— Империя убила моих товарищей.

В какой-то мере это было правдой. Хазрам не питал злобы к хозяевам башни, но именно они были повинны в их смерти, хотя лично спусковой крючок не нажимали.

Инородец медленно покачал головой, сцепив две мясистые ладони:

— Так вы ищете мести?

Хазрам посмотрел на него и дал вопросу улечься в своей голове. Он мог отомстить. Он вполне мог вырвать бластер у какого-нибудь повстанца, перестрелять всех в лагере, прежде чем погибнет сам. Хазрам представил это, прокрутил картинку в голове. Ничего хорошего.

— Не совсем, — ответил он.

— Это хорошо. — Инородец снова обнажил зубы в улыбке. — Жажда мести выгорает слишком быстро. Но вот что я вам скажу: если вы будете с нами, то мы тоже будем оплакивать ваших друзей.

Хазрам лишь гаркнул в ответ. Существо захлопало нижними руками от удовольствия и принялось объяснять, какое место их рота занимает в Галактике.

Инородец заявил, что представляет Шестьдесят первую десантную роту Альянса, которая перемещается от планеты к планете по приказу командования. Она сражалась с Империей в тысячах битв на сотнях планет. Это кровавая работа, отметил инородец, за ничтожную награду. Но когда Хазрам спросил, он заверил его, что еды, одежды и оружия хватит на всех, «если не произойдет ничего совсем уж чрезвычайного».

— А как часто это происходит? — спросил Хазрам.

Инородец тихо хихикнул. Это было похоже на барабанную дробь.

— Чаще, чем хотелось бы, — ответил он.

Затем он начал расспрашивать о боевом опыте Хазрама. Сражался ли он прежде в составе группы? Умеет ли пользоваться бластером? «Такой молодой», — покачал он головой, когда Хазрам второй раз — видимо, сперва инородец не расслышал — сказал ему, как давно убивает других. Когда расспросы окончились, инородец с любовью заговорил о необычных пейзажах — бесконечных пустынях, летающих в облаках островах, разных представителях жизни, с которыми роте выпадала честь встречаться. Из этого Хазрам понял, что рота редко возвращается туда, где уже побывала. Если он вступит в ее ряды, вернуться на Крусиваль будет трудно, хоть ему и позволят покинуть роту по своему желанию.

Хазрам перестал прислушиваться к голосу инородца, когда тот начал говорить о справедливости дела повстанцев и ужасах Галактической Империи. Эту часть речи Хазрам мог произнести и сам — все призывы к войне одинаковы, он всю жизнь их слушал. Но мысль о том, чтобы покинуть Крусиваль…

Он никогда не вернется в этот город. Никогда не встретится с этой пустотой, не будет искать пропитание в покрытой кровью траве под его стенами.

Его отец выжил среди звезд. Он был уверен, что тоже сможет.

А если нет, то погибнет за сотню планет от дома.

Инородец спросил, действительно ли он желает сражаться против Империи зла за малое вознаграждение. Осознает ли, чего могут от него потребовать и ошеломляющий размах действий врага.

— Война есть война, — сказал Намир. — Вряд ли вы мне покажете то, чего я еще не видел.

Это был неверный ответ. Инородец закрыл глаза, потупил голову и испустил теплый, резко пахнущий выдох, затем расправил плечи и снова посмотрел на Хазрама.

— Мы уже приняли достаточно бойцов, — сказал он. Это был самый уклончивый отказ, но Хазрам понял.

Как и фракции на Крусивале, повстанцам нужны были умы, которые можно было перековать по своему вкусу. Юные умы. Идеалистические умы. Хазраму места здесь не было.

Однако инородец продолжал говорить, подбирая слова:

— Но если мы не можем показать вам ничего, что вы еще не видели, то, быть может, вы можете показать что-нибудь нам? Человек — не только оружие. — Инородец говорил почти с надеждой, Хазрам не понимал почему, но, похоже, у него появился еще один шанс.

