— Последний штрих, — он кивнул на черную коробку.

Мимо проскользнул кто-то из жильцов, где-то у входа маячили охрана и портье, но Алеку было всё равно. Он снова был поглощён ей. Даже вне постели она занимала всё его внимание. Даже вне постели его сердце грохотало, словно на скачках. Он не помнил, чтобы чувствовал нечто подобное с бывшей женой или с кем-то другим — всё, что было до Изабеллы, словно накрылось белой простынёй, остались только очертания. И всё это случилось так быстро… Изабелла Бланко угодила в этот эмоциональный кавардак, случившийся с ним после известия об изменах Габриэле, и Алек не знал, настоящее ли то, что происходит между ними или он просто спасается в ней. Алек не знал, но предпочитал отдаться на волю чувств.

— Мне неловко… Я этого не заслужила.

Изабелла замотала головой, огорчилась, взгляд её подёрнулся мутью, словно она провалилась вдруг в воспоминания, не самые радужные. Наверняка Хамфри Осборн одаривал её также, не забывая напоминать ей, что это всё только по его милости, и она должна быть благодарна, и ноги ему должна целовать…

Алек тряхнул головой, отгоняя вспыхнувшую вдруг злобу.

— Сделай это для меня.

Изабелла распаковала флакон. Выставив перед собой руку, она надавила на распылитель и вошла в ароматное облако. Тонкая нотка цитруса и кардамона, дымный шлейф, кожа и мускус — Алек прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как аромат звучит на ней. Драматично, богемно и как-то по-осеннему дождливо. Горячая итальянка, заточённая в мрачном, жадном, суетливом Чикаго — этот запах словно отражал всю суть Изабеллы Бланко, был ею. Он шёл ей неимоверно. Ей шло быть такой — дорого одетой, недоступной для других, искренне, до смущения влюблённой. Изабелла Бланко не стоила шести миллионов — прокурор страшно просчитался. Она стоила гораздо, гораздо дороже.

Ресторан «Империал» находился в пригороде Чикаго недалеко от ипподрома «Арлингтон-парк» и располагался на одной из старинных вилл, являющейся неполной реконструкцией древнего ирландского замка. Сюда было сложно попасть — в «Империал» не пускали людей с «улицы», но и для «своих» очередь была порой на недели вперёд. Ресторан нежно опекал Ричи Понтедра — глава одной из четырёх самых влиятельных мафиозных семей Чикаго, поэтому представителям дружественных семей столики предоставлялись вне очереди. Корелли были дружны со всеми, кроме — с недавних пор — Фальконе. Они поднимались по широкой каменной лестнице, украшенной живыми цветами, и Изабелла доверчиво и пылко прижималась к его плечу. Каждый раз, когда Алессандро пытался заглянуть ей в глаза, она скромно отводила их и краснела. Алек никак не мог понять, нравится ей здесь или она снова делала то, что хотели от неё другие — в данном случае, он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Метрдотель — высокий, поджарый мужчина с сединой в тщательно уложенных волосах — встретил их проводил через весь зал к подвальной лестнице, ведущей в винный погреб. Изабелла явно никогда не была здесь — она с изумлением рассматривала тысячи кристальных люстр-подвесок, обрамлявший высокий, в четыре человеческих роста, потолок. Чёрный глянцевый пол казался скользким, как лёд, но, на самом деле, был абсолютно безопасен даже для дам на огромных шпильках — осторожно ступив на него и пройдя несколько шагов, Изабелла убедилась в этом и пошла смелее. Дойдя до середины зала, она вдруг резко обернулась и сникла.

— Что такое? — Алек наклонился к её уху, заботливо положив ладонь ей на открытую часть спины.

— Здесь Бьянка Фальконе и Карла Понтедра. Смотрят на нас.

Младшая сестра Габриэле и младшая дочь Ричи Понтедра, надо же, какая встреча! Алек не посмотрел в их сторону, они остались для него чёрным и розовым размытыми пятнами — пусть считают, что он их не заметил. Алек мстительно ухмыльнулся — семейству Фальконе будет, что осудить на семейном обеде. Их бывший зять с новой девицей, надо же, ни стыда ни совести. Он не собирался щадить ничьих чувств, потому что о его чувствах мало кто заботился.

Алек лишь крепче обнял Изабеллу.

