Это было максимально правильное и быстрое отступление, какое только могло быть. Солдаты знали, что оно было частью плана, знали, кто может отойти первым, а кто должен остаться прикрывать отступление. Они выполняли свой долг, пока штурмовики в белой броне закидывали их гранатами, а огнеметные расчеты сеяли смерть, пытаясь вынудить роту рассеяться.

Где-то по ходу отступления Намир потерял Хобера. Он остановился перевести дыхание за опрокинутым грузоподъемником, которым перегородили похожий на пещеру восточный вход, после чего направился к концу лабиринта, наблюдая, как группы проникают внутрь завода и занимают позиции, в то время как остальные устраиваются на крыше. Мужчина менял энергоячейку своей винтовки, когда чья-то могучая рука схватила его за плечо и глубокий голос пророкотал:

— Если сама природа восстала против наших врагов, то разве мы можем проиграть?

Обернувшись, он увидел над собой широко улыбавшегося Гадрена. Рядом с ним стояла Таракашка, одно плечо которой, к его удивлению, закрывал наплечник штурмовика. Она переминалась с ноги на ногу и еле заметно улыбалась.

— Давай не будем об этом? — Намир крепко ткнул Гадрена в бок. Но смотрел он на Таракашку. Часть его сознания жаждала приказать ей бежать, спрятаться на заводе, пока сражение не закончится, но это не то, в чем девушка нуждалась сейчас, и он подозревал, что сама она вовсе не хотела этого.

— Вы оба молодцы, — сказал он.

— Есть какие-нибудь вести из Пиньямбы? — спросил Гадрен.

— Нет, — ответил Намир, — но мы их и не ждем. Мы уже помогли им, чем смогли, — сожгли их тюремщиков и заперли местную армию здесь, наверху. Если они не смогут поднять восстание сейчас, то сами будут виноваты.

Гадрен кивнул. Таракашка мягко потянула его за руку.

— Идем? — спросила она.

— Увидимся позже, — сказал Гадрен Намиру. — Останься в живых, друг мой.

— И ты тоже, — ответил он.

Таракашка повела Гадрена к солдатам. Проводив их взглядом, Намир постарался успокоить свое внезапно ставшее неровным дыхание и дрожь в руках.

Затем, когда они оба почти исчезли из виду, Таракашка обернулась и посмотрела на него. Он натянуто улыбнулся и приободрил ее кивком.

Девушка подмигнула в ответ, и Намир рассмеялся.

Отделения, расположившиеся на крыше завода, отвлекали на себя огонь мобильной артиллерии и тяжелого пехотного оружия. Пока эти подразделения будут связаны, имперской пехоте придется втягиваться в заводской лабиринт через входы, попадая в зону обстрела Сумеречной. Даже полное уничтожение завода теперь было невозможно — если только Империя не готова уничтожить вместе с ним собственную армию, оказавшуюся в ловушке.

По большей части именно штурмовики пережили подъем по склону горы, и именно они начали пробиваться внутрь. Сделанные наспех баррикады Сумеречной долго не выдержат против кинжального бластерного огня и гранат, но даже обломки замедлят продвижение врага. Теряя укрытие, солдаты Сумеречной отступали в тыл, и на место отошедших становились другие группы.

Намир вел огонь в направлении бластерных выстрелов, пока в винтовке не вышел весь заряд, после взялся за пистолет и стрелял, пока кто-то не кинул ему новую батарею. Он залег на покрытой металлом дорожке, ведшей к входу на завод, приподнимаясь на колени, только чтобы прицелиться во врага и нажать на спуск.

Такие сражения он вел чуть ли не с детства. Это было для него привычно, как дышать.

Хотя отделения отступали и солдаты гибли, хотя штурмовики давили все сильней, Сумеречная не отдавала входа. За каждого погибшего солдата роты погибал десяток штурмовиков. Некогда гигантская орда, карабкавшаяся на гору, поредела. Отделения Сумеречной нутром чуяли свой успех — звучали крики поддержки и ликования, солдаты начали осознавать, что они действительно могут победить.

