– Извольте полюбоваться, Мур, – наш первый успех, хоть пока и незначительный.

Я отложил книгу в сторону. Листки представляли собой бланки и расписки, касавшиеся некоего захоронения на кладбище, точнее – двух определенных могил; еще один документ был посвящен эксгумации тел; последняя же страница была густо испещрена совершенно неразборчивым почерком и подписана «Абрахам Цвейг»…

Тут я внезапно почувствовал, что за мной пристально наблюдают. Обернувшись, я увидел девочку лет двенадцати с хорошеньким круглым личиком и затравленным взглядом; она была чем-то напугана. В руках у нее была книга, минуту назад отложенная мною. Взгляд девочки потрясенно метался от меня к ужасному фронтиспису, ненадолго останавливаясь на верхних пуговицах ее простенького, но чистого и опрятного платьица. Скорее всего, она прочла подпись к гравюре и неожиданно для себя пришла к какому-то не стишком приятному выводу.

Ласло наконец оторвался от своих документов и, повернувшись к малышке, мягко произнес:

– А, Берта. Ты уже готова?

В ответ девочка робко указала на книгу, а затем протянула указующий перст в мою сторону и с дрожью в голосе спросила:

– Выходит… я тоже безумна, Доктор Крайцлер? А этот человек – он должен забрать меня в такое же страшное место?

– Что? – вырвалось у Крайцлера. Он забрал у девочки злополучную книгу, мимоходом состроив мне укоризненную гримасу. – Безумна? Что за вздор! Напротив, у нас для тебя очень хорошие новости. – Крайцлер говорил с ней как со взрослым человеком, – прямо и не выбирая выражений, хотя тон его при этом оставался успокаивающе-добродушным – классический тон разговора с ребенком. – Иди-ка сюда, – позвал ее Крайцлер и усадил себе на колени. – Должен признаться вам, мисс, вы – очень здоровая и разумная юная леди. – Щеки малышки озарились легким румянцем и она тихо и довольно рассмеялась. – Во всех твоих неприятностях виноваты маленькие наросты у тебя в носике и ушках. Они, в отличие от тебя, просто в восторге от той окаянной холодрыги, что царит у тебя дома. – При этих словах он потрепал ее по затылку и продолжил: – Тебе нужно будет повидаться с врачом. Я познакомлю тебя с одним доктором, моим хорошим приятелем – он просто удалит тебе эти наросты, пока ты будешь спать, и все. Что же касается этого человека, – он опустил ее на пол, – позволь мне представить тебе еще одного своего друга, его зовут мистер Мур.

Девочка сделала книксен, при этом не сказав ни слова. Я поклонился ей в ответ.

– Рад встрече с вами, Берта.

Она снова рассмеялась, на что Ласло поцокал языком и заметил:

– Ну все, хватит хихикать, сбегай за матушкой, и мы с ней обо всем договоримся.

Берта выбежала в коридор. Ласло подошел ко мне и, похлопав по бумагам, которые только что мне выдал, возбужденно произнес:

– Быстрая работа, а, Мур? Представьте, они уже час как здесь.

– Какая работа? – спросил я, ничего не понимая. – Кто – они?

– Дети Цвейга! – ответил Ласло с тихим ликованием. – Те самые, из водонапорной башни – у меня внизу их останки.

Картина показалась мне до того отвратительной и несогласной со всем, что происходило в тот день в Институте, что я содрогнулся. Но не успел я поинтересоваться, за каким чертом ему все это понадобилось, в кабинет вошла Берта со своей матерью – той самой женщиной в шали. Женщина сразу же обменялась с Крайцлером несколькими репликами на венгерском, но познания Ласло в этом языке были ограниченны (его отец-немец был против того, чтобы ребенок болтал на языке матери), и они быстро перешли на английский.

– Миссис Райк, вы обязательно должны прислушаться к моим словам! – раздраженно сказал Крайцлер.

