Слова эти имели большой эффект, но все же не такой, какого ожидал Цицерон: Катилина оставил курию, не проронив ни слова, а сенаторы ограничились лишь яростными криками.

Катилина уехал в ту же ночь, а Цицерон, облеченный специальными полномочиями, принялся за дальнейшее искоренение крамолы. Без сомнения, он знал всех друзей Катилины в лицо, но вместе с тем понимал, что открыто нападать на них, не имея юридических доказательств, было бы рискованно.

Напрасно он назначил награду тому, кто сообщил бы ему сведения о действиях «заговорщиков» и доставил доказательства. Никто не откликнулся, потому что заговора, собственно говоря, и не было. Но то, чего Цицерон не смог добиться деньгами, ему удалось достичь благодаря неосмотрительности катилинариев. В Риме в то время находились послы от галльского племени аллобриогов, прибывшие с жалобой на своего наместника. Долго не получая никакого ответа, они были сильно раздражены против Сената и охотно вступили в тайные переговоры с Лентулом. Вскоре, однако, они опомнились и чистосердечно признались в этом своему патрону Квинту Фабию Санге. Цицерон был немедленно оповещен о случившемся и обработал галлов следующим образом: под тем предлогом, что соотечественники не поверят одним словесным обещаниям будущей новой власти, послы потребовали от Лентула письменный договор и, заполучив его, отправились к Каталине в Этрурию за ратификацией. По дороге «на них напали сенатские посланцы и отобрали документы».

В более поздние времена (и в иных странах) это стало называться вульгарным словом «подставка». Но Цицерону большего не требовалось: он немедленно созвал Сенат в храм Согласия, вытребовал к себе Лентула и Цетега и, уличив их при помощи документов и свидетелей, велел арестовать. Когда вечером Сенат разошелся, Цицерон выступил перед народом, собравшимся на площади, и сообщил ему о результате заседания — это была «Третья речь против Катилины». Впечатление от этой речи было таким сильным, что люди, прежде сочувствовавшие заговору, стали проклинать Катилину и превозносить Цицерона до небес. Речи против Катилины составили золотой фонд сочинений прославленного оратора. На следующий день распространился слух, что люди Лентула и Цетега замышляют насильственно освободить их. Цицерон немедленно приказал поставить усиленные караулы в Капитолии и на Форуме, а утром другого дня — 5 декабря — созвал Сенат в храм Согласия, чтобы решить вопрос о наказании и судьбе арестованных. На этом заседании консул Юний Силан и все прочие высказались за смертную казнь, но претор Гай Юлий Цезарь назвал такую казнь незаконной и опасной и вместо нее предложил конфисковать имущество заговорщиков, а их самих разослать на пожизненное заключение по разным городам, возложив на эти города ответственность за сохранение виновных. Однако римские сенаторы страстно отстаивали интересы республиканства и предостеречь узурпаторов могли, по их мнению, лишь самые жестокие меры.

Один из последних ораторов, подавших голос, Марк Порций Катон, в резкой речи осудил виновных на смертную казнь без дальнейшего суда и апелляций. Вот как описывал казнь заговорщиков-катилинариев Кай Сал-люстий Крисп, современник Цицерона и Катилины:

«После того, как Сенат последовал мнению Катона, консул, считая лучше всего исполнить приговор до ближайшей ночи, чтобы не затевалось что-нибудь новое в это время, приказал триумвирам приготовить все, что требовалось для казни, а сам, расставив стражи, отводит Лентула в тюрьму; то же самое делают преторы и с прочими арестованными. В тюрьме есть место, которое называется Туллианом; когда немного спустишься налево, то углубляешься в землю приблизительно на 12 футов. Со всех сторон стены, а наверху свод, состоящий из каменных арок, вид его от нечистоты, темноты и дурного запаха мрачен и страшен.

После того, как Лентул был спущен в это место, то исполнители смертного приговора, которым это было приказано, задушили его петлей. И так он, патриций, происходивший из славного рода Корнелиев и имевший в Риме консульскую власть, нашел достойный своего характера и поступков конец жизни. Таким же образом были казнены Цетег, Статилий, Габиний и Ценарий».

