— Они не подойдут, — твёрдо ответил ребёнок, — я ознакомился с различными трудами, что есть во дворце, каталонцы и арагонцы не лучшее, что есть сейчас в Европе, на данный момент нужно приглашать либо итальянцев, либо немцев. По мне так лучше тех и тех.

Глаза главы семьи расширились, он перевёл взгляд на сына.

— Я вам писал об этом отец, — кратко ответил Диего.

Дон Иньиго задумался, действительно, слухи об уродстве его внука дошли даже до королевского двора, сам Хуан II интересовался у него, не мог бы он привести ребёнка ко двору, чтобы на него посмотреть и убедиться, настолько ли он ужасен, как про него все говорят.

Он был готов ко многому сегодня, но не к тому, что сейчас произошло.

— Отложим этот разговор, — решил он и резко повернувшись, пошёл на выход.

Диего вышел за ним и некоторое время они молча шли по длинным коридорам.

— Нужно поговорить с епископом де Луханом, — решил дон Иньиго, — нужно чтобы он решил, нет ли ереси в словах этого ребёнка.

— Неужели вы думаете отец, что я этого не сделал раньше? — удивился Диего, — я приглашал его преосвященство и он разговаривал с ребёнком месяц назад.

— И что он сказал? — дон Иньиго остановился и внимательно посмотрел на сына.

— Они разговаривали на латыни отец, — Диего покачал головой, — его преосвященство был так доволен, что ребёнок изучает Библию, что подарил ему тот экземпляр, что вы видели сегодня у него в руках.

— Всё равно, я должен с ним поговорить, пошли ему записку, что я приглашаю его к нам на ужин.

— Слушаюсь отец, — склонил голову Диего.

Вечером был скромный семейный ужин всего на двести человек, посвящённый приезду главы семейства, так что были только близкие родственники, из тех, кто жил во дворце или смог приехать в Гвадалахару из ближних поместий.

Тихо играли музыканты, не мешая господам есть и пить, поскольку вскоре после того, как они насытятся, настанет черёд и танцев, а во главе стола сидел сам сеньор Иньиго, по разные руки от которого сидели: его наследник — дон Диего и епископ Сигуэнсы — его преосвященство Фернандо де Лухан.

Отставив серебряный кубок с вином, дон Иньиго повернулся к пожилому священнику, пользующемуся огромным авторитетом не только в своей епархии.

— Фернандо, я хотел услышать твоё мнение о нём, — тихо сказал он.

— Так и думал, что меня позвали на ужин не только из уважения к моим сединам, — мягко улыбнулся сухонький епископ.

— Скорее уж твоей лысине Фернандо, — оба были давно знакомы, так что общались накоротке, когда их никто не мог услышать, — одно другому не мешает.

— Согласен, — епископ отщипнул от лежащей пред ним на серебряном блюде курицы кусочек и отправил его в рот, прежде чем ответить.

— Фернандо не томи, — Иньиго был настроен решительно, поэтому поторопил друга.

— Я писал и советовался с архиепископом Толедо, а также в Рим, — тихо ответил тот, — о столь необычном ребёнке.

— И? — дон Иньиго заволновался, поскольку ответ от примаса Кастилии, а уж тем более Рима, мог принести в его семью множество проблем, если бы они были против его внука. И тут глава дома боялся не за этого уродца, а за свой род, поскольку пятно внука сразу становилось пятном и для всех Мендосы.

— Иньиго, он в два года самостоятельно изучает латынь, — голос епископа стал очень серьёзным, — читает Библию!

— Ну я не вижу для него другого пути, кроме как стать служителем церкви, — ответил Иньиго, — мы не найдём ему невесты с такой внешностью, не говоря уже о том, чтобы он мог стать военным.

— Бог любит всех своих чад, вне зависимости от того, какой они внешности, — перекрестился епископ, — а этот ребёнок явно отмечен Его благодатью, если с самого рождения не разлучается с символом Его.

— Но он просит дать ему учителя для изучения еврейского, арабского! — изумился дон Иньиго, — нет ли тут ереси?

— Арамейского, — уточнил епископ, — это древний язык, на котором писались все Священные тексты.

— Ладно, — не сдавался дон Иньиго, — но арабский?

