На большие мешки рядом пристроили мешочки поменьше. Я подобрала один, упавший на землю и из любопытства развязав на совесть завязанную горловину, обнаружила внутри обычную соль — паршивой очистки, дома я бы такую  серую ни купила бы, а здесь, видно, и эта —  за счастье. Ее, скорее всего, и разложили бережно на зерне, чтобы не сырела… Вернув соль на то место, с которого она упала, я продолжила развивать дедукцию.

Ближайшая к этому углу полка оборвалась и повисла на одном гвозде, а земляной пол рядом с ней усеян черепками...

Итак. Судя по всему, наш ушастый друг, пробрался в деревню и забрался в склад, где и спрятался за мешками. Когда пес обнаружил беглеца, тот не обрадовался и попытался удрать. В процессе ребятки лапой или копытом порвали мешок с зерном, уронили соль и обрушили полку.

В виду установленных фактов, нанесенный силами добра ущерб признается недействительным —  а силы зла уже изгнаны из населенного пункта с соответствующим внушением!

За сим, победа сил добра объявляется безоговорочной, а самим силам добра дозволяется покинуть место эпической битвы добра и зла!

Я крутанулась на пятках —  и чуть не сшибла Ульянку.

Кстати!

Вот тебя-то мне и надо!

Ульянка, в отличие от собаки, не шарахнулась от меня, когда я присела перед ней на корточки. Возможно потому, что Ульянке я предложила улыбку, а не работу.

—  Ульяна, ты, когда от бабушки домой возвращалась, ничего странного не заметила?

—  Нет, тетушка Премудрая!

Я же задумалась:

—  А пирожки-то с чем были?

— С зайчатиной, с яйцом, с грибами, с капустой еще...  —  девчонка явно растерялась, но добросовестно перечислила.

—  Вкусные?

—  Очень вкусные! У нас еще остались, тетушка Премудрая! Хочешь, я тебя угощу?

—  Спасибо, милая, не нужно.

Я улыбнулась доброй девочке:

—  Пирожки пахли, небось, на весь лес? —  а когда та кивнула, снова шлепнув себя по спине косой, уточнила, —  Ела по пути?

—  Ага…—  Ульянка залилась краской, и шепотом призналась,  —  Не утерпела…

—  Понимаю тебя, —  я вздохнула. —  Кто бы на твоем месте устоял?

Угу… Вот и этот, с пятачком —  не устоял!

Выходя с ребенком из склада, я про себя твердо решила, что этой догадкой делиться ни с кем не буду.

Толпа все так же не разошлась, и я, отпустив детскую руку, громко объявила:

—  Не бойтесь, люди добрые, ушли гости лесные —  больше разорять вас не будут, спите спокойно!

Они, надо думать, и сами до этой мысли дошли, но как-то же надо мне закруглить мероприятие и обозначить, что свои обязанности я выполнила, и полученная плата мной отработана полностью?

Народ радостно загомонил, восхваляя благодетельницу...

И оказалось, что удерживать невозмутимое лицо, когда тебе бьют земные поклоны и зовут спасительницей и застущитницей, еще сложнее, чем когда угрожают и предъявляют претензии.

Переждав в мучительной неловкости честно заслуженную благодарность, я наконец-то сбежала..

Пережить доставку “Булат-авиалиниями” я бы не пожелала и врагу, но...

Конь приплясывал, дожидаясь, пока я подойду, рыл копытом землю, многозначительно поглядывал на нас с псом…

И я решилась.

—  Домой сам доберешься? —  спросила у собаки, и когда он кивнул, шагнула вперед, на скамеечку, заботливо подставленную старостой.

Уже увереннее села в седло, нащупав ногами стремена, обхватила гладкие бока коленями…

Булат чуть отошел назад, потом короткий разбег, толчок —  и небо, огромное синее небо бросилось мне в лицо, а сердце оборвалось, оставшись на земле.

Надеюсь, пес его подберет и принесет!

Когда копыта богатырского коня грянули о землю перед избой Премудрых, я поняла, что ничего мое сердце в Малых Елях не оборвалось —  оно вот сейчас через горло вылетело!

—  Ух! У-у-ух! —  выдохнула я, когда сердце провалилось за грудину, на место.