— Пусть пялятся. Ты прекрасна.

Когда они спустились в погреб, метрдотель бережно передал их главному сомелье.

— Рады видеть вас, господин Корелли.

Невысокой, коренастый мужчина в коричневом переднике с поклоном проводил их до столика с диваном в конце помещения. Атмосфера от света и воздуха, царившая в верхнем зале, разительно отличалась от атмосферы винного погребка: тяжесть каменных сводов, дубовых балок, кованых светильников, отсутствие верхнего света и преимущественно тёмная отделка стен создавали ощущение уюта и интимности. Здесь они были вдали от чужих глаз. Изабелла расправила плечи и расслабилась, её красная помада отдавала теперь оттенком бордо, когда она улыбалась — уже не скромно, а открыто и радостно.

Сомелье расставил перед ними несколько бутылок, но Алек не смотрел на них, он любовался на Изабеллу. Она поднесла к губам пузатый бокал, понюхала, отпила глоток, улыбнулась, что-то сказала сомелье. Сомелье улыбнулся ей и спрятал взгляд — Изабелла ему понравилась. Изабелла Бланко не могла не нравиться.

— Кальвадос, — она покрутила бокал в руке. Алек взглянул на её тонкое, почти прозрачное запястье. Изящный браслет из белого золота смотрелся бы на нём идеально. Стоит взять на заметку. — Как у Ремарка. Ты читал Ремарка?

— Лет в тринадцать отец вручил мне первую книгу по экономике и я с тех пор читал только их, но что-то, кажется, я успел ухватить.

Они сидели близко друг к другу — плечо к плечу, бедро к бедру, утопая в мягкости дивана, покрытого шкурой коричневой норки. Алек откинулся на сиденье, рассматривая узкую спину Изабеллы, упакованную в чёрный бархат, пока она неспешно говорила, держа голову к нему вполоборота. У неё была прекрасная осанка, вздёрнутый с достоинством подбородок, плавные, кошачьи движения — Изабелла Бланко могла дать фору любой Фальконе и Понтедра, которые больше напоминали ему хабалистых базарных девиц, работавших на овощном рынке в Сицилии. Была ли это выучка или природный дар, Алек не знал, но это не мешало ему открывать её для себя с новых сторон. Алессандро до боли под рёбрами захотелось дотронуться до этой спины, поцеловать острые вершинки лопаток — ничего более, только это, сексуальные игры он оставит для спальни — но к ним в перегородку из коварных решёток и живой изгороди постучался официант. Алек заказал их фирменные блюда: морских гребешков, мясо альпийской козы и дикую рыбу тюрбо.

— «Триумфальная арка». Равик встретил свою Жоан Маду на мосту. Она хотела покончить с собой. Очень похоже на нас.

Она задумалась. Её внимательный взгляд рассеялся, а уголки губ опустились вниз. Возможно, она сомневалась в своём выборе, возможно, жалела о чём-то. Алек не любил обсуждать отношения, но, почему-то, это любила делать каждая женщина, такова была их природа. И сегодня Алек не хотел с этой природой спорить.

— У них всё плохо закончилось… У нас такого не будет, — Алек выпрямился, чтобы взять на пробу бокал с белым вином. — И вообще, они там только и делали, что пили.

Изабелла рассмеялась. Алек улыбнулся, притянул её к себе за талию, положил подбородок ей на плечо, согнувшись дугой — сидя она оказалась невелика ростом, каблуки добавляли ей лишних четыре дюйма. Она повернула к нему лицо, прижалась щекой к щеке. Запах её кожи смешанный с ароматом мандарина, её нежность, кальвадос, ударивший в голову — Алек чувствах себя окрылённым, по-дурацки счастливым, несмотря на ворох проблем, которые он оставил за порогом винного погребка.

— Я была для тебя лёгкой победой, да, Алек? — она кокетливо улыбнулась, но в глазах её застыла грусть и надежда. Она, как и любая женщина, хотела быть последней и единственной. Алек был хорош в стратегическом планировании, но только, когда дело касалось бизнеса, в отношениях личных всё было куда сложнее. Но это не мешало ему наслаждаться иллюзией того, что это волшебство между ними продлится до конца жизни, и поддерживать её иллюзии. Ведь никто не знает, что будет завтра, если уж мыслить совсем философски…