Но, слава богу, оружие убрал — не хватало еще, чтобы он братца зарубил… А убрав меч, Илья шагнул вперед, неуловимо-быстрым движением нагнулся — и вот уже гусь повис в его руке, надежно сжимающей разом оба грозных крыла.

Стукнула дверь в сенях — Илья вышел, но скоро вернулся.

— А Алешка где?

Я, как раз успевшая спустить ноги на пол и сесть на лавке по-человечески, замерла.

То есть… Он что… не понял?..

— Так ведь… — я показала взглядом в сторону двери.

Лицо Ильи закаменело. В избе повисла тишина. Тяжелая, вязкая.

В этой тишине до меня медленно доходило, что я наделала.

Я. Превратила. Его брата. В животное.

Точно так же, как моя предшественница посадила на цепь его самого.

Богатырь развернулся и вышел прочь.

Но ведь не так всё! Я же… Я же не имела ничего подобного в виду, не хотела ни унизить, ни… Здесь же в птицу каждый второй обращается — так что это не то же самое, что в цепного пса! И… я просто хотела, чтобы он свалил куда угодно, а куда его девать, когда вот-вот стемнеет, и из леса полезет нечисть? А птицы летают быстро, птицей он до матери доберется безопасно — и она его расколдует!

И я не хотела от него подневольной службы! И условий обороту никаких не ставила!

В сенях скрипнула закрытая дверь. Илья ею не хлопнул — аккуратно за собой притворил.

Сторожевые черепа показали мне его, бездумно глядящего в запертые ворота, а потом и Алешу — темную точку улетающей птицы вдалеке.

Мне хотелось вскочить, метаться. Спорить, доказывая Илье что он не прав, что все не так, как он увидел, что он зря обиделся…

Но… он был прав.

Я действительно поступила так, как Мирослава.

Просто потому, что могла.

Потому что решила, что мне можно.

Потому что мне в голову ударила сила.

— А куда подхватилась?

Гостемил Искрыч выскочил из-за печки, как черт из табакерки, стоило мне только попытаться подняться.

— Как с утра толком не поемши скакала — так весь день голодная незнамо где и носилась!

— Гостемил Искрыч, да не хочу я есть, не на…

— Как — “не надо”? Как это — “не надо”?! — домовой воинственно стопорщил бороду, выставил её вперед. — Это этим двоим — “не надо”, за то что Премудрую чуть не уморили, да еще и расстроили! А хозяйка в своей избе голодной не останется!

Поддавшись его напору, я села обратно, и кот, невесть откуда вытекший черной шерстистой каплей, втек ко мне на колени, и свернулся клубком, и замурлыкал. Пальцы сами собой зарылись в короткую плотную кошачью шубу.

— У меня уж с обеда, матушка, всё готово, — ворковал Гостемил Искрыч, стремительно меча из печи на стол еду. — Вот сейчас поешь, потом в баньке попаришься, все печали с души и омоешь! Все хорошо будет, Премудрая, всё наладится! Да ты ешь, ешь, матушка, ешь, да о худом не думай!

Настасья Искусница хохотала. Успокоившись было, утерла выступившие слезы — но взглянула на младшего сына, и снова залилась звонким, молодым смехом.

Алеша, вольный богатырь, молча сопел, в очередной раз понимая: родительниц их с братьями хоть и нежная матушка, а все ж ведьма и есть!

— Хоро-о-ош! Нет, ну хорош!..

“...гусь”, — мысленно добавил несказанное Искусницей слово Алеша.

— Ты же сама велела — к девке приглядеться да обаять!

— И как? Обаял?

И, глядя на медленно заливающегося краской младшенького, Настасья Искусница, старшая из ведьм трех темных урочищ, снова расхохоталась.

Раз, два, три, четыре — мерила я шагами пятачок свободного пространства в центре горницы. От стены, вдоль которой выстроились сундуки, до двери — ровно четыре шага и разворот.

Раз, два, три, четыре — разворот, и огонек, слабо разгоняющий для меня ночную мглу, заплясал на носике глиняного светильника в потоке воздуха.

Илья ужинать так и не пришел, и ночевать остался на улице.

