Я взглянула на Ивана искоса — и промолчала. Ну-ну. Если я права… Вернее, если прав сам Иван, в той части, где говорил, что Василиса действительно была “парням головы кружить горазда”, то его утверждение о том, что она о чувствах своего друга-приятеля знать не знала, видится мне очень сомнительным.

Но это, во-первых, не мое дело, а во-вторых — за давностью лет недоказуемо.

— Не сказать, чтобы я так уж тосковал: других дел изрядно было. Жил себе да радовался — только вот семьей так и не обзавелся: всё как-то недосуг было, да и не глянулся никто так, чтобы к сердцу прикипела. У Василисы же, между тем, семейная жизнь тоже не задалась, и от мужа она воротилась к матушке. Что?

Это он не сам по себе запнулся, это он на мое удивление затылком среагировал.

— А у вас разве разводы есть? — осторожно уточнила я.

— Что?..

— Ну, разводы. Когда муж с женой развязывают узы брака!

Иван усмехнулся, повертел в пальцах травинку:

— Нет, у обычных людей нет. Но ведьму разве ж кто удержит?

— Воротиться-то воротилась, но вот ведь какое дело: уживаться им вместе тяжко стало. Василисе и до замужества под матушкиной рукой невмоготу оставаться было, да только тогда тетка Варвара к дочернему девичьему норову снисходительна была. А как кончилось девичество — так и снисхождение у Варвары кончилось. Двум вошедшим в силу ведьмам рядом не ужиться. Душно. А допрежь всего — место в княжьих палатах только одной было, и уступать его тетка Варвара не собиралась… Ты не думай, Премудрая, это не я такой умный да приметливый — Василиса сама мне всё рассказала, когда помощи просить стала. Ну… почти всё. Рассказала, и попросила помочь ей в Урочище ведьмовском осесть. Я тогда, было дело, подумал, что уходит она оттого, что матушке вредить не хочет. А ждать… ведьмы живут долго и стареют медленно — тебе ли, Премудрая, не знать.

Ну, вообще-то, как раз мне — и не знать, чего уж там, будем честны. Я о таких вещах не только не знала, но и вообще не задумывалась. Хотя, если уж на то пошло, была бы весьма рада привезти в свой мир подобный сувенир — так сказать, на долгую добрую память.

— И ты согласился помочь бывшей зазнобе.

Потому что, по всему выходит — не такая уж она и бывшая.

— И я согласился, — невесело подтвердил Иван, боярский сын. — Зазорным не посчитал. Дело благое: и наставнице бывшей удружить, не допустить раздора промеж нею и дочерью ее, и князю сослужить две службы разом. В первую голову, от ведовской распри стольный град уберечь, а в другой черед — посадить в одном из Урочищ благосклонную к княжеству ведьму. И всем хорошо выйдет…

— Угу, — поддакнула я.

Из чистой вредности.

Потому что резоны Ивана, на самом деле, были мне вполне понятны: отвести магическую бомбу от родного стольного града в глушь подальше, услужить князю — а там, глядишь, и возлюбленная наконец-то разглядит и оценит, какое ей золото досталось.

И правда — всем хорошо!

Кроме меня.

Но кого в этих раскладах волновала бы я?

— Василиса собиралась долго, а потом вдруг заспешила, так что в один день поднялись мы с ней на крыло, да в Темнолесье и подались. Я думал, на заставе княжеской постоем встанем, ан нет: сыскалась у Василисы то ли подруга, то ли знакомая на лесной заимке, что как раз промеж двух урочищ угнездилась. Там она приюта и попросила.

Он помолчал. Хмурился, сапоги свои красные, нарядные разглядывал.

А я думала о том, как у него легко прозвучала фраза про “поднялись на крыло”. А ведь колдун он, по всему выходит, не из самых сильных. И магичит только на своей личной силе: нет за ним Урочища, которое бы силу в него вливало.

— Я-то всё ждал, что Василиса Премудрой нынешней вызов бросит… А как сойдутся они в сшибке, так и я подруге своей подсоблю. Тем более, что у той помощник тоже имелся — да только в чародействе не сведущ и поддержать свою хозяйку смог бы разве что оружием. Словом — не мне, удальцу да умельцу, чета! — с невеселым сарказмом продолжил Иван.

