—  К старой хозяйке они тоже являлись, да только пужать не посмели, всё вокруг да около ходили: дескать, известно им всё, и ежели не воротит хозяйка, то худо будет! Хозяйка кочевряжиться не стала, сделал им худо…

Я вздохнула: если начистоту. осуждать старуху из сна за это я не могла. И будь во мне магической силы хоть на мизинчик —  я бы с этими, как приложил их домовой, “посекунами”, тоже нежничать не стала бы!

И я сдалась, уточнив только, уже больше из любопытства:

—  А кто пропал-то у них, знаешь?

—  Илья у них пропал, Ивана-воеводы братец названный.

И пока я размышляла, “братец названный” и “побратим” —  одно ли это и то же, Гостемил Искрыч с воодушевлением предложил:

—  Ну дак что, продолжим, матушка, дальше имущество твое считать?

Мое лицо перекосило счастьем.

—  А что у нас дальше?..

—  Да немного уж осталось, подпол да чердак!

...раздавшийся стук в ворота я встретила если не с радостью, то с трусливым облегчением: даже если это вернулись богатыри, ворота им можно не открывать, а переругиваться через забор —  и тем самым оттянуть светлый (темный!) миг погружения в подпол во имя инвентаризации!

Под воротами стояли трое. Если прошлых визитеров так и тянуло назвать богатырями, то про этих на язык само просилось слово “мужики” —  такого крестьянского вида они были, словно сошли с иллюстраций моих детских книг.

Подпоясанные полотняные рубахи навыпуск, мешковатые штаны, лапти… И бороды. Не привычные мне бородки “сексуальный дровосек”, а солидные, широкие бороды. А над ними я отчетливо видела чрезвычайно серьезные выражения на лицах.

Вот эта их серьезность тут же прибавила инвентаризации подпола сотню к привлекательности.

Выходить расхотелось. Может, и правда, в подпол?..

Там хорошо: темно, прохладно, огурцы с грибами благоухают из кадушек...

Стоявший впереди поднял руку, снова постучал.

Нет, эти сами не уйдут.

Вздохнув, я встала из-за стола…

И замерла.

Так.

Стоп.

Стоять!

То есть как это — “отчетливо видела”?!

Я же в избе!

Да и богатырей, богатырей я с крыльца никак не могла видеть —  здесь забор такой, что, даже верхом, они с ним ростом не сравняются!

Ножки ослабли, в ручки задрожали, захотелось сесть.

Кажется, никакого перемещения в друг мир со мной все-таки не случилось, а я просто и банально сошла с ума!

Потому что —  ну, как еще можно видеть то, что находится вне твоего поля зрения, при наличии в условиях задачки здравого разума?

Никак, по-моему!

Мужик за воротами почесал в бороде, оглянулся на товарищей —  и снова постучал.

Деликатненько, не позволяя себе грубости, но —  настойчиво.

Домовой смотрел на меня выжидательно.

Черепа вели себя прилично и красных отсветов на визитеров не бросали.

И на этой мысли меня озарило: я же вижу гостей так, будто смотрю на них с более высокой точки! Например —  из окошка своей горницы.

Или немного повыше.

То есть, доставшиеся мне по наследству черепа —  это не только охранная система, но и видеонаблюдение.

И это видеонаблюдение транслирует изображение с “камер” не на какой-нибудь монитор системы “Блюдечко с голубой каемочкой”, а напрямую мне в голову.

Остро захотелось не только сесть, но и лечь, а также обострилось желание сбежать домой.

Панику я волевым усилием подавила.

Кстати, разрешение отличное. Вон, видно, что у стоящего слева мужика к рукаву соринка прилипла! Не разберу правда, что э…

Изображение услужливо приблизилось еще до того, как я успела додумать мысль, и соломинка, прицепившаяся к полотну рубахи, стала отчетливо видна!

Правда, и мое наблюдение, кажется, тоже: мужик испуганно заозирался, вертя головой, словно почувствовал взгляд.

Я моргнула —  и “масштаб” вернулся к предыдущим настройкам.

Так, Лена, не истери! Я понимаю, страшновато жить в мире, где среди местных есть умельцы, способные вложить тебе в голову картинку, а ты не поймешь, что тебе это показали извне, а не своими глазами увидела, но есть и плюсы.