Убравшись от горящих останков грузоподъемника, Намир отступил в главный коридор завода, последний раз глянув на небо, где вдалеке вели сражение «Клятва Апайланы» и звездный разрушитель.

Наземная битва может быть выиграна. Намир гордился этим.

Но воздушная — нет, и козырей у командира больше не оставалось.

Возможно, ячейка сопротивления захватит оборонительную артиллерию города. Но даже если это случится, то почти наверняка Сумеречную будет уже не спасти. У жителей Пиньямбы есть более важные дела, и когда они смогут повернуть пушки в сторону звездного разрушителя, будет слишком поздно.

Как только «Клятва» будет уничтожена, звездный разрушитель снова займется заводом. Его капитан увидит, что имперская армия потерпела поражение, и поймет, что в таких обстоятельствах сохранить завод невозможно. Если не произойдет чуда, он сотрет в порошок весь горный пик.

Намир сделал все, что мог. Он воздал должное боевому духу Сумеречной роты.

Он умрет с усмешкой и боевым кличем на устах.

Глава 38

ПЛАНЕТА САЛЛАСТ

Третий день осады Иньюсу-Тор

Капитан Табор Сейтерон уже давно не чувствовал вкуса победы.

Он забыл о восторге правильного сражения: о радости отдавать приказы, поощрять гордые и преданные отряды, забыл напряженную дрожь внезапного понимания вражеской стратегии. Появление мятежного штурмового корабля позабавило его — он предвидел такую возможность, пусть и малую, — но использование лавы Иньюсу-Тор в качестве оружия стало для него настоящим сюрпризом. Губернатор Челис и ее союзники оказались куда умнее, чем он ожидал.

Но в исходе сражения вряд ли можно было сомневаться. Стоя на мостике «Вестника», он смотрел в серое небо через иллюминатор, видел, как в клубах искр и дыма мелькают Х-истребители. Звездный разрушитель не был предназначен для маневров в атмосфере, но и вражеский корабль тоже, а огневой мощи у него мало, так что их в лучшем случае дразнят. Как только штурмовой корабль с сопровождением будут уничтожены, «Вестник» высадит свежий батальон пехоты для подкрепления истекающей кровью армии, попавшей в огненную ловушку на горе, и тем силам, которые противостоят повстанцам в Пиньямбе. Оборона будет прорвана, драгоценный горноперерабатывающий завод салластанского губернатора будет спасен, а прелат Вердж получит предмет своей охоты.

Самого Верджа разрывали тревога и нетерпение. Пока Табор стоял на середине мостика, этот юнец расхаживал над вахтенными ямами, выкрикивая команды артиллеристам. Табор не мешал ему — команды, конечно, были излишними, но достаточно разумными, а капитан видывал командиров куда хуже.

— Прелат? Капитан Сейтерон?

Табор обернулся к офицеру связи и вопросительно посмотрел на него. «Барсел, — подумал он. — Умный парень, чересчур старательный, но по молодости это простительно». Вердж оглянулся на него, махнул рукой, дозволяя говорить.

— С одной из транспортных станций поднимается челнок, — доложил Барсел.

— Полагаю, спасается от лавы, — сказал Табор. — Он передает код допуска?

— Да, сэр, — ответил офицер. — Тот, который вы велели отслеживать.

Капитан хихикнул и перехватил одобрительный взгляд Верджа.

— Пусть это будет уроком для всех вас, — сказал Табор. — Умного можно обмануть раз, дурака дважды, но никто не наступит на одни и те же грабли трижды.

Губернатор Челис использовала свои коды доступа, чтобы подойти к имперскому транспорту в системе Редхерн. Повстанцы воспользовались ими снова, чтобы прорваться сквозь блокаду Хота. Но третий раз, чтобы сбежать из собственного сражения на челноке, — это сколько ж у нее гонора!

— Поймайте челнок лучом захвата, — сказал Вердж, шагая к турболифту, — прежде чем он покинет атмосферу. Пожалуйста, не повредите его. Мы встретимся в ангаре для челноков.

Прелат обернулся, заметив, что Табор остался на месте. Капитан скривился, но через мгновение оставил мостик и подошел к юноше, заговорив тихим голосом: