Тут кто-то сбегал за Серёжкиной матерью, и она, бросив на кухне всё печёное и варёное, выбежала во двор.

— Серёженька! Мальчик мой! Что с тобою? — крикнула она. — Тебя что, бешеная собака укусила?

Серёжка сразу очнулся, увидел, что все на него смотрят, и бросился со двора. Мать кинулась за ним, за ней малыши…

— Бежим! — крикнул Витя.

Но тут кто-то крепко схватил его за руку. Витя так и обмер с перепугу: перед ним стоял дворник дядя Николай. Другой рукой он крепко держал Митю.

— Граждане! Что же это такое? Весь забор издырявили! — сказал он страшным басом, хотя ещё никаких граждан не было, они ещё бежали по двору вслед за Серёжкой.

— Пустите!.. — пропищал Витя.

— Мы больше не будем!.. — прошептал Митя.

— Нет уж… Знаю я вашего брата! — сказал дядя Николай. — Идёмте к родителям…

Он провёл ребят мимо застывших зрителей, так что Витя с Митей так и не узнали, чем кончилось представление и поймала ли Серёжкина мать своего «ненормального» Серёжку или он сбежал от стыда за тридевять кварталов.

У Вити никого дома не было, и дядя Николай отпустил его, предварительно высказавшись в том смысле, что умный человек и с метлой, к примеру, может пользу приносить, а другой и с машиной только вред принесёт. Вечером дядя Николай обещал ещё заглянуть. Митина мама, выслушав дядю Николая, немедленно усадила Митю за уроки до прихода с работы отца.

Примерно через час Витя позвонил Мите:

— Митя! Ты чего делаешь?

— Уроки… — уныло ответил Митя. — А ты что?

— А я работаю…

— Работаешь? А что ты делаешь?

— Дырки в стульях… Мы купили новые стулья, но они все без дырок. Вот я их и переделываю.

— А зачем в стульях нужны дырки? — удивился Митя.

— Не знаю… Но ведь бывают же стулья с дырками. Вон у нас на кухне такой стоит. Я делаю посредине одну большую дырку, а по краям маленькие. Очень красиво получается… Три стула я уже переделал, остаётся ещё четыре… Потом буду вертеть дырки в дверях…

— А в дверях зачем? — ещё больше удивился Митя.

— Для вентиляции… Как в ванной. У нас, знаешь, без таких дырочек очень душно бывает… Чего ты хихикаешь в трубку?

— Да потому что подумал: что тебе за стулья твоя мама скажет? — засмеялся Митя.

— Скажет, что я молодец! Что у меня умелые руки… Ну, мне некогда с тобой лясы точить, мне работать надо, — сказал Витя усталым голосом и повесил трубку.

Он больше не звонил до самого вечера. Митя не выдержал и сам позвонил. К телефону подошла Витина мама.

— Позовите, пожалуйста, Витю, — попросил Митя.

— Он не может подойти, — сердито сказала Витина мама.

— А он что, работает?

— Нет, уже не работает… Он стоит уткнувшись носом в угол и думает, что бы ему ещё в доме испортить, кроме стульев, дверей и моих туфель…

— Он и в туфлях дырки вертел? — ахнул Митя.

— Да. Он сделал из них красивые босоножки и уверяет, что они мне будут очень идти… Из отцовских ботинок он успел пока сделать только левую сандалету, правую они будут делать вместе… Ну, всё?

— Всё… — тихо сказал Митя, вспомнив, что и ему предстоит разговор с отцом.

— Ну, если понятно, то вешай трубку. Тут зачем-то пришёл дядя Николай. Может быть, вы и у него что-нибудь переделали своими «умелыми руками»?

Митя ничего не ответил и торопливо повесил трубку.

— Сегодня я получил письмо из Заполярья, — как бы между прочим, сказал Мите Витя по дороге в школу. — Ты не знаешь, у меня в Мурманске живут два двоюродных брата и троюродная сестра.

— Интересно, почему это Нюрка стала тебе вдруг троюродной сестрой, если она родная сестра Вовки и Сашки? — засмеялся Митя.

— Братьев двое — значит, они двоюродные… А Нюрка третья, значит… Ну, да это неважно. Важно, что? они мне пишут. Читай!

