Я редко бывал с Адой и уже давно перестал выполнять свои супружеские обязанности. Кажется, со времени вторичных выборов. Она не разрешала мне входить к ней в спальню. Я пытался было ее уговорить, но из этого ничего не вышло.

Как только началась сессия, она с головой ушла в обязанности первой леди штата: бесконечные приемы, бридж, встречи с женами законодателей. Она старалась забыться, надеясь, что все эти дела помогут ей не вспоминать о Марианн Ленуар.

– Да брось ты об этом думать, – как-то сказал я ей. – Несчастный случай, каких много.

– Конечно, – согласилась она.

– Затеяли-то все они сами, сами и виноваты.

– Конечно.

– Ты бы наверняка сняла ее с крючка, просто она не подождала.

– Конечно.

Вот и весь разговор. Поэтому я был рад, что у нее нашлось занятие. Может, забудет про это несчастье.

Во всяком случае, политикой она больше не занималась. В ту минуту, когда жена Ленуара спустила курок, она оставила свои попытки сделаться правой рукой Сильвестра и занялась общественными делами: устраивала обеды для жен законодателей, чаи – для представительниц прессы и супруг журналистов и сама посещала все приемы, которые давали другие. Почти ежедневно в газетах Батон-Ружа на странице светской хроники появлялась ее фотография. Это доставляло ей некоторое удовольствие и помогало забывать о Ленуарах. Но не забыть.

– С виду ты совсем неплохо проводишь время, дорогуша, – сказал я ей как-то, когда она вернулась с очередного чаепития или откуда-то еще.

– Но и не очень хорошо.

Она стягивала белые перчатки, а голос ее звучал словно издалека.

– Не может быть. Первая леди Луизианы, королева батон-ружского общества.

– Батон-Руж! – В ее голосе одновременно звучали и любовь к этому городу, и насмешка над ним.

Тебе же здесь нравится.

– Нравится. Но это не Новый Орлеан.

Вот, значит, в чем дело.

Она устроила большой танцевальный вечер – бал, сказала она – примерно через месяц после начала сессии. Были приглашены все члены законодательного собрания, чиновники, репортеры и их жены. Газеты Батон-Ружа отвели целых две страницы на одни фотографии.

Пусть хоть в этом найдет удовлетворение, думал я.

На следующий день я застал ее в маленькой гостиной. Она сидела, угрюмо уставившись в стену, а у ее ног в беспорядке валялись газеты.

– В чем дело, дорогуша?

Она взглянула на меня и отвернулась.

– Ни строчки. Ни единой строчки.

– Что? О чем ты говоришь?

Она ничего не ответила. Но я взглянул на газеты и увидел, что они из Нового Орлеана.

Я должен был что-то придумать, что-то предпринять. Прежде всего – это было ясно – следовало установить контакт. Пока мне удалось побеседовать с ней только дважды. Я уговаривал себя относиться к ней, как к любой другой женщине. Когда знакомишься с женщиной, главное – это не то, что ты ей скажешь, а как ты скажешь. Поэтому не крути вокруг да около, а говори сразу. Она поймет, что ты хочешь, и либо зажжет тебе зеленый свет, либо красный. Дурачить незачем, надо только, чтобы все шло как по маслу.

Значит, предстоит подыскать подходящую для разговора тему. Понятно. О чем может начальник полиции говорить с женой губернатора? Попросить ее помочь в каком-нибудь благотворительном деле. Или присутствовать на открытии чего-нибудь. Или помочь ему в беседе с губернатором.

Конечно, первое или второе было бы лучше. Но никаких благотворительных дел не ожидалось и открывать было нечего. Поэтому мне предстояло просить ее помощи в беседе с Томми. Это, конечно, выглядело бы ужасно глупо, если бы я действительно нуждался в помощи. Но поскольку я нуждался лишь в предлоге для разговора с Адой, то все средства были хороши.

Я мог бы попросить ее оказать мне содействие в получении дополнительных средств на содержание полиции. Я начал было писать ей письмо, но потом решил, что лучше позвонить. Только после второй попытки мне удалось застать ее дома. Я сказал, что мне нужно с ней кое о чем посоветоваться.

