Потом вытащила обруч, который тонкими гибкими трубками был прикреплён к музофону и надела его себе на голову.

Амалия закрыла глаза, а я почувствовал, как мана из накопителя начинает растекаться и кружиться внутри самого́ корпуса музофона, который представлял собой каменный прямоугольник, размером примерно 40х40х15 сантиметров. А также из тела красавицы стала выделяться мана, кружить по обручу на голове, по трубкам затекать в музофон, вытекать обратно через другие трубки и так далее. Этот хаос маны длился секунд тридцать. Всё это время и корпус музофона, и обруч, и трубки, их между собой соединяющие, светились очень тонко начертанными рунами, покрывающими почти всю площадь изделий. Рун было просто гигантское количество. Я даже не брался предположить, сколько. Кроме того, судя по ощущениям, внутри корпуса тоже были какие-то рунные массивы, потому что мана двигалась в каменнойкоробке структурировано, а не плескалась, как вода введре. В процессе небольшие порции маны кружили в зелёном стаканчике, внутренняя часть которого также была вся исписана рунами.

— Фух. — выдохнула Амалия, снимая с головы обруч и открывая глаза — Напряжённо…

Усталости на её лице не было, там играл детский восторг и предвкушение чего-то.

Баронесса вытащила бриллиант из зелёного стаканчика и положила в последний, белый. Потом вынула камень из чёрного стаканчика и, отодвинув уже пустой накопитель в сторону, положила на его место новый из коробки.

Опять началось движение маны по музофону, и белый стаканчик стал подсвечиваться зелёными рунами, а из рупора полилась музыка.

Это была какая-то заунывная песня о том, как бывший моряк не может договориться с отцом своей возлюбленной, чтобы тот разрешил им жениться. Вся песня была под музыку чего-то, напоминающего по звучанию лютню.

Правда, лицо баронессы от этой песни стало грустным.

— Этой песне меня мама учила в детстве. — с печалью в голосе сообщила Амалия — Это её голос сейчас поёт… Она погибла пять лет назад. На торговом тракте караван пытались ограбить бандиты. Всех разбойников убили, но они успели тяжело ранить маму и ещё многих людей. Целители сначала лечили аристократов, а после, у них уже не осталось ни маны, ни полных накопителей, поэтому она так и умерла от ранения.

Я не знал, стоит мне сейчас что-то сказать или нет, поэтому решил поступить иначе. Нежно обняв Амалию за плечо, прижал её к себе, ничего не говоря.

— Не переживай, — тихо произнесла девушка — я уже с этим давно смирилась, так что не нужно никаких соболезнований. Просто сейчас услышала её голос, вот и взгрустнула.

— Ну, раз так, то стоит тебя взбодрить! Хочешь музыку, которую я слушал в молодости?

Глаза девушки снова засияли.

— Да! — весело воскликнула баронесса и, буквально затолкав меня в кресло, на котором сидела до этого сама, надела мне на голову обруч.

Амалия снова заменила накопитель и вернула бриллиант из белого стаканчика в зелёный.

«Значит, многоразовое использование, да? Круто! Хотя, если бы такие камушки были одноразовыми, никакое удовольствие от музыки не оправдало цену использования этойшарманки».

— Так, это, конечно, здорово, а что делать-то нужно? — спросил я.

— Всё просто. Чётко представь в голове песню, которую ты хочешь записать. Потом начни вливать ману в обруч. Дальше музофон начнёт тебе помогать брать воспоминание об этой песне из твоей памяти. Не сопротивляйся, а то ничего не получится.

— А эта штука меня кретином не сделает? А то не совсем нормально, если кто-то у тебя в мозгах колупается… — действительнобыло опасение, что в первый раз что-то пойдёт не так, как у меня это обычно бывает, и я останусь идиотом, пускающим слюни.

— Не переживай, музофон не перезаписывает воспоминания и не делает ничего подобного. Он просто считывает воспоминание, помогая тебе передать на запись именно ту песню, которую нужно. Только сконцентрируйся на песне, иначе опять же ничего не выйдет.

— Хорошо, — сказал я, закрыв глаза, как ранее делала Амалия.

