— Изабелла, скажи мне, где ты и мы всё обсудим. Это не телефонный разговор.

— Нет, Алек, — она жёстко прервала его. — Скажи сейчас. Это правда?

Алек не стал ей врать.

— Я заплатил ему за молчание.

За то, что он отозвал заявление в полицию. За то, чтобы не смел преследовать её и уж тем более за то, чтобы он помалкивал об их соглашении. Но на что он надеялся? На принципиальность и порядочность самого продажного прокурора Чикаго? Да и, по сути, о чём ему молчать, ведь это он, Алек, купил себе женщину при своих-то возможностях. Ведь это Алек сам передал ему лично в руки инструмент для манипулирования. Джулиано был прав — в тот момент Алек совершенно не дружил с головой. Он эту самую голову потерял к чертям собачьим.

— О боже… Ты меня купил, — она сказала это шёпотом. В её голосе звучал ужас.

— Тот, кто сказал тебе это, рассчитывал именно на такую реакцию, — Алек старался быть — хотя бы казаться — максимально спокойным, надеясь, что его деловой, почти холодный тон успокоит и её. Но всё случилось наоборот. — Кто тебе это сказал? Осборн?

— Нет, не он. Это неважно, — в её голос снова вернулась решимость. Алек чувствовал, как наваливается усталость. Ему становилось чертовски сложно следить за этими перепадами. Снова американские горки, которых он так ненавидел. — Я всё поняла. Ты не звонишь мне, не берёшь трубку, не интересуешься мной. Оставил меня здесь одну. Тебе всё надоело, да?

— Разве я не интересуюсь тобой?! — нет, Алек не мог с этим согласиться. Он делал для неё всё. Неужели Изабелла оказалась также ненасытна, как и все другие женщины?

— Я ухожу от тебя.

— Изабелла… — Алек с досадой потёр переносицу. Чёрт, ну почему всё так сложно? Почему именно сейчас? И почему, дьявол раздери, все проблемы наваливаются вот так сразу?

— Я больше не хочу быть вещью, не хочу. Не буду! — на последней фразе Изабелла вскрикнула. Алек услышал, как она заплакала.

— Ты не вещь…

— Я ухожу, Алек. Не ищи меня.

Ей удалось его шокировать, хотя Алек уверен был, в этой жизни его больше ничего не удивит. Нет, он не думал о «долго и счастливо», не строил прогнозов, но и не предполагал, что их бурный роман окончится так внезапно, да ещё и по её инициативе. Он вдруг вспомнил её слабую, беззащитную избитую, кутающуюся в тонкий атласный халат… Нет, он не ошибался тогда — у Изабеллы Бланко действительно был стальной стержень.

— Это твоё право.

Он не станет удерживать её, как то делал Осборн. Он обещал ей свободу и море новых возможностей. И он ей это даст. То, чего она так желает.

Она молча сбросила вызов. Её чувства, её слова и обещания не стоили ни цента, раз разбились о первые же трудности. Она не дала ему даже шанса оправдаться. Авантюристка. Может, так оно и было, и Джулиано был прав? Всё подстроено. Чтобы заставить его ошибиться. Алек усмехнулся — красиво она всё повернула. И осталась при этом жертвой. Идеально.

Александр смертельно устал. Этот разговор вынул его до дна, выжал до капли. Он сунул телефон в карман и покинул ненавистные скачки через главные ворота. Вслед ему мстительно улыбалась Бьянка Фальконе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌

Алессандро выжимал из «Линкольна» всю мощь, которую способен был принять извилистый хайвей — разбиваться в лепешку он не планировал, хотя это решило бы большую часть проблем. Алек усмехнулся своим мыслям.

Управление машиной с бешеным мотором под капотом давало ему ощущение контроля. Сейчас это было особенно важно. Он ощущал себя парящим в свободном падении, ведь он уже почти ни на что не мог влиять. В квартире было непривычно пусто (как же быстро он успел привыкнуть к чужому присутствию!), но вещи Изабеллы лежали там-сям и этот рояль, казавшийся теперь огромным и неповоротливым бельмом… Всё вернулось на круги своя — квартира, чей порог не переступала ни одна женщина — и всё, что было до казалось теперь сном. Барельеф дамы с печальным лицом всё ещё висел на месте, Алек забыл снять его. Он ринулся в гардероб, выволок оттуда деревянный табурет-стремянку, взлетел на него. Панно с грохотом рухнуло на каменный пол и разбилось на мелкие куски. Алек с удовлетворением глядел на дело рук своих — больше никаких несчастных женщин в его доме. Довольно.

