера привело всех подсудимых в панический страх.

Все они поднялись, чтобы бежать, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы деревянные колодки не удержали их: мужчины махали руками, женщины кричали и плакали; несчастные решили, что их тут же расстреляют. Наконец они успокоились и мрачно выслушали и вердикт и приговор: 22 подсудимых были оправданы за недостатком улик, 37 человек были приговорены к цепям и заключению, и 23 человека, в их числе четыре женщины, к смерти. Роза Бигнон, подруга Бо Франсуа, причисленная ко 2-й категории, была приговорена к заточению на 24 года; ее не могли уличить в участии в каком-нибудь ограблении, но как выдававшую себя за жену Бо Франсуа и всюду следовавшую за ним сочли соучастницей всех его преступлений и признали ее виновной. К Борну де Жуй были, конечно, снисходительнее, ввиду того, что благодаря его показаниям удалось схватить других преступников. Его приговорили к 25 годам заключения в цепях. Но Руж д'Оно, Сан-Пус, Гро-Норманд и Гранд Мария были осуждены на смерть. 12 Вандемира IX года Республики состоялась публичная казнь шофферов. Подсудимые в красных рубашках были привезены на Шартрскую площадь, где уже была установлена гильотина и собралась огромная толпа народа. Руж д'Оно под конец чрезвычайно ослаб, силы вдруг покинули его в последние минуты.

После казни обезглавленные трупы свалили в огромные корзины и на телегах, оставлявших за собой лужи крови, отправили к месту захоронения через весь город. Об этом деле во Франции рассказывали еще долго, почти половину столетия, пока наконец память о страшных «согревателях» не истерлась в народе. Но прошло еще несколько десятков лет, и на улицах городов и поселков появились жутковатого вида механические повозки, извергавшие копоть и пламя, с которыми лихо управлялись молодцы в черных кожанках и с очками на глазах. И тогда народная молва окрестила их «шофферами», под каким именем они вошли в лексикон нашей и многих других стран. Все-таки, что ни говори, у французов своеобразное чувство юмора.

Портреты этого человека вполне могли бы носить коммунисты на свои демонстрации — вместе с портретами Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина… По сути дела Бабеф стал предтечей коммунизма, коммунистической морали, методов борьбы и демагогии. И то, что этой деятельности сразу же дали соответствующую оценку в революционной Франции, наилучшим образом говорит о трезвом уме французов. Родился Ноэль Франсуа Бабеф 23 ноября 1760 года в Пикардии, в Сен-Кантене, в семье Клода Бабефа, сборщика податей. Вскоре после рождения Франсуа его отец потерял свое место и, чтобы не умереть с голоду, вместе с семейством стал заниматься сельским хозяйством. Его жена почти круглые сутки пряла. «Я родился в грязи, — вспоминал Бабеф о своем детстве. — Я пользуюсь этим словом, которое применяли наши вельможи, чтобы принизить всех тех, кто стоял не так далеко от природы, как они. Я пользуюсь этим словом, чтобы тем сильнее выразить, что я начал свое существование на самых низших ступенях нужды, а следовательно, на первых ступенях санкюлотизма».

По семейному преданию отец перед своей смертью передал детям книгу «Жизнеописания» Плутарха и завещал каждому из них выбрать себе за образец одного из героев древности. Сам он считал наиболее достойным подражания римского трибуна Гая Гракха. Родительское напутствие глубоко растрогало молодого Бабефа. Он впоследствии выбрал себе имя Гракха.

В поисках постоянного заработка семье Бабефа не раз приходилось переезжать.

Сначала Бабеф получил приличную должность землемера и февдиста[23] в Руа. В 1785 году Бабеф начал переписываться с Дюбуа де Фоссе — постоянным секретарем королевской академии в Аррасе.

Дюбуа де Фоссе предложил Бабефу найти три темы для очередного конкурса Аррасской академии. Первые две из намеченных Бабефом тем носили узкоспециальный характер.

Зато третья сразу выявила самые заветные мысли Бабефа. Он ставил такие вопросы: каково должно быть при современном уровне знаний положение народа, общественные учреждения которого будут таковы, что между всеми его членами установится совершенное равенство, а земля, которую он населяет, будет принадлежать всем сообща и никому в отдельности, и наконец все будет общим, вплоть до продуктов промышленности? Будут ли подобные учреждения оправданы естественным законом? Возможно ли существование подобного общества и осуществимы ли практически мероприятия, которые должны быть приняты для достижения полного равенства в распределении?

Трудно проследить формирование коммунистических убеждений Бабефа. Однако уже в переписке с Дюбуа Бабеф высказался за «великую революцию, которая должна принести великие изменения».

В горячую революционную пору Бабеф опубликовал брошюру о несправедливых и незаконных притязаниях и поборах дворянства и духовенства. По его призыву все сеньориальные документы были снесены из архивов на площадь города Руа и торжественно сожжены.

С тех пор Бабеф почти всецело занялся общественными делами. Часто ездил в Париж, так что, в то время как семья его голодала в Руа, он сам терпел лишения в Париже. 14 июля 1789 года вместе с толпой революционного народа Бабеф шел на приступ Бастилии. В дальнейшем он был свидетелем всех революционных событий.

Видел он и уличные убийства, повешенные на фонарных столбах трупы, присутствовал на судах и казнях, которые почти ежедневно совершал парижский народ. «Я был и доволен, и недоволен, — писал он жене, рассказывая об одном из подобных убийств. — Я понимаю, что народ хочет правосудия, я даже одобряю это правосудие, если оно можрт быть достигнуто только уничтожением преступников; но если бы все-таки поменьше жестокости! Наказания всех сортов, четвертование, пытки, колесование, палки, розги, палачи, расплодившиеся повсюду, — как все это испортило наши нравы!..»

Вскоре в соавторстве с математиком Одифре Бабеф издал «Постоянный кадастр», который был им поднесен Учредительному собранию. В «Вводной речи» брошюры авторы развивали следующую мысль: поскольку все люди равноправны, то общественный договор должен препятствовать возможному возникновению неравенства. Нужны законы, которые не дадут возможность сильным и хитрым присваивать общую собственность.

Авторы полагали, что люди, ничего не имеющие, вправе протестовать, подобно тому как опекаемый, достигнув совершеннолетия, может отнять власть у недобросовестного опекуна. Богатые сковали народ цепями, одурманили суевериями. Поэтому первая неотложная реформа должна заключаться в образовании и просвещении народа, в установлении одинакового для всех воспитания — тогда образованные потеряют возможность угнетать остальных. «Постоянный кадастр» призывал к уничтожению земельной собственности и наделению равными участками земли в пожизненное пользование. Бабефу тогда казалось, что к коммунизму можно прийти через проведение в жизнь «аграрного закона», который создаст имущественное равенство.

Поскольку в XVIII веке индустрия была малоразвитой, основным вопросом французской революции стал вопрос аграрный. Сельское хозяйство играло ведущую роль в экономике страны, но крестьянство было доведено буквально до нищеты. Крестьяне бунтовали, восставали, убивали помещиков, чиновников. Наметились два решения вопроса: равный раздел земли и создание аграрно-коммунистических общин. Сторонники раздела земли, или «аграрного закона», преобладали над сторонниками отмены частной собственности И крестьянство более всего устраивал раздел земли Вскоре вокруг «аграрного закона» завязалась острая борьба В дни революции Бабеф активно участвовал в выпуске уличных листков и памфлетов. В них он беспрестанно нападал на Мирабо, избранного в 1789 году депутатом в Генеральные штаты от третьего сословия и приобретшего популярность обличениями абсолютизма.