Я уверена, что он может учуять любое изменение эмоций, как какая-нибудь собака. То, что он не чувствует эмоций, как все мы, не означает, что он не может их распознать или даже понять.

Если я что-то и узнала о Киллиане, так это то, что он хорошо приспособленный психопат. Он очень хорошо контролирует импульсы и расчетлив до мелочей.

Возможно, в его прошлом было время, когда он потерял этот контроль, как это иногда делает Лэн, но они оба могут так хорошо приспосабливаться к обстоятельствам и вливаться в общество, как будто они там свои.

И чем больше они живут, тем труднее проникнуть внутрь их прочного пузыря. Тем более невозможно заставить их потерять контроль, когда они им овладели.

Поскольку они постоянно контролируют ситуацию, они наблюдают за всем. Киллиан может казаться отстраненным, но у него наблюдательность, как у ястреба. Ничто от него не ускользает.

Поэтому я изо всех сил стараюсь оставаться бесстрастной и не обращать внимания на звуки отменяемых номеров, которые объявляют вокруг нас.

— Кто владелец этого места? — спрашиваю я и делаю чертовски хорошую работу, чтобы казаться нормальной.

— Мы все. Это подарок от кампуса, потому что наши родители жертвуют кучу денег на учебное заведение.

— Я полагаю, «мы» — это ты, Джереми, Николай и Гарет?

— Верно.

— А кто тот, кто скрывается за пятой маской?

— Не тот, о ком тебе не стоит беспокоиться.

— Ты всегда ходишь вокруг темы, когда не хочешь отвечать на вопрос?

— Возможно.

— Это нечестно.

— Жизнь несправедлива, почему я должен быть справедливым?

Я украдкой смотрю на здание перед нами. Два метра. Нет, наверное, полтора.

Киллиан останавливается, но я делаю вид, что не заметила, и продолжаю идти вперед. Да, члены группы чудовищны, судя по тому, что я сегодня увидела, но мне надоело бояться и прятаться.

Если я окажусь в их внутреннем кругу, то смогу выяснить, что случилось с Девлином и...

Что-то коснулось моего плеча, и я замерла, когда динамик эхом разнесся вокруг нас:

— Номер шестьдесят девять уничтожен.

Я обернулась, чтобы посмотреть на Киллиана, который только что стукнул меня своей битой.

— Думаешь, я не догадался, что ты задумала, маленький кролик?

— Почему... ты... ты...

— Дыши глубже. — Забава в его голосе выводит меня из себя. — Вот и все. Мы не хотим, чтобы в таком юном возрасте у тебя каким-то образом случился инсульт.

— Почему ты ждал до сих пор, чтобы устранить меня?

Он поднимает плечо.

— Было забавно наблюдать, как ты пытаешься отвлечь меня и ведешь себя как любитель в шпионском фильме класса «Б». Ты бы посмотрела на свое очаровательное лицо. — Он достает из кармана телефон и делает снимок. — Теперь это выражение останется со мной навсегда.

— Я собираюсь убить тебя.

— А я тем временем тебя поцелую.

Я уже собираюсь схватить его дурацкую биту и обрушить ее ему на голову, когда позади меня открывается дверь дома охраны.

— Киллер!

Подожди, что? Киллер?

Мне требуется секунда, чтобы понять, что женский голос адресовал это прозвище Киллиану.

Выходит высокая стройная фигура в белой маске номер один. Прямые светлые волосы спадают на обнаженные плечи, на ней облегающий топ без бретелек, подчеркивающий талию песочных часов.

Она оттягивает маску от лица, и я замираю от того, насколько она сногсшибательна. Как модель или актриса, или и то, и другое.

А когда она улыбается, это настолько ослепительно, что мне трудно смотреть прямо на нее.

Она неуловимо отталкивает меня и бросается к Киллиану, обвивая его шею руками с легкостью человека, который делал это бесчисленное количество раз.

— Я скучала по тебе, — бормочет она, а затем ее губы встречаются с его губами.

Глиндон

Я ошарашенно смотрю на происходящее.

Знаете этот момент, когда ты застываешь и не знаешь, можно ли двигаться или даже дышать?

Вообще-то, к черту.