Во-первых, вряд ли здесь такие специалисты на каждом шагу.

Во-вторых, теперь их как минимум на одну меньше!

Пока я, зажмурившись, предавалась внутренним борениям — Гостемил Искрыч вежливо ожидал.

И лишь когда я пришла в себя в достаточной мере, чтобы открыть глаза, осторожно уточнил:

—  Ты, матушка, к людишкам-то выйдешь —  али погонишь?

И хотя вопрос подразумевал, что могу и погнать, готовности к столь резким жестам я в себе не чувствовала.

Только уточнила на всякий случай:

—  А эти что, тоже поклониться пришли?

—  Нет, матушка. Кланяться тебе они придут по осени, как урожай соберут —  чтобы, значит, не прогневалась да и не побила об будущем годе поля да огороды градом да засухой. Потом зимой придут, когда по первому морозу всем миром загонную охоту на крупного зверя устроят —  тогда поднесут тебе долю мясом да шкурами. Нынче же время не урочное. Раз явились —  знать, что-то им от тебя надобно!

Спасибо, успокоил!

Вот хотелось бы знать, они пришли уже после того, как богатыри отбыли, или явились, увидели, что у местной административной единицы уже идет прием, и скромно дожидались где-то в сторонке своей очереди? Если второе —  то, выходит, у нашей ссоры были свидетели… Или через забор им не было слышно?..

Мне, наверное, выгодно, чтобы слышно: пусть лучше эти мужики, как и домовой, верят в мою колдовскую силу —  так больше шансов, что я дольше проживу.

Вот только, простят ли мне богатыри такое унижение?..

Устав строить догадки, я махнула рукой на то, на что я никак не могу повлиять, и вышла на крыльцо. Гордо вздернула голову, Гостемил Искрыч, не дожидаясь приказа, отворил калитку —  и во двор хозяйки урочища робко, бочком, втянулись визитеры.

Стянули шапки, поклонились в пояс:

—  Здрава будь, матушка Премудрая!

И я, проглотив честное мнение о том, куда они могут идти с таким обращением —  нашли тоже “матушку”, детишки, каждый лет на десять меня старше! —  отозвалась очередной подходящей цитатой из сказок:

—  И вам поздорову, люди добрые. С чем пожаловали?

Пес, уже привычно запрыгнувший на крыльцо, устроился по левую руку.

Селяне, помявшись и переглянувшись (видно, им столь молодая “матушка” нравилась не больше, чем мне —  это обращение), всё же решились:

— За помощью мы к тебе пришли, матушка Премудрая. Мы договор с Лесом чтим, коли с Лесу что взято —  завсегда добрый откуп даем, как от веку заведено было, и тебе, матушка, подношения делаем, как должно. Ныне же приключилась у нас беда —  не беда, а все ж досада изрядная: заявилась к нам в Малые Ели тварь лесная. Скотину да ребятишек пугает, по кладовым шарит: что не перепакостит—  то перепаскудит. Собак перебаламутила: с утра до ночи перелай не утихает, а к ночи наново подымается! Ты уж не оставь нас в горести, а уж мы честь по чести отдаримся!

Двое мужиков, те, что помоложе, выскочили за ворота —  и вернулись, волоча вдвоем за ручки корзину.

И не успели они еще поставить ее перед крыльцом, как Гостемил Искрыч, незримый для гостей, зашептал мне справа в ухо:

—  Голова сырная, лопатка баранья копченая, свиной колбасы кровянки —  круг, масла коровьего, в печи топленого —  крынка, лук летошний —  косица в локоть, и лещей вяленых связка в полдюжины хвостов…

Он перечислял, а я по голосу уже понимала: ехать придется. И хотя кровяная колбаса —  это фу, лучше бы сала копченого кусочек положили, тоненький, с мяными прослоечками, на крайний случай и соленое сгодилось бы. Но если я такие богатства упущу —  рачительный домовой меня запросто с довольствия снимет, а если и не снимет, то уж точно на пустые каши переведет.

—  Надо ехать, матушка, — подтвердил Гостемил Искрыч. —  Изрядно их, верно, лесная нечисть одолела, если так расщедрились!

Я почувствовала, что краснею: домовой оказался куда менее корыстен, чем я о нем думала. И гораздо благороднее, чем я…