— Пока не падай в обморок. Мы только начинаем. Ты будешь истекать кровью, кричать и умолять о каждой отметине, которую ты оставил на ее коже. Тебя будут резать за каждую ложь, которую ты ей сказал, и за использование ее добрую природу. Ты будешь молиться каждому божеству на земле, но я буду твоим безжалостным Богом, созданным по твоему заказу. Возможно, я не могу нормально воспринимать эмоции, но если ты причинишь вред тому, что принадлежит мне, я буду тем, кто плюнет на твою гребаную могилу.

У меня нет ни тени сомнения в том, что этот маленький кролик переворачивает мой мир с ног на голову.

И я позволю ей это.

Потому что она моя.

И я подожгу весь гребаный мир, чтобы убедиться, что она остается в безопасности.

Глиндон

Мне больно.

Это первая мысль, которая приходит в голову, когда я открываю глаза... точнее, глаз.

Другой глаз опух и остается полузакрытым.

Болит не только моя кожа. Боль прорвала сухожилия и достигла мозга моих костей.

Мой язык остается приклеенным к небу, чувствуя себя большим, тяжелым и абсолютно чужым.

Я ожидаю, что окажусь на вершине скалы, но меня встречает мягкий свет, за которым следует очень характерный запах янтарного дерева. Конечно, безликие обои из комнаты Киллиана медленно проступают в фокусе.

— Глин? — Появляется обеспокоенное лицо Брэна. — Как ты себя чувствуешь?

— Больно, — простонала я.

— Вот, выпей обезболивающее. —Он берет с тумбочки таблетку и помогает мне сесть, чтобы принять ее.

Голова болит, когда я проглатываю лекарство. Брэн садится на кровать, и его движения туманны, почти бессвязны.

— Я так волновался за тебя. — Он осторожно прикасается к моей руке. — Тебе что-нибудь нужно?

Я качаю головой, чувствуя, как дискомфорт немного утихает.

— Где Киллиан?

Его выражение лица теряет всякую мягкость.

— Он пошел за тем, кто сделал это с тобой.

— Нет… — выдохнула я.

— К сожалению, да. Лэн пошел с ним, и все лидеры его клуба, естественно.

Я отбрасываю покрывало и пытаюсь встать. Очевидно, я переоцениваю свою способность двигаться, потому что падаю обратно.

Брэн ловит меня прежде, чем я ударяюсь об пол, и заставляет вернуться на кровать.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Я должна остановить их. Они упадут прямо ему в руки. Он сделал это, чтобы выманить и Киллиана, и Лэна, чтобы начать войну и спровоцировать хаос. Я не хочу быть причиной этого, Брэн.

— Я думаю, уже слишком поздно, маленькая принцесса.

Комок застрял у меня в горле, и я не знаю, хочу ли я закричать или заплакать.

Дверь открывается, и мы оба поворачиваемся, чтобы увидеть Киллиана, стоящего там, одна его рука висит. Брызги крови покрывают его руку, шею и воротник рубашки, но его лицо кажется чистым, неземным.

Искаженным.

Именно так, как я представляю, выглядят серийные убийцы, когда возвращаются домой: совершенно отрешенные, возможно, даже воодушевленные тем, что удовлетворили свою жажду крови.

Он проводит окровавленными пальцами по волосам, словно подтверждая образ, который у меня только что возник.

В этот момент я должна почувствовать страх, ужас, но вместо этого мое сердце разрывается.

Без розовых очков я ясно вижу, к чему все идет. Или, может быть, я действительно это видела, но продолжала лгать себе.

Увидев меня, он замирает на месте, и в его глазах загорается огонек, когда он доходит до меня за несколько шагов.

Я никогда не смогу привыкнуть к тому, насколько всеохватывающим является присутствие Киллиана. Как он способен поглощать мое внимание, даже не пытаясь.

Когда он рядом, я теряю смысл всего остального. Все мое существо слетается к нему, как вороны слетаются в зловещие места.

Брэн уступает ему дорогу и говорит, что сейчас подойдет.

Киллиан, кажется, даже не замечает, что мой брат вышел из комнаты и закрыл дверь, он садится на кровать и берет мою руку в свою. Его большой палец — окровавленный большой палец — проводит по тыльной стороне. Другая его рука остается неподвижной, висящей на боку.