В дверь позвонили. Наверное, соседи или консьерж прибежали на шум. Алек подошёл к двери, нажал на кнопку видеосвязи. На экране высветилась тёмная макушку Данте и его недовольное лицо. Наконец-то. Никогда в жизни он не был так рад видеть младшего брата. И, конечно же, он никоим образом это не выразил.

Молча войдя в квартиру Данте метнул на журнальный столик пачку отпечатанной бумаги. В углу титульного листа была нанесена эмблема «Чикаго нейшнл рэйлвей».

— Что это?

— Договора. Я только что от Фредерико. Задним числом он раздробил «Чикаго нейшнл рейлвей» и перевёл все активы третьим лицам, — Данте взглянул на брата и, наверняка, оценив степень удивления на его лице, пояснил. — Я тоже об этом не знал. И ещё. Он просил меня организовать ему встречу с тобой.

— Ясно. Что ни черта не ясно, — Алек сел в кресло, взялся за бумаги, пролистал их. В покупателях числились несколько знакомых лиц и несколько компаний, принадлежащих «Корелли консалтинг». Алек увидел договор и на своё имя. Пятнадцать процентов уставного капитала «Чикаго нэйшнл рэйлвей» теперь принадлежали ему. Осталось только поставить подпись. Ему определённо нужна эта встреча с Романо, чтобы, как минимум, всё прояснить.

— Ты отстранил Литу.

— Она продула дело.

— А что, если я тоже устранюсь?

Алек, оторвавшись от чтения договора, поднял на него суровый взгляд исподлобья. Его высокие скулы зарумянились, словно он только что пробежал стометровку — Данте пылал злобой.

— Тебе не позволят.

Может сколько угодно строить из себя независимость и создавать иллюзию владения ситуацией, но выйти из Семьи ему было не под силу. Не существовало ни единой лазейки обойти кодекс — он не был договором, где изворотливый адвокатский ум мог бы найти слепые пятна, его не существовало. Омерта жила и действовала в умах и сердцах её последователей, потому её невозможно было обхитрить. Это «дело» Данте никогда не выиграть. И эти его попытки играть с собственной жизнью в рулетку чертовски злили Алессандро. От радости не осталось и следа.

— Скажи спасибо, идиот, что за неё не взялся наш отец.

— Она мне хотя бы не изменяла.

Младший брат сознательно, абсолютно расчётливо проехался по его самолюбию. Со знанием дела и мстительным удовольствием надавил на больное место. Габриэле, теперь Изабелла… Данте не мог знать того, что происходит у Алека в душе, но он мог бы представить, поставить себя на его место… Нет. Данте мстил, и Алек больше не желал это терпеть.

— Хочешь ударить меня? Валяй. Я знаю, ты давно этого хочешь. Тебя бесит одна мысль, что я могу послать нашего папашу далеко и надолго, а ты нет. Потому что ты трус, Алек…

У обоих зазвонили телефоны. Алессандро только сейчас понял, что держит Данте за грудки — даже не заметил, как сорвался с места, как перевернул стул, как махом преодолел разделяющее их расстояние. И как взбесило то, что Данте даже не испугался. Чёртов мелкий говнюк. Опомнившись, Алек резко тряхнул его и отпустил. Едко усмехнувшись, брат попятился назад и одёрнул пиджак. Отвернувшись друг от друга, оба сняли трубки. Судя по его негромкому «да, милая» Данте звонила жена. Алеку — Фалани.

— У нас ЧП. Срочно приезжай в особняк.

Да что это за день такой? Алек и Данте переглянулись и оба синхронно бросились к двери.

 — Лита говорит, что её подставили, — произнёс Данте за целый час безумной гонки до Маленькой Италии, где располагался родительский дом. — Сказала, что за ней едут. Алек?

Алессандро бросил на брата короткий взгляд, стараясь не слишком отвлекаться от дороги.