Главная эмоция, которая разрывает мою грудь, — это не ощущение себя третьим лишним или то, что меня ударили по лицу — это нечто худшее.

Прилив энергии проносится по моим венам, так похожий на... ярость.

Клянусь, я не из тех, кто ревнует.

В средней школе я застала своего парня целующимся с одноклассницей, просто закрыла дверь и порвала с ним по СМС.

Я не чувствую никакой обиды на Брэна за то, что он мамин любимчик, за то, что он вместилище ее таланта. Как и за то, что она делает все возможное, чтобы защитить его от Лэна.

Я также не обижаюсь на Лэна за то, что она получает все внимание в нашей семье. Или на Аву за то, что она выглядит как богиня и совершенна во всем, что делает. Или на Сесили за то, что она самый уравновешенный человек из всех, кого я знаю.

Короче говоря, я не чувствую ревности.

Так почему, черт возьми, я чувствую потребность вырыть себе яму в земле и исчезнуть в ней?

Это не ревность. Я отказываюсь классифицировать это как таковое. Потому что если я ревную, значит, мне не все равно, а это и близко невозможно.

Я даже придумала подходящее объяснение этому с помощью теории эффекта подвесного моста.

В ней есть смысл. А вот во всей этой ситуации — нет.

Ногастая блондинка почти прижимает свой язык к губам Киллиана. Я знаю, потому что вижу, как ее останавливают сомкнутые губы, истонченные в линию.

Если бы это была я, явно отвергнутая таким образом, я бы вырыла эту яму глубже и исчезла бы в ней еще дальше. Может быть, похоронила бы себя заживо, пока я это делаю. Однако блондинка не останавливается и даже прикусывает нижнюю губу.

Вместо того чтобы просить о поцелуе, она требует его.

Не в силах смотреть дальше, я уставилась на землю, в глазах помутнело, а в ушах так жарко, что кажется, они сейчас лопнут. Есть ли где-нибудь выход? Может быть, он в другом конце дома?

Периферийным зрением я вижу, как рука Киллиана вырывается, хватает девушку за волосы и оттаскивает ее от себя. Затем он отступает назад, позволяя руке упасть на бок.

Думаю, это значит, что он не дикарь только со мной.

Я жду, что она заскулит или вскрикнет — я бы точно вскрикнула от того, как больно это выглядело, — но она просто облизывает губы, показывая пирсинг на языке.

— Мне нравится, когда ты груб. Ррр.

Она с ума сошла? Какого черта ей нравится жестокость этого ублюдка?

О, подождите.

Разве нет людей, которые получают от этого удовольствие? Как Киллиан, например.

Я поднимаю голову и открыто смотрю на них, не пытаясь скрыть этот факт.

— Что ты здесь делаешь, Черри?

Конечно, ее зовут Черри. Она выглядит как Черри.

Соблазнительная ухмылка кривит ее губы.

— Мне всегда было интересно узнать о вашем тайном клубе, и я решила, что должна присоединиться. Смотри. Я выиграла.

Мое сердце замирает при напоминании о том, что я не выиграла, а этот ублюдок устранил меня в последнюю секунду. Однако эта Черри уже член клуба.

Выражение лица Киллиана остается безучастным, поэтому она подходит к нему, покачивая бедрами и покусывая уголок нижней губы.

— Как насчет праздничного траха, чтобы поприветствовать меня в Язычниках? Можешь меня придушить.

Я отступаю назад, как будто мне дали пощечину. Я больше не могу здесь оставаться. Моя грудь болит от мысли, что он делал то, что делал со мной, с кем-то еще.

Он и их душил.

Возможно, он устраивал засады и заставлял их чувствовать себя живыми только для того, чтобы бросить их, когда ему надоест.

Я знаю все это, знаю, так какого черта мне хочется плакать?

Одно я знаю точно, я точно не останусь смотреть, как они трахаются.

— Я... пойду. — Мой шепот едва слышен.

Отказываясь опустить голову, я поворачиваюсь и начинаю идти туда, откуда пришла.

Хотя, может быть, я могу зайти в дом и посмотреть, есть ли там выход...

Сильная рука обхватывает мой локоть, останавливая меня. Я смотрю на Киллиана, который прижимает меня к себе.