—  Понравилось? —  польщенно оглянулся Булат. —  Ты, хозяйка, выгуливай меня хоть иногда… Ух, я тебя покатаю!

И такая тоска прозвучала в его словах, в его голосе, что я невольно испытала прилив стыда: да ему же здесь скучно! Он —  богатырский конь, и при всем здешнем уходе, при полных корма яслях, он отчаянно мается от безделья!

—  Знаешь, Булатик… А давай, прямо сейчас!

—  Что? —  неверяще выдохнул конь

—  Давай прямо сейчас покатаемся!

Он прянул с места, едва я успела договорить —  и только от избы донесся отчаянный вскрик Гостемила искрыча:

—  А отобедать?!

Но какой там обед, когда конь подо мной бежит вровень с ветром и того гляди его обгонит, и… и это было как в сказке. Когда “синие леса мимо глаз пропускает, озера хвостом заметает”.

Безумная скачка, перемешавшая небо и землю, захватила, поглотила и не оставила место больше ни для чего. Я растворилась в ней, и перестала быть, легко отказавшись от прошлого и будущего и упиваясь моментом…

А потом Булат сбавил ход, и лес из смазанной полосы снова разделился на отдельные деревья, а впереди показался знакомый частокол и знакомые черепа…

И Гостемил Искрыч, сурово супящий брови на крыльце в ожидании непутевой, не пообедавшей хозяйки!

Булат остановился, и я кое-как разжала руки, вцепившиеся в поводья.

Так. Так!

Сползти по гладкому, светлому боку на землю.

Твердо встать на ноги.

Убедиться, что они не дрожат…

—  Ты, хозяйка, иди, не беспокойся —  я сам вывожусь! —  под неодобрительным взглядом домового предложил Булат, и исчез за избой, как только я перестала за него держаться.

Да, Лена… повезло тебе, что конь волшебный и всадника не уронит!

Страшно представить, сколько раз за сегодня ты бы убилась в любом другом случае!

До крылечка дошла медленно, и села на одну из нижних ступенек под ворчание домового. Есть не хотелось совершенно —  слегка мутило.

Тот же, сообразив, что никакими силами меня встать и идти к столу не заставит (ну разве что отнесет, как в тот раз, когда я сознание потеряла, и он меня наверх в постель относил), вздохнул, пообещал вынести мне водицы, и исчез в избе.

Я блаженно вытянула ноги и прикрыла глаза.

В голове звенело. Мир плавно вращался.

Где-то гудел комар: на Премудрое подворье опускался вечер со всеми положенными лесному вечеру прелестями.

Рядом, судя по шороху, из-под крыльца выбрался пес —  которому я так и не дала имя.

Глаза я открыла очень удачно.

Ну или не очень, это зависит от того, какие цели я перед собой ставила.

Но глаза я открыла очень вовремя для того, чтобы увидеть, как здоровый песочной масти пес превращается в огромного голого мужика.

За два дня, проведенные в этом мире, мне довелось повидать местных в разных видах. Я с достоинством перенесла знакомство с лесной нечистью, с недружелюбно настроенными богатырями, да даже с чудой-юдой, свалившейся мне в сарае почти на голову.

Но с достоинством перенести встречу с достоинством я не смогла.

В общем, я зажала глаза ладонями и завизжала.

И визжала, когда рядом с хлопком возник Гостемил Искрыч; визжала, когда он схлопнулся; и даже когда появился снова — тоже визжала.

И только когда кто-то (кто бы это мог быть!) низким голосом рыкнул “А ну, цыц!”, визг мне отрезало.

Тогда осторожно убрала одну ладонь и приоткрыла глаз — тоже один.

Одет.

Можно открывать и второй глаз.

— Ты кто такой? — спросила я, в полном обалдении разглядывая его с ног до головы, и ощутимо чувствуя, как не хватает мне рядом уже привычной молчаливой и весомой собачьей поддержки.

А всё потому что привычная, весомая и поддерживающая собаченька — вот она! Светло-русые волосы взъерошены, смотрит настороженно и хмуро.

— Илья я. Князя Войковского, Госмомысла Всеславича, богатырь.

“Надо же, какая неловкая ситуация!”, — подумала я, уложив эту мысль в одно емкое слово и растерянно разглядывая побратима Ивана-воеводы.