Катилина пал в 62 году до н. э. в Пистории, сражаясь с римскими войсками, посланными против его армии. «Вдали от своих, — писал историк Флор, — среди неприятельских тел найден был труп Катилины, смерть его была прекрасной, если бы он так пал за Отечество». Цицерон сделался популярнейшим человеком в Риме, но эта популярность продолжалась недолго. Казнь катилинариев, долженствовавшая пресечь все покушения на институт республики, не смогла удержать от соблазна других претендентов на власть.

То была далеко не последняя попытка республики воспротивиться единоличной узурпации власти. Прошло не так уж много времени, и Юлий Цезарь воцарился в Риме некоронованным монархом. И был убит сенаторами, многие из которых были его близкими друзьями, именно за царские замашки. Для того, чтобы в Риме воцарился первый император, потребовались три гражданские войны и множество, множество казней…

Авторам трудно приступать к рассказу об этой казни, описанной тысячи раз, воспетой поэтами, изображенной целыми поколениями живописцев. И все же нам придется это сделать хотя бы для того, чтобы дать морально-правовую оценку этому инциденту, столь мощно повлиявшему в дальнейшем на весь ход мировой истории. Итак, что же нам известно об этом событии? В апреле 33 года н. э. по требованию возмущенных жителей города Иерусалима, подогреваемых служителями культа, некий мужчина по имени Иисус и по прозвищу Назареянин («Назорей», что означает буквально «выходец из города Назарета») был подвергнут позорной казни на кресте вместе с двумя разбойниками. Излишне говорить, что это был незаурядный человек. Мы подчеркиваем слово «человек», ибо о его божественной ипостаси стало известно уже позднее. В ту пору о нем шла слава как о проповеднике некоего нового учения, незаурядном целителе и, пользуясь сегодняшней лексикой, экстрасенсе. Ничто не говорило о социальной опасности этого человека или о его особом божественном происхождении, кроме, разумеется, чудес. Мы не берем под сомнение его экстрасенсорные способности, ибо и хождение по воде и кормление толпы пятью хлебами — все это не было столь опасным для ортодоксальных иудейских священников, как его учение.

Иисус открыто и пламенно выступал против коммерциализации богослужения, именуя себя сыном Божьим, он недвусмысленно ставил под сомнения полномочия первосвященников, отвергая для богатых прихожан возможность обрести спасение путем богатых жертвоприношений, он подвергал опасности и материальную основу иудаизма. В связи с этим служителями официального культа была заявлена жалоба в адрес колониальных властей об аресте этого человека.

В то время, в период правления Тиберия, Галилея являла собой колонию Римской империи, причем колонию еще не так давно пережившую восстание, так что режим там был достаточно строгим. И если бы в учении Христа было хоть слово о необходимости борьбы с римскими захватчиками, можно было бы если не оправдать, то хотя бы понять поступок прокуратора Понтия Пилата, пославшего на казнь бунтовщика. Должность прокуратора в те времена еще не была достаточно официальной. Прокураторы были в каждом римском доме, так называли мажордомов, старших лакеев, управлявших имением. У императора же были свои прокураторы в каждой провинции, которые несли персональную ответственность за состояние дел на подведомственных им территориях. Формально Галилея была царством, где правил марионеточный царек Ирод. В связи с этим мы берем под сомнение историю об избиении младенцев его отцом, тоже Иродом, который хоть и был жестоким царем, но римляне никогда бы не позволили ему творить подобный произвол на своей территории. Истинными же правителями Иудеи были римские гражданские чины, преторы и пропреторы, во всех более или менее крупных городах стояли римские гарнизоны, и спокойствие возмущали лишь вылазки иудейских повстанцев-зелотов. Обратимся же к тому дню, когда первосвященники в лице Каиафы подали Понтию Пилату жалобу на человека, возмущающему народ. Первым движением прокуратора было немедленно арестовать бунтаря, что и было сделано в Гефсиманском саду по наводке Иуды.