Булат уже у ворот стоит, копытом бьет, смотрит с лукавой грустью: правда ль решишься, Премудрая? А надо ли?

Надо!

Я закусила губу и повернулась к провожающим.

Обняла Ивана, пожелала удачи. Погладила кота, поклонилась в землю Гостемилу Искрычу, и нервы у домового не выдержали, он исчез, а из дома стали доноситься горестные подвывания.

А когда из за угла избы показался Илья, колдун быстро потупился, пошаркал землю сапогом, пожелал удачи и исчез едва ли не быстрее домового.

Я думала, что не буду знать, куда себя деть, прощаясь с ним, но неожиданно, пока он подходил, все волнение улеглось. Я смотрела на него и жадно впитывала этот образ, чтобы увезти с собой, раз уж богатыря с собой не получится.

Я предлагала.

В ночи, в шорохах вперемешку с поцелуями.

Поехали. Может не насовсем, может просто поглазеть! На экскурсию! А то я подозреваю, что у вас тут в дремучем средневековье ни отпускных, ни больничных, а кто-то между прочим только-только с того света вернулся.

Но богатырь был непреклонен.

“Мое место тут, Еленушка”.

Хорошо ему, конечно, так наверняка знать, где его место.

Илья подошел. И я привстала на цыпочки, обвила руками его шею, потерлась носом о шершавую щеку, бриться кому-то надо…

Богатырь вздохнул всем могучим богатырским телом, стиснул меня на мгновение и выпустил.

И я послушно отстранилась. И правда, чем дольше, тем тяжелее. Нечего резать кошачий хвост по кусочкам. А Илья обхватил меня за талию и усадил на спину Булата.

Я смотрела на него сверху вниз и у меня отчаянно щипало глаза.

Ну почему все так запутано!

— В добрый путь, Премудрая.

— Ты береги себя, ладно? — жалобно попросила я, дрожащим голосом.

А Илья вдруг улыбнулся. Тепло, открыто.

И эта улыбка была последним, что я запомнила в этом мире. Потому что потом Булат тряхнул гривой, слегка присел на задние ноги, и его бешеный прыжок с места в карьер поглотила ослепительная вспышка.

“Бабах!” — ухнули в асфальт конские копыта, и во все стороны из-под них зазмеились лучи трещин.

— Булат! — я соскочила с седла. — Бестолочь мохноногая!

Асфальт в моем родном городке и так не мог похвастаться приличным состоянием, а тут еще мы с Булатиком. Красивые, но тяжелые.

Воровато оглянувшись — серое утро, пустынный двор, из свидетелей только спящие вдоль газона автомобили и качели на детской площадке — я подцепила нить реальности, потянула ее на себя, чувствуя, что вот-вот, еще капельку… Оставленная нами дыра сошлась, как не было. А вот меня пошатнуло, и я ухватилась за конскую гриву. Булат, любопытно сунувшийся было посмотреть, тревожно фыркнул в волосы, но смолчал. Только глазом косил тревожно: всё ли с тобой ладно, хозяйка?

А хозяйка… хозяйка задавалась тем же вопросом: а всё ли со мной ладно?! Да, в Темнолесье с асфальтом не густо, так что статистики для сравнения как-то не накопилось, но, по моим ощущениям, сходное усилие не должно было обернуться такой тратой сил. Да у меня даже памятная драка с Василисой столько не выжрала!

Я задумчиво потерла раскрытой ладонью грудь: там, за ребрами, неприятно тянуло. Похлопала Булата по шее — хорошо, мол, всё, не обращай внимания!

Конь тряхнул черной челкой:

— Так я пошел?

— Ступай.

Мы еще в Премудром урочище с ним об этом договорились: в моем мире мне коня содержать будет негде. Пока я конюшню подходящую найду, пока разберусь с финансами и смогу оплатить постой… Так что первое время богатырскому коню предстоит самому о себе позаботиться. И, памятуя, как подозрительно обрадовала Булата эта необходимость…

— Веди себя прилично! Ты обещал!

— Да помню, помню: посевов не валять, кобылиц не портить… Надобен буду — зови!

Вообще-то, наш с ним договор включал почти десяток пунктов. Будем надеяться, что в буйной головушке отложились не только упомянутые два.

