— Что с дочерью графа? — поинтересовался я, меняя тему.

— Просто побыла на ярмарке синьор и через три дня слегла. По всему телу выступили пятна и её лихорадит, — с грустью ответил он, — так что малышка угасает с каждым днём, что причиняет моему синьору ужасную боль.

— Надеюсь брат Иаков ей поможет, — кивнул я.

В большой замок мы въехали уже вскоре, так как ехать было и правда недалеко. Нас высыпала встречать куча слуг и Бернард сразу отправился обо всём договариваться. Я собирался остаться в повозке на это время, но синьор Таддео просто протянул ко мне руки.

— Вы позволите синьор Иньиго? — вежливо поинтересовался он.

Я кивнул и он поднял меня словно пушинку, хотя на самом деле так оно и было, моё тело было очень небольшим и худым, если не считать большой головы и горба. Аккуратно смотря под ноги, он пронёс меня по лестницам вверх и внёс в зал, где на креслах нас дожидалась супружеская пара. Седеющий, обрюзгший мужчина и красивая молодая девушка, младше его лет на двадцать.

— Синьор Иньиго де Мендоса, — представил меня синьор Таддео, — позвольте познакомить вас с графом и графиней Гаэтани.

Изумление, вот что было написано на их лицах и лицах тех, кто стоял полукругом за их стульями, но я так к этому уже привык, что мало обращал внимание. Такова была реакция на меня всех тех, кто видел меня впервые.

— Я благодарен богу, что судьба привела меня в этот прекрасный замок ваше сиятельство, — склонил я голову, находясь на руках синьора Таддео, — пусть и причина этого весьма печальна.

Мужчина грустно кивнул.

— Я не прошу от вас много синьор Иньиго, просто попробуйте сделать всё, что в ваших силах для спасения моей дочери. А пока можете отдохнуть, для вас уже подготовили комнаты.

— Прежде всего я бы хотел взглянуть на вашу дочь, — отрицательно покачал я головой, — а когда появится мой спутник, отец Иаков, пусть он присоединится ко мне.

— Я был бы плохим отцом, если бы отказался, — согласился он и показал Таддео отнести меня в нужные комнаты.

— Пока не прибудет мой управляющий, побудьте пожалуйста моими руками сеньор Таддео, — попросил я мужчину и тот тут же заверил меня в своей полной готовности помочь.

— Синьор Иньиго, я в полном вашем распоряжении, и даже не потому, что так приказал мой синьор, — горячо сказал он, — все души не чают в малышке Даниэле.

Потратив ещё минут десять на переходы, он внёс меня в комнату, где первое, что бросилось мне в глаза, так что врач, пускающий кровь малышке, которая и так была явно без сил.

— Прошу вас закрыть рану и покинуть комнату! — приказал я.

Тот приостановил сцеживание и изумлённо посмотрел на Таддео.

Мужчина постарался сгладить мои слова.

— Синьор доктор, прошу вас, дайте взглянуть на больную свежим взглядом.

— Чьим? Этого карлика? — изумился тот, — так меня ещё никто не унижал. Ноги моей не будет больше в этом месте!

Забинтовав ногу малышке, он собрал инструменты в свою сумку и гордо удалился. Таддео посмотрел на меня и в его взгляде чувствовалось осуждение.

Я ничего не стал объяснять, показал ему в сторону кровати. Он подошёл ближе, как раз в то самое время, когда ребёнок лет пяти пару раз чихнул в нашу сторону. Мой взгляд упал на красную сыпь, которой покрыто было её тело, запах, стоявший в комнате и понял, что попал.

— Значит так, — распорядился я, — первое — позвать слуг, чтобы выдраили комнату до блеска. Второе — заменили всё постельное бельё на чистое и тоже касается нижнего белья малышки.

— Всё сделаю синьор Иньиго, — кивнул тот.

— Дальше пусть принесут и поставят сюда вторую кровать, — продолжил я, что вызвало его удивление.

— Зачем синьор Иньиго? — удивился он.

— Я ребёнок и она уже заразила меня своей болезнью, — нехотя ответил я, — так что теперь я сам смогу экспериментировать на себе, а не на ней.