«Так, а что записать-то? Думаю, вот это будет интересно».

Я стал усердно крутить в голове песню, которую собирался записать, и залил первую порцию маны в обруч. Это требовалось только для активации, потому что дальше устройство начало выкачивать из тела ману самостоятельно и без моего на то разрешения, чем изрядно напугало. Сложилось впечатление, что ко мне подключили пылесос, вытягивающий ману и медленно создающий внутри какой-то вакуум.

Сконцентрировавшись, понял, что отток был не очень большой, поэтому перестал сопротивляться, хотя судя по ощущениям потребление маны возрастало пропорционально потраченному времени. Кроме этого, возникло необычное чувство, что мне чем-то щекочут мозги. Было не больно, но неприятно.

Я продолжал концентрироваться на песне, и в это время она будто зациклилась в голове, прокручиваясь снова и снова в ускоренном режиме.

Маны музофон съел у меня примерно двести единиц на запись, так что, с точки зрения потребления, машинка оказалась довольно прожорливой.

— Такая длинная песня? — спросила Амалия. — Ты почти полторы минуты записывал её.

— Сейчас сама всё услышишь. — с улыбкой ответил я. — Только дай я запущу.

Возникло приятное нетерпение, как от новой игрушки. Это как дарить племяннику машинку на пульте управления и ждать, когда он распакует её, чтобы самому тоже поиграть.

Я отодвинул девушку чуть в сторону, перекинул бриллиант из зелёного стаканчика в белый и достал пустой накопитель из чёрного.

— Так, а нужно просто положить накопитель, и всё автоматически заиграет? — уточнил у баронессы.

— Да.

Ещё раз поправил положение Амалии, поставив её в двух шагах от стола.

— Слушай, ты чего себя так странно ведёшь? — спросила она.

Ничего отвечать не стал, только улыбнулся и, взяв очередной накопитель из коробки, положил его в чёрный стаканчик, а сам повернулся, чтобы посмотреть на реакцию красавицы.

В этот момент из музофона заиграла песня, которую я выбрал.

Не знаю, почему, но хотелось дать Амалии услышать что-то очень необычное для неё, поэтому выбор пал на Nightwish — NightQuest.

Когда из рупора послышалась электрогитара, Амалия отпрыгнула в сторону и в лёгком шоке уставилась на музофон.

Затем добавились басы и барабаны, отчего девушка ещё раз вздрогнула, а после уставившись взглядом в рупор, замерла, как сурикат, смотрящий на змею.

Когда начала петь вокалистка, зрачки Амалии расширились, и, кажется, она затаила дыхание.

Наблюдал за всем этим с такимвыражением, что думал у меня лицо треснет. Улыбка была, как у Буратино — от уха до уха.

Медленно обошёл Амалию сзади и приобнял за плечи. Она вздрогнула от прикосновения, но продолжила слушать песню, не отрывая взгляда от музофона. Я же имел удовольствие наблюдать, как кожа девушки покрылась мурашками и маленькие волоски на руках встали дыбом.

Вот так, замерев, она и слушала музыкальную композицию, пока та не закончилась.

— Что это сейчас было? — спросила шокированная баронесса, которая, кажется, только что начала дышать.

— Тебе не понравилось?

— Понравилось… ПОНРАВИЛОСЬ? — блин, видимо, я перестарался, потому что взгляд её отдавал оттенками безумия. — Да это было восхитительно! Я никогда подобного не слышала! Что это за музыка? Как будто на ша́баше ведьм устроили вакханалию!

«А такое сравнение точно подходит под определение „восхитительно“?»

Теперь немного в шоке был уже я.

Попытался отстраниться от баронессы, но не тут-то было. Она схватила меня за грудки и, притянув к себе, громко спросила:

— А ты ещё подобные песни знаешь?

— Блин, а я смотрю, ты любишь пожёстче, да?

— Что? Ты о чём? Я тебе говорю, что музыка очень весёлая. Мне понравилось! Я прямо… прямо как-то… я прямо энергией наполнилась!

— Амалия, успокойся. Ты меня пугаешь. — я серьёзно пытался отстраниться от её безумного взгляда.