— Я тоже поинтересовался об этом в Риме, но мне ответили, что вреда в этом никакого нет, особенно если он станет потом проповедовать среди неверных и на их языке это будет сделать гораздо проще мой друг, — тихо ответил епископ, — более того, мне пообещали, что кардинал Хуан де Торквемада который сейчас из Оренса направляется в Рим, посетит нас и поговорит с этим ребёнком. Рим заинтересовал мальчик, который с таких лет проявляет большую тягу к богу.

— Мы конечно же примем его преосвященство самым достойным образом, — удивлённо покачал головой дон Иньиго, — кто бы знал, что внук будет удостоен подобной чести.

— Церкви всегда нужны умные и духовно развитые люди, — епископ снова стал серьёзным, — особенно из рода Мендоса.

— Мы удвоим пожертвование вашей епархии в этом году ваше преосвященство, — не колеблясь ответил дон Иньиго, — ведь не заметить ваши усилия в том, чтобы ребёнка не считали «выродком Сатаны», как о нём болтают везде, мы не можем.

— Давайте лучше утроим пожертвование, — улыбнулся епископ, — третья часть которого будет передана лично мне.

— А взамен? — глава дома Мендоса заинтересованно посмотрел на священника, поскольку это уже были весьма приличные деньги.

— Взамен я приложу все свои силы на то, чтобы в архиепархии Толедо, а главное в Риме, считали ребёнка — маленьким чудом.

— Согласен — это звучит много лучше, чем «выродок Сатаны», — улыбнулся дон Иньиго, — можете не сомневаться ваше преосвященство в моей благодарности.

— Благодарю Диего, я знал, что мы всегда можем договориться, — улыбнулся епископ и снова вернулся к своей курице.

Гвадалахарский дворец Мендоса видел многих знатных гостей, но посещения его кардинал-священниками были всё же редкостью, тем более что этого гостя прислали к ним не просто так и это все понимали. Свита кардинала Торквемады была небольшой, всего десять человек, так что без трудов уместилась в одних из гостевых покоев, которые ему выделили. Слуги тут же понесли воду и еду, чтобы его преосвященство отдохнул и смысл с себя дорожную пыль, а вечером в честь его прибытия к ужину были приглашены все знатные люди города, поскольку благословение кардинала хотелось получить многим. Слухи о его прибытии, а также о том, к кому он едет, конечно же давно облетели город. Кто-то судачил о том, что отродье Сатаны давно пора отправить обратно в ад, откуда он появился, но всё больше появлялось голосов за то, что внешнее уродство ещё не признак ереси. Ведь всем известно, что ребёнок ходит в церковь наравне со взрослыми, пусть и не своими ногами.

— Ваше преосвященство* — это честь для нас, — к отдохнувшему кардиналу попросился Диего, чтобы узнать, как вообще священник настроен по отношению к его семье.

— Добрый день сеньор, — высокий, худой словно жердь кардинал, сидел на стуле, а слуги подавали ему корреспонденцию, которая нагнала его в пути, — это взаимно. Я благодарен богу и вам за этот приём.

— Иначе и не могло быть, — Диего колебался, спрашивать напрямую кардинала о его настрое или нет.

— Вы можете мне устроить встречу с вашим сыном, скажем через час? — кардинал сам решил проявить инициативу, сняв с плеч Мендосы тяжкий груз.

— Конечно ваше преосвященство, — склонил он голову, — сын всё равно практически не выходит из своих покоев.

— Причина понятна, люди часто бывают жестоки к теми, кто не похож на них самих, — поднял руку Торквемада, останавливая дальнейшие объяснения.

— Благодарю за понимание ваше преосвященство, — улыбнулся с благодарностью Диего.

Через час двери в покои кардинала Торквемада открылись, и служанка внесла ребёнка, который одним своим видом вызывал брезгливость для тех, кто не был с ним знаком ранее. Перекошенный, горбатый, с подрагивающими конечностями…в общем кардинал отчётливо понял, почему тот редко покидает свои покои.

Вторая служанка внесла стул на высоких ножках и положив на него подушку, усадила ребёнка напротив Торквемады. Ещё раз поклонившись кардиналу, обе быстро вышли, а Хуан прямо посмотрел в глаза ребёнка, которые изумили его, в них прямо светились ум и энергия, которые он редко видел даже среди своего окружения.