Мой ответ вызвал его изумление, но он не стал спорить и вскоре работа закипела, выполняя мои распоряжения. Я также приказал её временно укутать и ненадолго проветрить помещение, чтобы в небольшой комнате хотя бы не пахло потом и мочой. Так что когда прибыл брат Иаков и Алонсо, я находился в кровати, пусть и в другом конце комнаты с девочкой.

— Сеньор Иньиго? — изумился Алонсо увидев меня в кровати, — что происходит?

— Я заразился и скоро будут похож на неё, — хмуро ответил я, показывая на девочку пальцем, — так что будем лечить меня, а потом её, так хотя бы мы будем уверены, что лечение её не убьёт.

Монах, оглядевшись в чистой комнате, улыбнулся и повернулся ко мне.

— Святой отец говорил мне, что вы в совершенстве знаете латынь и греческий сын мой, — спросил он.

— Да, я читал оригиналы не только Платона, Аристотеля, Теофраста и Ксенофонта, — признался я, — но и Гиппократа с Галеном.

— И что вы почерпнули в них? — поинтересовался он.

— Что не нужно обескровливать больных, которые и так слабы, — буркнул я и приказал Таддео, который не понимал нас, поскольку мы говорили на латыни, — зарубите самую жирную курицу и варите её три часа. Мне нужен только бульон от этой варки, его принесите горячим, но не кипятком.

Тот кивнул и ушёл, а следом я распорядился Алонсо, чтобы он принёс мои вещи и переодел меня.

— Вы так уверены, что заболеете сын мой? — поинтересовался монах, подходя к девочке и опускаясь рядом с ней, чтобы начать молиться.

— Спорим? — поинтересовался я, — если выиграю я, то вы оставшийся путь проделаете в повозке, а если вы, то я пойду с вами рядом, ну на руках Алонсо конечно.

Старик не поддался на провокацию и лишь улыбнувшись спросил.

— Если вы знаете, как лечить больных, почему же тогда не помогли тому мальчику в деревне?

— Я не хочу нести ответственность за чью-то жизнь или смерть, — отрезал я, — я не господь бог.

— Почему же тогда согласились помочь здесь?

— Если вы не слышали отец, — раздражённо ответил я, — я буду лечить себя в первую очередь! А уж если будет помогать мне, то и её.

Он не стал отвечать и начал молиться.

У меня на основе огромного объёма знаний, что я прочитал, были предположения, что девочка больна корью, но как с ней бороться современными средневековыми методами я не знал, лишь то, чем пользовались врачи древности. В любом случае остановка кровопускания и куриный бульон точно ещё не вредили ни одному больному.

Скоро его принесли и я приказал с ложечки, остужая его, понемногу давать девочке. Что было выполнено. Теперь оставалось только ждать, правы были мои предположения или нет.

Оказываться правым в ситуации, когда у тебя температура под сорок и всё тело зудит было таким себе самоуспокоением, но хотя бы все смотрели на меня большими круглыми глазами и делали всё, что я говорю ещё быстрее, чем прежде. Они почему-то решили, что я специально заразил себя этой болезнью, чтобы понять, как помочь дочери графа. Разубеждать их у меня к тому времени не было ни сил, ни желания.

— Запарьте кору дуба в кипятке, — сквозь туман от температуры приказал я, — настоем обмывать всё тело два раза в день. И не забывайте давать нам обоим куриный бульон.

Все мои распоряжения тут же бросились выполнять, единственное, что я ещё сделал, рыкнул на брата Иакова, который помолился у девочки и собирался помолиться у меня.

— Я не умру отец, — попытался отогнать я его от себя, — за девочку вот не уверен, так что молитесь лучше за неё.

Он меня не послушал, всё равно произнёс пару молитв за моё выздоровление, но основную часть времени был рядом с нею.

На наше всеобщее счастье, первой на поправку пошла Даниэла. Не знаю помогла моя помощь или нет, но хуже точно не сделала, так что, когда я увидел, что она впервые открыла глаза и стала звать родителей, я приказал срочно её унести в другую комнату и никого, кроме брата Иакова к ней не пускать, даже родителей, чтобы не дай бог не подхватила ещё чего-то. Мои слова выполнялись всеми без колебаний, так что когда закутанную девочку вынесли, я наконец мог вздохнуть спокойней и заняться собой. Почему-то у меня была твёрдая уверенность, что нейроинтерфейс не даст мне умереть просто так, и вера была настолько крепкой, что я просто ждал, когда болезнь отступит, так в конце концов и произошло.