– Но, доктор, – взмолилась женщина, заламывая руки, – вы же видите, иногда она прекрасно все понимает, но потом в нее точно демон какой вселяется, просто семейное проклятье, другого слова не подберу…

– Миссис Райк, я уже не знаю, как мне вам следует объяснять, чтобы до вас дошло, – настойчиво сказал Ласло, предпринимая последнюю попытку остаться беспристрастным. Он вынул из жилетного кармана серебряные часы-луковицу, посмотрел на циферблат и продолжил: – Или на скольких языках? Временами опухоль не так ярко выражена, понимаете? – Для путей наглядности он показал на собственное ухо, нос и горло. – В такие времена у нее ничего не болит, она может не только слышать и говорить – она легко и нормально дышит. Вот откуда берутся эта живость и проворность. Но по большей части образования в ее глотке и прилегающей полости носа – а они у нее и в горле, и в носу – перекрывают евстахиевы трубы, и слышать становится крайне трудно, если возможно вообще. А ваша вымороженная квартира и постоянные сквозняки только усугубляют ее состояние. – Крайцлер положил руки на плечи Берты и та снова радостно улыбнулась. – Короче говоря, она не мучает вас и своего воспитателя намеренно. Вы меня понимаете? – Он наклонился к самому лицу матери, внимательно высматривая своими птичьими глазами ответную реакцию. – Нет. Явно не понимаете. Ну хорошо, в таком случае вам придется просто выслушать меня. Никаких отклонений у нее нет – ни в психике, ни в развитии. Покажите ее доктору Осборну из больницы Святого Луки, он регулярно выполняет подобные процедуры, а я в свою очередь наверняка смогу убедить его сделать вам некоторую скидку. Осенью, – Крайцлер взъерошил девочке волосы, и она посмотрела на него чуть ли не с благодарностью, – Берта уже будет вполне здорова и перестанет отставать на занятиях. Вы согласны со мной, юная леди?

Девочка не ответила, но хихикнула снова. Однако мать не сдавалась.

– Но… – начала она, хотя Крайцлер уже взял ее под руку и повлек за собой через вестибюль к выходу:

– Ну все, миссис Райк, будет. Если вы чего-то не понимаете, это не значит, что его не существует. Отведите ее к доктору Осборну! И учтите, я обязательно свяжусь с ним и проверю, как вы следуете моим указаниям. Упаси вас боже их нарушить. Гнев мой будет ужасен.

Он закрыл за матерью и маленькой Бертой парадные двери и вернулся в холл, где был незамедлительно осажден оставшимися там семьями. Крикнув, что в собеседованиях объявляется короткий перерыв, Крайцлер поспешно ретировался в кабинет и запер за собой дверь.

– Главная сложность, – пробормотал он, возвращаясь к столу и приводя в порядок бумаги, – убедить всех этих родителей, что необходимо более трепетно относиться к психическому здоровью своих отпрысков, ибо все больше их полагает, будто мелкие беды чад выдают некое подспудное заболевание. Ну что ж… – Он запер стол на ключ и повернулся ко мне. – Итак, друг мой, пришло время спуститься вниз. Полагаю, нас там уже ждут люди Рузвельта. Я заранее предупредил Сайруса, чтобы он сразу проводил их через боковую дверь.

– То есть вы собираетесь устроить им собеседование здесь? – спросил я, когда мы прошли через смотровую, ускользнув через черный ход от шумного внимания семейств в вестибюле, и оказались в Институтском дворике.

– Честно говоря, я не собирался проводить с ними никаких собеседований, – ответил Крайцлер, поглубже вдохнув морозный воздух. – Куда разумнее предоставить это детям Абрахама Цвейга. А я проверю результаты. Но помните, Мур, – ни слова о нашем деле, пока я не сочту этих людей подходящими для участия в следствии.

Пока мы были в Институте, погода переменилась – пошел легкий снежок, что явно пришлось по душе нескольким юным подопечным Крайцлера, одетым в простую серо-синюю форму, сводившую к минимуму неизбежные в иных обстоятельствах Разногласия, возникающие между детьми, принадлежащими к Разным общественным классам. «Студенты» носились по дворику, ловя пролетающие снежинки. Заметив Крайцлера. каждый счел своим долгом подбежать и радостно, однако почтительно приветствовать своего доктора. Ласло улыбался в ответ и расспрашивал их об успехах в школе и отношениях с учителями. Несколько ребят посмелее тут же принялись откровенно делиться мыслями касательно внешнего вида некоторых учителей, а также испускаемых ими ароматов, за что были немедленно удостоены замечания, впрочем, не слишком строгого. Покинув дворик и оказавшись в мрачных пределах первого этажа, я еще какое-то время слышал их радостные крики, эхом отдававшиеся в стенах, и думал о том, насколько близки недавно были многие из них к тому, чтобы разделить участь Джорджио Санторелли. Разум мой все чаще обращался к предстоявшему нам делу.