— Синьор, молитвы отца Иакова помогли! Руфино открыл глаза и молиться вместе с ним! Лихорадка начинает спадать! Благослови господь путь, который привёл вас в мой дом.

Мы с Алонсо переглянулись.

— Отнеси меня туда, — нахмурился я, — не верю я в чудеса.

Парень поднял меня на руки и войдя в комнату, я заметил перемены. Она была вымыта, неприятный запах исчез, судя по свежему воздуху ещё и проветрена, а сам ребёнок лежал на чистом белье и в относительно чистой сорочке.

Брат Иаков домывал пол вместе с мамой ребёнка, бормоча при этом молитвы. Она также была вся в слезах от радости.

— Благодарю вас отче, — бормотала она, — мы уже не ждали чуда.

— Благодари господа дочь моя, — скромно ответил тот, выжимая тряпку и отдавая её ей. Вставая с пола, он заметил меня и улыбнулся.

— Ребёнок пошёл на поправку сын мой, нам пора в дорогу, — посмотрел он на меня красными от недосыпа глазами, похоже он и правда всю ночь убирался и молился рядом с ним.

— Нет, — отрезал я, понимая, что если в этом всём и было чудо, то только в том, что монах знал о гигиене, — вам нужно поспать, поесть и отдохнуть отец Иаков. Не раньше мы тронемся в путь, чем это произойдёт.

— Вы ведь торопились сын мой, — без малейшего укора, просто констатируя факт сказал он.

— Не настолько, чтобы загнать вас в могилу, — он меня начал откровенно бесить своим поведением, и я впервые в жизни почувствовал раздражение от человека, раньше мне было как-то плевать на людей. Это же его спокойствие я не понимал, оно меня бесило и тем больше, чем я начал понимать, что это не маска, он таким и был. Фанатиком веры от бритой макушки до кончиков пальцев. Всё то, чего не было у большинства знакомых мне священников в Риме.

— Покормите монаха, — приказал я Алонсо, — дайте выспаться, завтра утром продолжим путь.

— Синьор, — мать ребёнка поднялась с пола и молитвенно сложила руки, — мы покормим отца Иакова бесплатно в благодарность за спасения Руфино.

— Поступайте, как знаете, — отрезал я и показал Алонсо, чтобы вернул меня обратно.

Вскоре священник лёг отдыхать, а когда он спустя всего три часа проснулся, в дом потянулись жители деревни, которые чем-то хворали, за его благословением. Он никому не отказал, и я всю ночь вынужден был слушать слова молитв и благодарности.

Вот так и оказалось, что следующим утром не выспался один я, остальные позавтракали и пошли заниматься поклажей и лошадьми, чтобы продолжить путь.

Меня снова укутали в одежды и посадили в повозку и когда она тронулась, я с раздражением наблюдал, как провожать отца Иакова вышла вся деревня целиком. Женщины плакали, многие крестились ему вслед.

— В Неаполе нужно узнать о нём больше, — распорядился я Бернарду, — кого нам всучил папа.

— Я одно могу сказать сеньор Иньиго, — тихо сказал швейцарец, — это точно не обычный монах, я с такими раньше не встречался. Обычно, всё что интересует служителей церкви — это деньги и они прячут свой интерес за показным служением Господу.

— Опять богохульствуешь, — буркнул я.

— Сеньор Иньиго, но это правда, — он остро на меня посмотрел, — и я говорю это вам, только потому что твёрдо знаю, что вы думаете так же.

— Вот он, явно выбивается из этого определения, — ткнул я рукой за спину, — и раздражает меня этим.

Бернард хмыкнул и замолчал, не став продолжать опасный разговор.

Возле небольшого городка Вальмонтоне, охрана заметила всадников и сразу же перестроилась в боевой порядок, прикрывая щитами арбалетчиков, которые стали натягивать тетиву и вкладывать болты в желоба арбалетов.

Кавалькада из десяти всадников подъехала ближе.

— Кто такие и по какому праву топчете посевы нашего господина, — закричал молодой парень, но благоразумно не подъезжая ближе.

— Бернард, спроси его, какие посевы в феврале месяце? — попросил я наёмника, что тот тут же и сделал.

— Будущие, — прокричал парень, — за это мой господин накладывает штраф на путников.