И только потому я удержалась и не сообщила гостю дорогому, что Илья бы его на одну руку положил, другой прихлопнул.

И правильно сделала, что удержалась. Пусть потом, если что, сюрприз Ване будет!

Хотя ему, кажется, сюрпризов и так хватило — судя по тому, что рассказывал он всё больше через силу:

— Только вот Василиса всё тянула да откладывала… И я в толк взять не мог, отчего да почему? Ведь чем дальше, тем полнее принимало Премудрое урочище новую хозяйку. А Василиса только отговаривалась на все вопросы: не время. Рано, мол!

Мне, пожалуй, нравился этот допрос: сиди себе с умным лицом, а задержанный сам пришел, сам о преступных планах сообщил, о мотивах отчитался. Больше всего мне, конечно, нравилось то, что не пришлось мне к нему применять всякие методы воздействия, о которых я только в книжках дома читала и в кино про плохих парней видела, и совсем не факт, что сумела бы применить эту увлекательную теорию на не аппетитной практике. А еще хорошо было бы, если бы он еще и меру пресечения сам себе избрал — и сам же за ее исполнением проследил.

Потому что по этому поводу у меня с идеями тоже не густо.

Впрочем, наказание — дело будущее, а у меня пока допрос не закончился. Вот и не будем перепрыгивать через этапы.

— Тетка Варвара, когда в учение меня брала, отцу сразу сказала, открыто, что чужую кровь вровень со своей обучать не станет. Впрочем, отцу и того достаточно было, что сын его терем родительский по бревнышку не раскатит, большего он и не ждал. И Василиса, верно, про то крепко помнила. Да только чего она не знала — так это того, что князю Госмомыслу я не железом честным служил, а все больше по ведовской стезе. Я не татей с лиходеями по границам гонял, а охотился на колдунов да на ведьм, которым закон — не закон, да иную всякую пакость зловредную изводил… Вот и вышло, что стали у меня появляться… мысли да сомнения в моей голубе. И хоть гнал я их — ведь это ж Василиса, подруга моя старинная, она моей наставницы старой дочь, разве ж возможно о ней такое помыслить? — а все едино… Княжеская служба меня научила крепко. Выбрал я время, поднялся на крыло да и отправился разузнать, чем же моя зазноба в отлучках промышляет?

— Разузнал?

— Разузнал, — неохотно согласился он. — Я разменные чары не раз и не два видал, ошибиться даже если захочу — не сумею…

— Разменные? — Вот бог знает от чего, а я от этого слова меня морозом по спине пробрало.

Иван обернулся, настороженно сверкнул глазищами голубыми:

— Ты же, Премудрая, сама их видела, коль уж меня на следе взяла.

— Не твоего, Ваня, ума дела, что я там видела, — ласково оборвала я Ивана. — Ты, будь добр, отвечай, когда тебя спрашивают! А спрашиваю я тебя о том, что ты видел, а не я. А то я ведь ведьма молодая, неопытная…

Иван в ответ сердечную эту просьбу только взгляд на меня метнул напряженный. И на краткий миг словно облезла с него вся его сусальная красота, а проглянул из-под нее нормальный мужик, тертый да бывалый.

Улыбнулась я этому мужику радушно — да чуть и нажала силой.

Чисто для профилактики. Чтоб дурить не вздумал.

И на всякий случай перепроверила, надежно ли перекрыт ему доступ к силе, не нашлось ли со вчерашнего дня обходных путей?

Надежно. Не нашлось.

Хорошо.

А то он мне сейчас, конечно, ни единым словом не соврал, это я уже хорошо различать научилась. Вот только то, что он говорит правду — вовсе не означает, что он говорит мне всю правду. Мало ли, какие нюансы Ваня мог оставить за рамками своего чистосердечного признания?

Не хотелось бы, чтобы эти нюансы свалились на меня в виде ножа в спину…

Иван — боярский сын плечами повел и намёк мой понял правильно. Заговорил:

— Там, на поляне у твоей деревни, где ты меня, Премудрая, пленила, видел я след разменных чар. Чары эти будут из жертвы жизнь тянуть, а Василисе от того сил прибывать будет.

— А что, Иван, сложно ли заметить разменные чары, а заметив, понять, что это они и есть?