…поначалу я и вовсе простодушно предложила Булатику не маяться в моем мире, отвезти меня, да и возвращаться в Темнолесье: чего ему, волшебному страдать в нашем безмагическом мире?

— Да ты мне, матушка, никак хозяйку бросить предлагаешь? — по-волчьи ощерился богатырский конь.

— Ну, давай, я тебя на волю отпущу, разорву дого…

Тяжеленные копыта гневно впечатались в землю прямо передо мной, и я, на тот момент — Елена Премудрая, полновластная хозяйка всего Премудрого урочища и этого конкретного его обитателя (конь богатырский, одна штука), быстренько сдала назад, до того недобрым взглядом полоснул меня буланый. Больше я этот разговор не заводила, сочтя, что конь у меня не дурнее некоторых, и сам знает, что ему лучше. А если ему без магии жить совсем невмоготу станет — так явится и попросит его отпустить. Не переломится.

Булат скакнул с места и исчез со знакомыми спецэффектами, не дожидаясь, пока я начну освежать ему память и нудеть о порядочном поведении, а мне осталось только вздохнуть, то ли с укором, то ли с тревогой, и отправиться в сторону подъезда.

Замок благосклонно принял код и мигнул зеленым огоньком — к счастью, потому что совладать с ним силой я бы смогла, вот только… Чуяло мое сердце, что это стоило бы куда дороже, чем заслуживала подобная безделица. А магия восстанавливалась так медленно. Если в урочище Премудрых при необходимости она текла в меня рекой, а без необходимости окружала полноводным озером, накрывая с головой, то сейчас — сочилась еле-еле, скудным безвкусным ручьем.

В котором, впрочем, выделялась знакомая струйка… Урочище и из-за грани между мирами умудрялось питать меня.

Кольнуло мимолетное чувство вины перед Иваном — обещала ведь его и.о. Премудрой оставить, а сама, выходит, так силу и тяну — но сгинуло, смытое подступающим осознанием: кажется, я дома!

Дома, в своем подъезде, среди светло-бежевых стен и чистых лестничных пролетов.

Дома, в родном, привычном мире, где нет лесных чудовищ, нет хитромудрых ведьм, которые даже умереть без проблем для окружающих и для меня лично не могут, нет смертельно опасных претенденток на мое место и мою силу.

И нет Ильи.

Я не буду об этом думать!

Илья… он в своем мире и на своем месте, у него всё хорошо. А как пройдет год, и развеются Сестры-Помощницы — так и вовсе замечательно станет.

Станет Илья, Настасьин сын, пусть и не холост, но свободен, и найдет свое счастье. Мало ли в Темнолесье честных вдов, которым на замужестве свет клином не сошелся? Да и девиц тоже… с таким, как Илья, любая счастлива будет остаться, пусть и без брачных обетов.

А об этом — я точно думать не буду!

Разжать пальцы. Расслабить челюсти — я ж не зубами ее рвать собралась, гипотетическую счастливую соперницу, верно? И проклинать я ее не буду. Нет, не буду.

Я сказала, не буду!

Тьфу, дура ты Ленка!

Думай уже о чем-нибудь насущном, а? Например, о том, что дома-то ты дома, да только вот ключей от этого дома у тебя нет. Как будешь двери открывать? И телефон! Телефон-то вместе с ключами тю-тю, потерялся (вечная за это благодарность Мирославе, Премудрой моей дорогой предшественнице!).

Итак. Как мы будем входить в дом?

— Явилась! — ядовитое шипение отвлекло меня от размышлений, которые как раз перескочили от пункта “кто виноват” к пункту “что делать”.

Александра Прокоповна констатацией факта не ограничивалась, Александра Прокоповна никогда себя так не ограничивала — и ей таки всегда было, что сказать.

Я внимательно смотрела и слушала.

— Что, нагулялась, шабо…

И, столкнувшись со мной взглядами, соседка, пенсионерка и подъездная активистка внезапно сдулась, заюлила, как налетевший на штырь воздушный шарик:

— Леночка, ну, что ты, ну, нельзя же так, ведь мы же все переживали!

— Я понимаю, Александра Прокоповна.

Мой голос, прохладный, умеренно-благосклонный, отразился от бежевых стен, плотный и сильный, потек по ступеням вниз, вверх…