Оглядев лагерь, он попытался угадать, что нужно повстанцам. Хазрам не понимал принципов работы их технологий — даже их блестящие палатки казались волшебными. Юноша был знаком только с самым основным оружием. Он мог бы сдать им Крусиваль, сказать, какие фракции следует уничтожить в первую очередь, если они хотят завоевать планету, но это существо уже сказало ему, что у них нет такой цели.

Он посмотрел на других людей из города. Они неловко переминались в очереди, активно, дерзко или неохотно разговаривали с представителями повстанцев. Он заметил, как один из них глянул на инородца и кивнул, прежде чем отправить своего собеседника — юнца с густой бородой и в лохмотьях — ждать у палатки.

Хазрам понял, что надо делать.

— С ним будут проблемы, — сказал он, ткнув большим пальцем в бородатого юношу.

— Да? — удивился чужак.

— Может, он и говорит правильные вещи, — продолжал Хазрам, — но он хочет произвести впечатление. Показывает, что он взрослый, что вел трудную жизнь, — может, так и есть, насколько я понимаю. Но могу поспорить, что бластера он в руках не держал.

— Как я сказал, мы уже многих приняли. Возможно, в нем есть искра. Самоотверженность.

— Возможно, — пожал плечами Хазрам. — Но он никогда не признается в том, чего не умеет, если будет продолжать искать одобрения. И этой привычки вам из него не выбить, так что в бою из-за него кто-нибудь погибнет.

Инородец внимательно смотрел на Хазрама. Его шишковатая шея то вытягивалась, то сокращалась.

— Насколько вы в этом уверены?

Хазрам пожал плечами:

— Не до конца. Дайте мне минут двадцать поговорить с ним — тогда скажу точно.

— И каким образом? — спросил инородец.

Хазрам криво усмехнулся:

— Повоюйте с мое в разных армиях, начнете понимать, к чему люди склонны.

Инородец кивнул и без единого слова пошел прочь, дав Хазраму знак следовать за ним.

Около часа они молча бродили по лагерю, подходя к новобранцам на расстояние слышимости. Хазрам не говорил ничего, пока его не спрашивали, но периодически инородец просил его оценить того или иного новичка. Хазрам отметил покрытого шрамами однорукого ветерана, который горячо говорил о своем желании служить справедливому делу, и сказал чужаку, что этот человек будет с трудом осваивать инопланетные технологии, но в остальном это потенциально отличное приобретение. Он предостерег инородца по поводу женщины с татуировками самых жестоких последователей Малкана: сражаться она будет отчаянно, но она обучена драться в наркотическом дурмане, а в ясном уме ее саму мгновенно порешат.

К концу часа инородец привел Хазрама к тому месту, откуда они начали путь, и спросил:

— А если я возьму их всех? Если я скажу вам, что мой капитан приказал мне брать всех, кто сражается за правое дело?

— Я бы сказал, что вашему капитану нужно лучше подбирать себе людей.

Инородец оставался невозмутимым.

— А вы могли бы их обучать? — спросил он. — Могли бы сделать из них солдат, вместе с которыми были бы готовы сражаться?

Хазрам еще раз окинул взглядом лагерь, новобранцев и повстанцев.

— Выбора бы особо не было, — ответил он. — Будь они моими товарищами… я бы сделал все, что необходимо для их подготовки.

— Тогда, — сказал инородец, — возможно, что мы все же найдем для вас место.

Хазрам Намир не до конца верил, что он покинул Крусиваль, до тех пор, пока Гадрен — то самое существо из лагеря — не подвел его к иллюминатору космического корабля «Громовержец». С планеты он улетал на десантном корабле, и его чуть не вырвало в углу этой глухой, отчаянно дребезжавшей и клацавшей коробки. По трапу в стыковочном отсеке «Громовержца» он сходил на ватных ногах, шатаясь.

Никогда в жизни он не видел столько металла и пластика в одном месте. Шестьдесят первой десантной роте Альянса не надо было завоевывать Крусиваль. Будь им нужна планета, они могли бы купить ее.

После того как Гадрен ушел, Хазрам еще долго стоял у иллюминатора. Среди звезд Крусиваль казался маленьким и ничтожным. Просто серо-зелено-желтый пятнистый шарик, слишком незначительный, чтобы на нем был хотя бы один город, не то что народ.