Секунду она оставалась в нерешительности.

– Пожалуйста, полковник, – наконец согласилась она. Голос ее звучал оживленно, она, казалось, ничуть не была удивлена. – Сегодня во второй половине дня я как раз свободна. Если вам не трудно зайти к нам... Превосходно. Значит, в четыре.

Она приняла меня в комнате, которая была не то кабинетом, не то гостиной. На ней был белый полотняный костюм довольно свободного покроя, но тем не менее рельефно обрисовывающий ее фигуру, что не могло не произвести на меня соответствующего впечатления. Она протянула мне руку, и я почувствовал, как краснею. "Она знает, она не может не знать", – подумал я. Но нужно было, чтобы она чем-то проявила, что знает, намекнула, что может получиться.

– Простите, что заставила вас прийти сюда, полковник. – Она улыбалась, но улыбка ее не поощряла, как я того ждал. Но и не обескураживала. – У меня в этом здании нет кабинета, поэтому...

– О чем вы говорите, миссис Даллас? Я бесконечно благодарен за то, что вы сумели найти для меня время.

Она улыбнулась, словно говоря: "Чем могу быть вам полезной?" – и я сразу же принялся излагать ей причину своего прихода, которая в действительности вовсе не была причиной.

– Дело в том, миссис Даллас, что я хочу просить вас, как вы, наверное, и сами догадались, об одном одолжении. – Я улыбнулся, надеюсь, достаточно обаятельной улыбкой. – Мне предстоит решить ряд довольно острых проблем, которые в ближайшем будущем потребуют самого пристального внимания, поэтому хотелось бы, поскольку вы были настолько любезны принять меня, обсудить их с вами.

– Пожалуйста, полковник, но почему со мной? Должна признаться, я вовсе не собираюсь принимать участия в общественных мероприятиях, проводимых в штате.

– Я знаю, миссис Даллас. Но губернатор сейчас очень занят, и я решил, что хорошо бы разъяснить положение вещей вам на тот случай, если губернатор решит обсудить их с вами.

Интересно, звучало ли это для нее так же неубедительно, как и для меня? Я посмотрел ей в лицо: оно оставалось непроницаемым.

– Пожалуйста, раз вы считаете это необходимым, – кивнула она.

– Конечно, считаю. – Я помолчал секунду и затем принялся рассказывать то, что приготовил: – Меня очень тревожит вопрос уличного движения, миссис Даллас. Количество нарушений и несчастных случаев со смертельным исходом неуклонно растет, и это, естественно, не может не вызывать опасений. – Я назвал несколько цифр, дал дополнительные объяснения, словом, говорил еще несколько минут. Наконец, я закончил: – Хорошо бы принять какие-либо меры, способные приостановить рост происшествий.

Она кивнула.

– Значит, вы полагаете, что если бы вам прибавили людей, дали большие полномочия и выделили дополнительные фонды, то это бы помогло. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Да. Должен признаться, меня поражает, как быстро вы уловили суть дела.

– Спасибо. – Что-то похожее на иронию прозвучало в ее голосе; Она посмотрела мне в лицо, и мне показалось, я увидел насмешку в ее глазах. Но уверен я не был. – Благодарю вас за намерение посоветоваться со мной, полковник, но, как я уже объяснила, ничем помочь вам не могу. Я считаю, что вы должны поговорить с губернатором или с его помощником, и, если вам удастся прийти к взаимопониманию, можно будет вынести этот вопрос на рассмотрение законодательного собрания. Но это лишь мое мнение, вам ясно.

– Я очень ценю ваше мнение, миссис Даллас.

– Благодарю за доверие, полковник.

Она встала и снова протянула мне руку. Глаза ее щурились, на губах играла улыбка, но я не понимал ее значения. По-видимому, знает, решил я.

– А теперь извините меня, я должна одеться к обеду.

– Разумеется, миссис Даллас. Разрешите еще раз поблагодарить вас за высказанное вами мнение и внимание, которое вы мне уделили.

– Что вы, полковник! Очень жаль, что ничем не могу быть вам полезной.