В письме троюродная Нюрка сообщала о том, что они организовали в своём дворе что-то вроде краткосрочного детского сада. Теперь мамы, если им надо было куда-нибудь отлучиться, могли оставить своих маленьких на детской площадке или в красном уголке на попечение дежурных ребят.

— Ты думаешь, у нас нельзя поднять такое движение? Сколько угодно! Только скажи нашим мамашам — сотню малышей приволокут, — принялся фантазировать Витя.

Сотню не сотню, а когда Митя и Витя объявили мамашам о своём намерении, они с великим удовольствием поддержали их движение тем, что привели на детскую площадку целую дюжину ребятишек.

— Хорошо бы и девочек, особенно старшеклассниц, привлечь к этому делу, — пожелали мамаши.

— На готовенькое прибегут и девочки. Важно начать! Но вы не беспокойтесь за маленьких, справимся! Не с такими справлялись, — успокоил мамаш Витя.

После такого заверения мамаши со спокойной душой ушли по своим делам, а зачинатели движения приступили к делу.

— Дети! Сейчас мы для вас слепим снежную бабу, — заявили они своим воспитанникам.

— Мы тоже слепим для вас бабу! — ответили малыши хором, как в хорошем коллективе самодеятельности. — Наша баба будет красивее вашей!

— Ха-ха-ха! — ответил на это воспитатель Витя. — Цыплят по осени считают!.. Помните только, что снежная баба, чем она будет страшнее, тем лучше!..

Между воспитателями и воспитанниками разгорелось здоровое соревнование по лепке снежных баб. И те и другие творили с таким подъёмом, что друг на друга не обращали никакого внимания. Малыши скоро так вывалялись в снегу, что Митя чуть было не прилепил одного из них вместо головы к своей снежной бабе.

— Ну, чья взяла? — торжествующе спросил Витя, когда пришло время «считать цыплят». — Чья баба красивее?

— Наша! — не задумываясь, ответил хор малышей. — Она же самая некрасивая, значит, самая красивая! Что нам за это будет?

Честно говоря, воспитатели, принимая во внимание условия соревнования, должны были признать себя побеждёнными: юные скульпторы сотворили такое произведение искусства, что сами на него посматривали со страхом.

— Ладно, уступим им, — примирительно сказал Митя. — Не забывай, что они совсем ещё малыши. Вот этот, с конопушками, ещё и говорить как следует не умеет… Премию надо было бы им дать…

— Премию? Сейчас будет им премия! — крикнул Витя и умчался домой.

Через минуту он вернулся и стал раздавать ребятишкам по одному круглому печенью и по одной ириске «Золотой ключик».

И тут случилось совершенно непредвиденное: он отдал последний кружок печенья и последний «ключик», а перед ним стоял ещё один малыш, желающий получить премию.

— Что случилось? Не мог принести на всех? — набросился на него Митя.

— Я принёс на всех… По счёту брал… — смутился Витя. — Ты лучше их самих пересчитай.

— А чего там считать… — начал было Митя, но тут же осекся: малышей действительно было не дюжина, а тринадцать.

— Вот это номер! Как же мы теперь узнаем, который из них лишний, и куда мы его денем? — сказал Витя, поёжившись.

— Как — куда? В милицию отведём или ты его усыновишь, — подсказал выход Митя.

— Почему это я должен его усыновлять? — опешил Витя.

— Ты первый зачинатель движения — тебе и усыновлять…

Тринадцатого лишнего удалось выявить только после того, как мамы опознали своих ребят, предварительно очистив их от снега.

Им оказался тот самый малыш, который ещё толком говорить не умел.

— Ты чей? — начали его допрашивать ребята.

— Айн и айн, — ответил малыш.

— Ясно… А где ты живёшь?

— Ома…

— Ещё яснее! А зовут тебя как?

— А я…

— А я? — Митя посмотрел на Витю. — Кажется, он ещё вдобавок и девчонка… Может быть, ты знаешь свою фамилию?

— Аяенго… — твёрдо ответил тринадцатый лишний и протянул руку за премией.

— Да нет у меня больше ничего! — сказал Витя и даже карман вывернул.