Проблема с такого рода характеристикой заключается в том, что она зиждется на показаниях, полученных во время суда, показаниях, вызывающих большие сомнения. Эта характеристика основана также на «Бумагах Пеньковского», воспоминаниях и заявлениях Винна, в основном содержащихся в его книге «Человек из Москвы». Но, как оказалось, «Бумаги Пеньковского» были написаны по указанию ЦРУ бывшим сотрудником журнала «Лайф» Фрэнком Гибни и перебежчиком из Советского Союза Петром Дерябиным. Источником явились протоколы допросов Пеньковского, сделанные СИС. А поскольку целью публикации было представить ЦРУ в самом лучшем свете, содержание «Бумаг Пеньковского» не может не вызывать подозрений.
Что же касается книги Винна, то ее выход сопровождался со стороны Форин офис комментарием весьма необычного свойства: «Несомненно, некоторые пассажи книги мистера Винна о действиях британских властей и о его отношениях с этими властями могли бы вызвать серьезные возражения, исходя из интересов национальной безопасности, окажись эти пассажи правдой». В дальнейшем версии по делу Пеньковского стали расти как поганки после дождя. Одни уверяли, что Пеньковский был двойным агентом и вся его деятельность была игрой КГБ с доверчивыми англичанами, по другой версии КГБ использовал его, подкладывая ему «дезу» для передачи Западу, по третьей, — он был пешкой в игре кремлевских бонз. Однако версий можно строить много, но очевидные факты говорят за то, что он и впрямь был фантастически жадным и бессовестным человеком, что он исправно сотрудничал с английской и американской разведками, выдавая им все сведения, какие только становились ему доступными, и мечтал наряду с некоторыми другими своими коллегами оказаться на Западе с кругленьким банковским счетом. Увы, не вышло.
Если же рассуждать о правомерности или неправомерности этой казни, то, безусловно, пожизненное содержание в любой советской колонии для любого преступника явилось бы намного более страшным наказанием, чем смертная казнь. Однако в советской традиции было беспощадно карать любые отступления от коммунистической морали. Если в те годы расстреливали обычных спекулянтов, то уж о «супершпионе» и говорить нечего. Самым удивительным в этой истории стало то, что советские власти вообще признали сам факт существования шпиона в рядах «доблестных сотрудников органов госбезопасности».
ЗУЛЬФИКАР АЛИ БХУТТО
Нужно быть в какой-то мере пророками для того, чтобы оценить то, что часто возникает совершенно непредвиденно.
На протяжении последних трех десятков лет Пакистан, эту небольшую страну в Юго-Восточной Азии, раздирают нешуточные катаклизмы. В 1971 году произошел очередной вооруженный конфликт с Индией, к тому же немалая часть государства объявила о своей независимости и образовании суверенного государства — Бангладеш, что обществом всегда воспринимается болезненно. Словом, 20 декабря 1971 года в обстановке всеобщего народного недовольства генерал A.M. Яхья-хан вынужден был уйти в отставку, передав власть лидеру Партии пакистанского народа З.А. Бхутто (1928–1979).
Молодой сорокалетний политик, встав во главе страны, сразу же заявил о новом курсе реформ. Вот что писал советский источник того времени: «Правительство З.А. Бхутто провело важные социально-экономические преобразования, направленные на ускорение экономического развития Пакистана, усиление роли государства в сфере экономики, перестройку внешнеторговых связей. Были национализированы предприятия тяжелой промышленности, частные коммерческие банки, страховые, судоходные и другие компании, экспортная торговля хлопком; введено государственное регулирование торговли сахаром, маслом, зерном, некоторыми промышленными товарами широкого потребления. Власти упразднили управляющие агентства — унаследованную от колониализма систему посредников в торговле и предпринимательстве, ввели антимонополистическое законодательство. В марте 1972 года была объявлена аграрная реформа, которая существенно ограничивала размеры помещичьего землевладения; излишки подлежали изъятию без компенсации и бесплатному распределению среди безземельных и малоземельных крестьян. Поощрялось развитие кооперативов в деревне. В январе 1977 года „потолок“ землевладения был еще снижен, малоземельные крестьяне освобождались от уплаты налогов. Все эти преобразования содействовали преодолению тяжелых экономических последствий кризиса 1971 года, стабилизации внутреннего положения в стране. Их значение состояло также и в том, что они несколько ослабили позиции монополистической верхушки пакистанского бизнеса, ее возможности влиять на развитие страны. Проведенные в интересах прежде всего средних предпринимательских слоев города и деревни, эти преобразования отвечали объективным потребностям развития пакистанского общества». Нам понятны симпатии советской прессы, ведь путь, которым повел свой народ З.А. Бхутто, был путем «социализации» экономики, массовой уравниловки в городе и на селе. Однако из истории нам известно, что подобные реформы не могут проводиться мирным путем, поскольку неизбежно натыкаются на усиливающееся сопротивление народных масс. Ни в одной стране мира социализм не установился путем мирного волеизъявления народных масс, он всегда приходит на штыках своих или чужих армий. Социализм — это всегда революция. И ему надо быть постоянно готовым к контрреволюции.
Но обратимся снова к событиям тех лет и посмотрим, как оценивал советский источник того времени внутри- и внешнеполитическое положение страны. «Реформа трудового законодательства расширила права профсоюзов, улучшила социальное страхование и медицинское обслуживание рабочих; впервые было введено пенсионное обеспечение рабочих. День 1 Мая был объявлен Национальным праздником труда (!). Бесплатным стало обучение во всех государственных учебных заведениях. В несколько раз выросли бюджетные ассигнования на нужды здравоохранения, открылись новые больницы и медпункты, увеличилось производство лекарств.
Правительство З.А. Бхутто вело активную внешнеполитическую деятельность, которая была отмечена такими акциями, как выход Пакистана из СЕАТО, Британского содружества, так называемой Комиссии по объединению Кореи; признание ГДР и ДРВ (а затем и СРВ), установление дипломатических отношений с КНДР на уровне посольств, предоставление дипломатического статуса представительству ООП. Были восстановлены нарушенные в последний период правления режима А.Л. Яхья-хана пакистано-советские связи, получившие затем разностороннее развитие. Важную роль в этом процессе сыграли визиты З.А. Бхутто в СССР в марте 1972 года и октябре 1974 года. Широким было сотрудничество Пакистана с КНР, другими социалистическими странами. Связи эти носили взаимовыгодный характер. Расширились контакты с развивающимися государствами, особенно в регионе Ближнего и Среднего Востока; значительных размеров достиг экспорт пакистанской рабочей силы в нефтедобывающие страны, что было новым явлением в жизни Пакистана…» Последняя фраза может вызвать единственную реакцию: «Докатились!» Увы, дружба со странами социализма не стала для Пакистана панацеей от бед, как и новая демократическая конституция еще не стала гарантом соблюдения прав народа на достойную жизнь.
Затем «руководство Партии пакистанского народа развернуло широкую программу развития тяжелой промышленности и производственной инфраструктуры. На ее осуществление потребовались огромные средства. Для покрытия быстро растущих расходов правительство прибегало к дефицитному финансированию в значительных размерах; рос внешний и внутренний долг государства. Все это обусловило беспрецедентный рост цен и удорожание жизни. В середине 1970-х годов возрос поток переселенцев из сельской местности в города. Новые кварталы трущоб появились в Карачи, Лахоре Мултане и других городах. В городах увеличилось число бездомных и безработных».
И это естественно, ведь для того, чтобы возводить «великие стройки социализма», необходимо иметь неисчерпаемый резерв дармовой рабочей силы, который в Советском Союзе давал ГУЛАГ.