Ну как так можно? С его комплекцией не есть вовремя — это себя не беречь. Ладно, на меня он зол, и за дело, но себя-то зачем наказывает?

Раз, два, три, четыре — мимо стола, на котором лежит колдовская книга, вобравшая опыт многих поколений Премудрых, мимо сундука с колдовскими артефактами редкой силы. Разворот!

Сила — силой, а ни книга, ни артефакты детей вылечить не смогли. Вернее, не смогла я, а они — не сумели помочь, да и мне ли их винить, за то, на что у самой не хватило соображения?

Это как Алешу винить за то, что я с Ильей поссорилась.

Раз, два, три, четыре — разворот.

Надеюсь, с Алешей все порядке и до матери он долетел. И не потому, что Искусница мне не простит, случись что с ее чадушком — а потому что я сама себе этого простить не сумею.

Раз, два, три, четыре, разворот — позвонить ей, что ли? Я бросила взгляд на сундук, куда вернула магическое зеркало.

Или иначе попробовать?..

Я замерла.

Нить свершенного колдовства нащупалась легко, далась в руки, признавая за мной силу и право, и будто ласкаясь к хозяйке. А потянуться вдоль нее волей оказалось и вовсе проще простого — потянуться, чтобы ощутить, что там, на том конце чар больше нет петли, спеленавшей злобного молодца, и не оборвана она смертью богатырской, а расплетина аккуратно, бережно, умелой рукой.

И не нить это больше, а лишь след ее.

Облегченно выдохнула: всё с Алешей в порядке — жив, цел, человекообразен и от меня далеко. Вот и славно, вот и ладно!

Хм… А с детьми так получится? Я им силу отдавала!

Нащупала, потянулась. В том ли дело, что колдовала я не здесь, а в семи верстах отсюда в Черемшах, в другом чем-то — след поднялся тяжелее и был едва ощутим. Впрочем, главное он все же показал: живы, все пятеро. А что слабы, так другого и не ожидалось.

Снова тронулась с места: раз, два, три, четыре. Разворот — принесла же его нелегкая!

Вколыхнувшуюся было злость задавила. Усилием воли, безжалостно: каждый отвечает за себя. Вот и Алеша отвечать за сделанное мной не может — сама дура.

А что у меня до сих пор горит всё бежать доказывать, что я в виду дурного не имела и зла ни одному из братьев не желала — так кого это волнует? Уж точно не Илью, которого я носом ткнула в его положение при мне, в то, что он целиком в моей власти.

Раз, два, три, четыре.

…и в то, что у меня совести — не больше, чем у Мирославы. Достойная преемница.

Разворот.

Не выучена, правда, ничему, земли свои и людей на них от чужака защитить не может, зато с союзниками собачится уже как полноценная ведьма!

Раз, два, три, четыре — разворот.

Интересно, как там пленник? Поставленный на стражу череп службу нес бдительно, и попытайся Иван покинуть свое узилище, дал бы знать незамедлительно — но в баню заглянуть не мог. Впрочем, пусть его, завтра с этим разбираться буду.

Завтра выяснять буду, и как в Урочище мое попал — не пешком же, и что на месте преступления делал, и как связан с тем, кто на детей болезнь наслал — потому что это сделал точно не он. Не его силы след возле Черемшей остался.

А вот кто там наследил — нужно искать.

Надеюсь, дети доживут до этого момента.

Но искать нужно — чувствую, завтра с утра следует ждать вестей о новых заболевших.

Раз, два, три, четыре — разворот.

Вот чего он в избу не идет, а? Знает ведь наверху и до утра вниз не спущусь — чем я ему нормально ночевать помешала?

Жгучее желание найти богатыря и попросить у него прощения подавила тоже. Потому что… потому что примерно представляла, что он мне ответит.

Я обязательно извинюсь. Но потом, когда подберу хоть какие-то внятные слова, когда будет хоть чуть-чуть более подходящий момент. И когда он будет хоть немного согласен меня услышать.

Раз, два, три, четыре — разворот.

Раз, два, три, четыре…

Огонек выпил через фитиль заправленный в светильник топленый жир п потух, и, оставшись в темноте, я смирилась с тем, что метаниями ссоре не поможешь, и рухнула на постель.