— Ты чувствуешь себя лучше? Ты принимала обезболивающее?

Я беззвучно киваю, моя грудь болит с каждым вдохом, когда я шепчу:

— Это ты убил его?

Кажущаяся мягкость исчезает, позволяя его демонам показать свои уродливые головы.

— А что, если так?

Мой желудок опускается, и звук разрывающегося сердца, который я слышала ранее, становится громче, даже оглушительнее. Я пытаюсь отдернуть свою руку от его руки, но он только крепче сжимает пальцы.

— Не надо. Ты прекрасно знаешь, что мне не нравится, когда ты захлопываешь дверь у меня перед носом.

— И ты думаешь, мне нравится, когда я вижу тебя вот так, в крови?

— Ты ожидала, что я останусь сидеть после того, как он посмел не только прикоснуться к тебе, но и избить тебя?

— Нет, но я думала, что ты побьешь его, возможно, и, видит Бог, он этого заслуживает, но не то, что ты убьешь его. Я думала, что ты подумаешь об этом с моей точки зрения. Если бы это было так, то ты бы понял, что чувство вины за чью-то смерть раздавит меня.

— А как насчет моей перспективы? Ты та, кто держит моих демонов в узде, та, кто заставляет меня с нетерпением ждать новых дней. Ты — единственный красный цвет в моем черно-белом мире. Ты — моя гребаная цель, но он причинил тебе боль. Он наложил свои руки на то, что принадлежит мне. На мою девочку. — Он обхватывает рукой мое горло. Не резко, но достаточно, чтобы дать мне понять, кто контролирует ситуацию. — Слушай меня и слушай хорошо, Глиндон. Я всю жизнь подавлял свою истинную природу, но ради тебя я готов принять своих демонов. Я превращусь в дьявола, монстра и любое другое оружие, если это означает, что я смогу защитить тебя. Ты никогда, никогда не будешь спрашивать меня об этом, слышишь?

Мой подбородок дрожит, несмотря на мои попытки сомкнуть челюсти.

— Значит, я должна смотреть, как ты становишься бесчеловечным, и молчать об этом?

— Если речь идет о твоей безопасности, то да. Кроме того, я не убивал Девлина, но он точно будет желать смерти в течение месяцев реабилитации, которую ему придется пройти, чтобы снова стать работоспособным. — Он прищурился. — А твой брат лишил меня части удовольствия, настояв на участии в пытках. Я уже говорил, что не выношу его?

Мои губы раздвигаются.

— Ты... действительно оставил Девлина в живых?

— Пока что.

— Почему?

— Потому что я планирую превратить его жизнь в ад. Я подожду, пока он полностью восстановится, и снова избью его. Он будет дрожать от страха при одном только упоминании моего имени, он будет оглядываться на свою спину и иметь целую армию в качестве охраны, но никто из них не остановит меня. Я стану его кошмаром, сделанным на заказ.

У меня пересохло во рту, но я все равно спрашиваю:

— И это все?

Он выпускает длинный вдох и гладит мое горло.

— Я также не хотел, чтобы ты чувствовала себя виноватой за жизнь, которую я отнял ради тебя. Потому что, в отличие от твоих утверждений, я действительно думаю с твоей точки зрения. И я также прекрасно понимаю, что если я заберу одну жизнь, то мне придется испытывать этот порыв снова и снова, пока меня за это не поймают. И хотя в прошлом этот вариант мог быть обсуждаемым, сейчас он абсолютно невозможен, поскольку это означает, что мне придется оставить тебя.

Я фыркнула.

— Я не знаю, должна ли я чувствовать себя особенной или ужасаться.

Он отпускает мое горло и заправляет прядь волос мне за ухо.

— Определенно первое.

— Я особенная?

— Если бы ты не была особенной, стал бы я тратить свое время, пытаясь взглянуть на вещи с твоей точки зрения? Я не альтруист, никогда им не был и не буду, но теперь ты часть меня, так что я привыкну думать так же, как ты.

Мое ранее разбитое сердце, сердце, которое считало, что Киллиан перешел черту и что мне придется просить дедушку и даже Лэна запереть меня от него, медленно возрождалось. Сейчас оно бьется резко, как будто прилив кислорода слишком велик для него.