— Это какой-то тупой человек, — наёмник повернулся ко мне, — он не видит, что мы вооружены и нас больше?

— Или просто хочет докопаться, — задумался я, показывая Алонсо, чтобы вынес меня наружу.

— Ого какой урод! Горбатый карлик! — послышалось от отряда, когда парень посадил меня в кенгурятник и сев на лошадь направился к остановившей нас группе.

— Сеньор Иньиго де Мендоса, — представился я, когда мы остановились неподалёку от них, — и у меня вообще нет настроения слушать тот бред, что вы несёте. Говорите, что нужно или проваливайте.

— Не очень-то он похож на синьора, скорее на горбатого демона, — решил сострить кто-то из соседнего отряда, на что я ответил.

— А вы сеньор не очень похожи на порядочного человека, скорее на мой взгляд, на порядочную свинью.

На секунду воцарилось молчание, затем зазвенели вытаскиваемые из ножен мечи. Арбалетчики взяли их на прицел, мне стоило отдать только команду и их бы всех тут же положили. Я был согласен сейчас с Бернардом, что командир всадников, точно был небольшого ума человеком.

К счастью для всех, появился ещё один всадник, который быстро пришпорив лошадь, оказался рядом с нами. Взрослый, можно даже сказать пожилой человек.

— Мечи в ножны! — приказал он и молодёжь явно нехотя, но подчинилась.

— Синьор Фабио, ваш отец приказал вам «пригласить» путешественников в наш дом, а не силой их привести, — сурово посмотрел он на парня, который не сильно смутился от его отповеди, лишь фыркнул и отвернулся.

Мужчина повернулся ко мне и представился.

— Синьор Таддео Гарибальди, наставник юного графа Гаэтани.

— Сеньор Иньиго де Мендоса, — ответил я.

— Мендоса? — удивился он, — я знаю эту фамилию, кастильские дворяне с прекрасными корнями.

— Благодарю вас сеньор Таддео, отец с дедушкой рады были бы услышать, что на итальянских землях о них знают, — склонил я голову.

— Не будет большой наглостью с моей стороны попросить вас остановиться на пару дней в замке моего синьора? — попросил мужчина.

— С какой целью?

— Понимаете, до нас дошли слухи, что больной крестьянин на землях графа выздоровел, как раз в том доме, где вы остановились, — смущённо ответил он, — дочь синьора Гаэтани несколько дней назад слегла и он готов за её выздоровление, отдать всё что угодно.

— А что говорят врачи? — удивился я.

— Они говорят, что знают эту болезнь, но лечения от неё нет. Они могут только облегчить её страдания, — печально ответил тот, — дети от неё либо умирают, либо поправляются.

Я повернулся к Алонсо.

— Отдай меня Бернарду, а сам езжай навстречу отцу Иакову.

— Вы дадите моему управляющему сопровождение, чтобы наш спутник не заблудился? — спросил я мужчину и тот тут же приказал одному парню из свиты молодого графа, чтобы он ехал с Алонсо, и тот не смог ослушаться.

Бернард снял меня с кенгурятника и аккуратно пересадил в повозку. Группа подростков умчалась, с нами остался провожатыми только синьор Тоддео, который поехал рядом с повозкой.

— Могу я узнать синьор, куда вы держите путь? — поинтересовался он.

— Дела Святого престола позвали нас в Неаполь, — ответил я сдержанно, огласив только одну цель нашей поездки.

— Вы едите по заданию папы? — удивился он.

— Так и есть сеньор, что вас удивляет? — поинтересовался я.

— Простите синьор Иньиго, могу я говорить начистоту? — смутился взрослый.

— Конечно, если это не задет мою честь сеньор, — кивнул я.

— Сколько вам лет? — поинтересовался он.

— Четыре, сеньор Таддео, — не видел смысла скрывать я.

Он удивлённо покачал головой.

— Вы самый необычный ребёнок, что я видел в своей жизни синьор Иньиго.

— Господь создаёт разных людей, в бесконечном своём разнообразии, — улыбнулся я, — кому-то он даёт крепкое, здоровое тело, мне же видимо от него достался только острый ум.

— В этом нет ни грамма сомнений синьор Иньиго, — покивал он, — ваш итальянский просто безупречен, учитывая, что он не ваш родной.